Литмир - Электронная Библиотека

Рация вновь забубнила, в голосе объяснявшегося с патрульной машиной сквозило очевидное раздражение. Продолжая прислушиваться и по мимике товарища догадываясь о смысле произносимого, второй полицейский вновь чертыхнулся.

– Чего им еще надо? Пусть сами приезжают и разбираются! В конце концов, это их подопечный!..

Когда с переговорами было покончено, патрульный расслабленно откинулся на спинку сидения, через распахнутую дверцу свесил левую ногу наружу.

– Ну? – окликнул его коллега. – Что сказали?

– Сказали – сидеть, ждать и курить.

– А еще – чего?

– Еще не дергаться и не проявлять инициативы. Подъедет группа Малькольма, заберет тело. Все как всегда…

– Всегда так не было. Теперь их догоняют быстрее… – полицейский шагнул от лежащего тела, запрокинув голову, вновь обратил взор к фонарю. Со злостью процедил: – А все из-за того, что бедолагу не научили как следует стрелять.

– Брось, ему бы это не помогло.

– Как знать, как знать… – подняв револьвер, полицейский неспешно прицелился и выстрелил. Фонарь брызнул осколками. Джип с напарником, тело жертвы – все погрузилось во мглу…

Глава 1

Десять лет в одном классе, за одной партой – это внушает надежды. Так, по крайней мере, ему казалось еще десяток минут назад. Действительность убедила Виктора Пицеренко в обратном. Впрочем, не Виктора уже, а Вилли, в коего превратила его чертова эмиграция. Неизвестно, чего ждал он от этого звонка, но с ужасом Виктор-Вилли вдруг понял, что не в состоянии больше слушать одноклассника. Все эти округло-безличные «ладненько» и «ясненько», прилетающие с того конца провода, не просто раздражали, а вздымали в душе мутное бешенство. Разговору не суждено было стать спасительной соломинкой, напротив, – Виктор еще больше утвердился в правильности выбранного решения. И даже не в правильности, а в некой роковой закономерности. Поскольку все вокруг было перепачкано и перечеркнуто. Все до последней мелочи. Своей очевидной неправильностью поражали мир, эпоха и вся вселенная. Мозг, измученный безуспешным поиском того, что можно было считать правильным, прибег к последнему из оставшихся выходов.

Наивно было ожидать, что беседа с одноклассником поможет. В голосе, журчащем из трубки, сквозило все то же вежливое бездушие. Ешкин ты кот! Да какого рожна он вообще затеял этот разговор!..

Виктор нервно прикусил губу. К нему, столь рано познавшему прелести эмиграции, исколесившему половину Европы, испытывали в отечестве очень уж нездоровый интерес. Хуже всего – что даже самым близким людям передалось это шкодливое любопытство. А как же! – эмигрант, прошедший войну, плен, в итоге избравший местом поселения чужбину. Тут, кто хочешь, почешется. Здешние же новоиспеченные приятели термина «эмиграция» не понимали вовсе. Возможность раскатывать по планете измерялась наличием свободного времени и толщиной кошелька. Не более и не менее. Да и к войнам они относились куда спокойнее. Политические убеждения превращались в нечто осязаемое лишь с приближением к границам нефтяного Востока и той же непредсказуемой России.

А голос продолжал жужжать и жужжать в ухе. Непринужденно объяснив, что живет он «нормальненько», одноклассник переметнулся на тему торговли машинами и компьютерами, и в интонациях его тотчас промелькнули нотки заинтересованности. Виктор стиснул зубы. Это было чересчур! Открыть в друге детства, стопроцентном русском «Ванюшке», местного люмпена-капиталиста – до этого надо было специально додуматься! Не дослушав фразы, он положил трубку.

Вот так, друзья-товарищи-господа… Жизнь – это дружба и жизнь – это любовь, но ни с первым, ни со вторым у него не сложилось. От слова «вообще». Ни здесь, ни там, ни на перекрасившейся родине – в России. Мир с радостными хлюпами погружался в болото Тартара, а следовательно, и задерживаться в этом мире не имело особого смысла.

Виктор снова исчез. На потрепанном жизнью диване третьесортного гостиничного номера очутился мужчина по имени Вилли – с седыми, переходящими в неряшливые баки висками, с глубокими, прорезавшими лоб морщинами.

