– Значит, я у вас буду в роли живца, – Виктор невесело усмехнулся.

– Мне не хотелось бы употреблять подобный термин. Донор – существо, сознательно идущее на риск во благо окружающих. И кстати, вы можете еще отказаться, – последнюю фразу Борхес произнес с медлительной осторожностью. – В конце концов, мы придерживаемся принципа добровольности, и если вы передумали, еще не поздно переменить решение.

– Поздно, мистер Борхес. Уже поздно… – Виктор задумчиво посмотрел на правый мизинец, отягощенный массивным кольцом. – Как видите, меня успели оснастить всеми необходимыми аксессуарами – даже капли для глаз выдали, очки с обыкновенными стеклами: объяснили, что будет обязательное воспаление конъюнктивы. Спасибо, конечно, но причем тут мои глаза?

– Дело не в глазах, а в пыли и мошкаре, Вилли. Пора бы уже привыкнуть к мысли, что все это скоро станет вашей исключительной прерогативой. Как и случайный мусор с небес, задиристые пьянчужки, некачественные хот-доги.

– Вот как?.. Значит, я вооружен на все случаи жизни? Индивидуальный датчик, ботинки скалолаза, рация и прочая чепуха…

– Эта так называемая «чепуха» в самом скором времени может оказаться для вас крайне полезной! – вновь водрузив очки на нос, доктор закинул ногу на ногу, руками обхватил колено. – Вам, Вилли, следует уяснить одно: вы участвуете не в каком-нибудь театрализованном шоу, здесь все всерьез. И дело, к которому вы подключаетесь, безусловно привлечет к себе в ближайшие годы внимание десятков и сотен политических деятелей. Я говорю о крупнейших фигурах – о президентах и действующих монархах. Вполне возможно, уже в этом десятилетии наша программа станет проектом номер один для всего мира. Мы расширим деятельность организации, наводнив донорами все города и все страны. Появятся школы доноров и профсоюзы доноров, мы создадим донорские движения и донорские банки. Специальные институты станут разрабатывать волонтерский реквизит – повышенной прочности амуницию и экзоскелеты, энергетические тоники и средства защиты всех степеней. Мы наконец-то сдвинем с мертвой точки все то, что сегодня именует борьбой с преступностью. Мы не будем с ней бороться, мы попросту объявим ей шах и мат. Да, да! Именно так все и будет. Работа полиции сведется к простейшему администрированию и абсолютному минимуму!

Говоря все это, Мэрвил Борхес не сдержал довольной улыбки. Хмурая физиономия Виктора нимало его не смущала. Судя по всему, ученый действительно верил в то, что говорил.

– Что ж… – Виктор оперся о рукояти кресла, медленно поднялся. – Звучит ошеломляюще, хотя… Очень уж все просто.

– Это вам только кажется! – Борхес по-детски покачал ногой. – Вы послушали двух человек, и только-то, но за нашими словами стоят годы напряженного труда. Так что ничего простого здесь нет, да и вам в скором времени придется тоже непросто.

– Спасибо, что предупредили.

– Всегда пожалуйста! Кстати, вы напрасно встали. Дельта-квантование проходит именно здесь. Окружающий нас стеклопластик – не что иное, как защита обслуживающего персонала от дельта излучения.

– Вот как? – Виктор вновь опустился в кресло. Борхес же напротив, поднялся.

– Минуточку терпения. Следует обговорить кое-какие детали с Руппертом. И если нет никаких возражений, то, полагаю, можно приступать к финальной фазе.

Некоторое время Виктор молчал, осмысливая услышанное.

– Или вы еще не готовы?

Виктор неопределенно качнул плечом.

– Как долго это все происходит? Я про облучение…

– Совсем быстро. Секунд тридцать-сорок, не больше. Процедура совершенно безболезненная, так что беспокоиться нет оснований.

– Я понимаю, – Виктор с иронией кивнул. – Процедура безболезненная на первых порах, а на вторых – как уж получится…

– Ну, это уже во многом будет зависеть от вас.

– Буду на это надеяться, док…

Но доктор его уже не слушал. Прозрачный колпак поднялся и плавно опустился. Мэрвил Борхес оказался снаружи, Виктор же остался на жертвенном пятачке один. Ловушка, таким образом, захлопнулась.