Вялым движением новообразовавшийся Вилли провел ладонью по подбородку. Колючая трехдневная щетина останется, видимо, навсегда. Заставить себя побриться перед намеченным у него просто не хватит сил. Да и кого заинтересует такое пустяковое обстоятельство, что тридцатилетний покойник выглядит на все сорок! Умирать можно в любом возрасте. Были бы, как говориться, под рукой петля и надежный крюк.

Тусклым взглядом он обвел комнату. Серая малометражная берлога, в которой довелось провести не одну тысячу унылых часов, так и останется его последним прибежищем. Тоненько журчала вода в ванной, за стеной страстно переругивалась латиноамериканская парочка. Все было до омерзения знакомо: дешевая гостиничная мебель, пожелтевшие, со следами потертостей обои. Кран в ванной протекал с самого въезда сюда, громкоголосые соседи с руганью просыпались, с руганью отходили ко сну. Даже зависший за окном дрон с россыпью миниатюрных телекамер не вызывал у него какого-либо интереса. Мир не просто погибал, он фиксировал свою агонию до последнего кадра, в максимальном пиксельном расширении. «Старший брат» привычно наблюдал за копошением младших собратьев, не забывая о вечных своих обязанностях – прикрикивать и подпинывать. Штрафовать за окурки, за внешний вид и прощать за убийства на вполне легитимных войнах – это также входило в его обязанности.

Нет уж, к черту! Лучше – петля и крюк…

Обитатель номера взглянул на простенькую пластмассовую люстру. Ее, конечно, придется снимать, иначе получится неловко – три серых запыленных плафона и под ними он – нелепое синелицее создание, показывающее миру вздувшийся язык. Без особых усилий Вилли попробовал представить себя стоящим на шатком стуле с обвившей шею веревкой. Попробовал, но не смог. А вот у Виктора это получилось без особых проблем. Прелестная картинка – даже в цвете и с присутствием не самых приятных запахов!.. Но что же дальше, дружок? Какие-нибудь мудрые мысли напоследок или небольшая проникновенная речь? Что же вы предпримите в свою последнюю минуту, сеньор? Что скажете такого, что следовало бы услышать безмятежным потомкам? Горькое признание, повествующее о том, что жизнь полна помоев, что хороших людей меньше, чем плохих, и что за долгие годы, можно сказать, десятилетия, он, Виктор Пицеренко, мужчина с высшим образованием, не урод и не лодырь, прошедший огонь, воду и медные трубы, так и не обзавелся ни одним мало-мальски приличным товарищем?

Впрочем… Вилли тут же вспомнил о Майкле. Микки или Майкл – звать можно было как угодно, в зависимости от настроения, был ему неплохим товарищем. Он скверно поступил, что забыл Майкла. Тот, в самом деле, очень по-доброму к нему относился. Викки и Микки образовывали в совокупности довольно симпатичный дуэт, в унисон роняющий слезу по временам «Beatles» и «Queen», неплохо исполняющий последнюю песнь «Варяга», «Yesterday» Пола Маккартни и даже гремуче-веселое «Взвейтесь кострами».

Да… Майкл, пожалуй, и впрямь огорчится, когда узнает о случившемся. И на похороны обязательно явится. Посочувствует ему и себе, потому что только с Вилли у него получались настоящие «рашен загуль». Эти самые «загуль» Микки чрезвычайно уважал, видя в них одно из таинств великой северной державы. К таинствам подобного рода он желал приобщаться примерно раз в месяц, и раз в месяц с германской пунктуальностью он заявлялся к Вилли с сумкой, набитой всевозможной закуской, а также с неизменной литровой бутылью виски. О своей очередной готовности к «загуль» он не забывал известить Вилли заранее. К подобным мероприятиям он готовился ответственно, чрезвычайно опасаясь возможных препятствий. По его мнению, секрет посвящения в таинство выходец из России знал доскональнейшим образом. Других русских знакомых у Майкла не водилось, и так уж получалось, что месяц от месяца дружба их крепла. «Без загуль ви такие же как ми, – вещал Майкл. – Скучни, жадни сухарь. Кретини и жалки идиёты…» Вспомнив изречение приятеля, Вилли невольно улыбнулся и тут же с досадой отметил, что Виктор в нем по-прежнему силен. И Виктор этот отчаянно не хотел умирать, цепляясь за любые несуразности, чтобы хоть как-то задержаться на этом далеко не белом свете. Снизойдя до собрата, Вилли великодушно предложил ему привести сколь-нибудь убедительные доводы в пользу продления жизни.

2
{"b":"27354","o":1}