***

Коренастый инструктор с дубинкой в полусогнутой руке шел чуть впереди. Следом за Виктором шагал Таппи – один из тех ребят, что брал его пару дней назад в гостинице. Надо признать, они не слишком его здесь задерживали. Отчасти Виктор был даже разочарован. Он ждал инструкций, может быть, даже какого-то курса специальных тренировок, но ничего подобного не случилось. Доноров выпроваживали на улицу, едва умыв-накормив, в двух словах разъяснив им суть дела. В этом плане ему даже повезло: тот же Таппи поведал Виктору, что с обычными волонтерами ни Борхес, ни тем более – Дик Рупперт как правило не общаются. Исключение сделали только для него – видимо, как для первого донора из России. Вот так, не больше и не меньше! И вроде бы не на что было обижаться, но все равно – некий осадочек у Виктора остался. Никто не носился с ним, как с писаной торбой, не вешал на грудь прощальных иконок, оберегов и амулетов, не хлопал трепетно по плечу, не жал руку. Все было вежливо, сухо и делово. Очень походило на то, что донорская служба у них поставлена на конвейер, и тот же инструктор монотонным голосом напутствовал шагающего рядом донора последними наставлениями:

– Одежду и ботинки рекомендуем не снимать. Куртка и брюки из особого кевларового волокна. На груди и животе – несколько керамических пластин, но очень-то не обольщайся. От ножа спасут, от пуль – вряд ли. То же самое со шляпой. Под внешним фетром – та же керамика. Практически – каска…

– То-то она такая тяжеленная!

– Лучше будет потерпеть эту тяжесть. Может выручить от множества мелких и больших неприятностей.

– Ага, вроде того кирпича, что падает на голову.

– В том числе и от него.

– А от чего не выручит? – Виктор нервничал, и оттого чувствовал, что становится болтливым. Язык работал сам по себе, не спрашивая разрешения. В эту минуту он просто не способен был сдерживаться.

Инструктор скосил на него равнодушный взгляд и, игнорируя вопрос, тем же монотонным голосом продолжил:

– Датчик с мизинца снимать тоже не рекомендуется. Без него мы не сможем следить за твоим передвижением. Рацией пользуйся лишь в крайнем случае. Частоты могут прослушиваться случайными радиолюбителями. Таких в последнее время развелось сверх головы. По той же причине запрещаются переговоры в эфире открытым текстом. С основными кодовыми словами тебя ознакомили?

– Вроде да. Хотя не очень понимаю, зачем все эти шифры.

Пробормотав невнятное, инструктор зло взмахнул дубинкой, задев стену. Крупная голубая искра звонко треснула на металлических рожках резинового оружия.

– Славная вещица! – оценил Виктор. – А мне почему такую не выдали?

Сопровождающий вновь пропустил его слова мимо ушей. Судя по всему, игра в вежливость закончилась, и Виктор начинал понемногу закипать.

– Я, кажется, задал вопрос! Не слышал, сержант? Почему мне не выдали никакого оружия? Рупперт мне много чего обещал.

– Вооружение доноров запрещено инструкцией. Мы руководствуемся статьями закона и не намерены разжигать стрельбу на городских улицах.

– А если будут стрелять в меня?

– За это тебе и платят, приятель. Кроме того, есть рация. Приспичит, выходи в эфир. Глядишь, кто-нибудь да откликнется.

Инструктор задержался перед массивной, выходящей на улицу дверью. Лязгая тяжелыми замками, вновь покосился на Виктора. Губы его искривились в усмешке.

– Ну, что? Удачи тебе, донор! – крепкая рука хлопнула Виктора по спине – практически выталкивала наружу. Готовый увидеть ту же ехидную улыбочку, Виктор обернулся к Таппи. Но нет, этот парень глядел на него иначе – даже вроде как сочувствовал. Прежде чем шагнуть за порог, Виктор благодарно ему кивнул.

Теплый ветер овевал лицо новоиспеченного донора. Окрашиваясь в малиновые тона, солнце неторопливо уползало за крыши. Виктор взглянул на часы. Десятый… – и всего ничего до полуночи. Инструктор говорил, что утро и день проходят относительно терпимо. Главные донорские злоключения начинаются с приближением ночного времени. Что ж, великолепно! Его выпустили под самый занавес! Даже не дали времени освоиться…