– Нас стало слишком много, верно? – Виктор хмыкнул. – Да и живем мы слишком долго.

– Вы недалеки от истины, сегодняшние правители вынуждены учитывать и этот фактор. Эпидемии и войны, как вы понимаете, не лучший выход, а химические изменения пищи с хитрыми лекарствами и вакцинами дают слишком медленный и не всегда прогнозируемый результат. Поэтому поиск продолжается, и, открыв суть акспесных оболочек, мы соприкоснулись с более тонким и могущественным миром. – Борхес самодовольно откинулся на спинку кресла. – Мы стали работать с событийным потоком! Иначе говоря, нам удалось пустить судьбу по трубам, словно обычную воду. При этом все небесные рычаги в наших руках, понимаете? Только регулировать нам приходится не интенсивность холодной и горячей воды, а наши ежедневные сюрпризы. Людям стало подвластно управление температурой судьбы!

– Температурой судьбы?

– Да, термин, кстати, предложен моим покойным братом, Джозефом, – температура судьбы. Счастья и несчастья, беды и радости – все зависит от силовых свойств наших природных экранов. Там, где одним сходит с рук самое невероятное, другим не удаются даже элементарные пустяки, и мы недоумеваем, почему одним без конца везет, а другие напротив – не вылезают из своих затянувшихся черных полос.

– Значит… – Виктор нахмурился. – Вокруг каждого из нас есть своеобразный защитный панцирь?

– Панцирь, кокон, аура, тонкое тело – называйте как угодно, но эта субстанция, действительно, имеет место быть, и главное, что она работает! Ну, а статистическая событийность подобна вездесущим вирусам. Она равнодушна и беспощадна – и без промедления разит ударами в малейшие трещинки на наших экранах, распознавая уязвимые места, выявляя лакуны. Чем больше мы пасуем, куксимся и теряемся, тем хрупче становится защитная оболочка, тем безжалостнее хлещут по ней океанические волны. Иначе говоря, это часть нашего природного иммунитета. Мы сопротивляемся не только вирусам и бактериям, но и ежедневно воюем с мировой событийностью.

Подушечки пальцев Борхеса мягко сомкнулись друг с другом. Чуть позже сошлись и ладони. Доктор напоминал изготовившегося к молитве монаха.

– Бывало у вас так, что вы вставали не с той ноги? Наверняка, бывало. И день не задавался с самого утра: дурное настроение, предчувствие неудачи… На перекрестках при вашем приближении вместо зеленого включался красный, встречные девушки кривили рты, со стола падали вилки-ложки, а ваш локоть то и дело попадал в тарелку с салатом…

Виктор криво улыбнулся.

– Знаю, что такое случается периодически у всех. День невезения, который также связан с нашим физическим недомоганием. А точнее – с ухудшением свойств акспесной оболочки. Даже если вы купите в такой день беспроигрышный лотерейный билет, вы стопроцентно проиграете. А не проиграете, так потеряете искомый билет или у вас его украдут. Попробуете в такой день разложить карты или выкинуть кости, и у вас также получится худший из возможных раскладов. И во всем будут виноваты они – ваши защитные экраны.

– Но почему их свойства могут ухудшаться?

– Господи, какая разница? Можно назвать сотни причин: скажем, не получилось как следует выспаться, накануне выпили лишку или ночью вас укусил инфицированный клоп – мало ли что! Значительно важнее для вас понимать: в этот день, за какое бы дело вы ни взялись, скорее всего, ничего путного не получится, и вы сядете в лужу. Захотите сыграть в азартную игру, непременно проиграете, попытаетесь доказать что-либо начальству, оно пошлет вас подальше, возьметесь за новый проект, и он у вас сорвется. Казалось бы, все безнадежно и мы целиком подчинены судьбе, но это не совсем так. Как выяснилось, событийные флуктуации можно взнуздать, и именно это мы сейчас делаем.

– Звучит фантастично.

– Звучало! – Борхес с важностью поднял палец. – Но сегодня это уже не фантастика, поскольку наша аппаратура реальна – и она работает, а эксперимент с донорами проводится уже на протяжении нескольких лет! Массированным облучением мы, Вилли, разрушаем экраны наших волонтеров. Да, да! Дробим его в куски и заставляем рассеиваться. Если можно так выразиться, человек выходит отсюда абсолютно обнаженным перед житейскими бурями. А далее действует та самая статистика, о которой говорил вам Рупперт. Среди тысяч невидимых кандидатов вы становитесь жертвой номер один, поскольку светитесь самой яркой и вызывающей расцветкой. Мы отпускаем вас в ночь, предварительно окатив люминесцентной жидкостью, и событийность обрушивается на вас, временно оставив город в покое.

– Рупперт толковал о недельном сроке!

– Правильно, это оговаривается специальной строкой в контракте. Но уточню: это не мы так хотим, это – природа. Именно такой срок необходим для восстановления вашего естественного защитного покрова.

– Значит, экран действительно способен восстанавливаться?

– Разумеется! Не думаете же вы, что мы выпускаем отсюда калек, обреченных на бедствия в течение всей жизни? По счастью, природа и здесь работает нашим адвокатом и лекарем. Порежьте себе палец, и через тройку дней рана затянется, нечто подобное мы наблюдаем и тут. В среднем через шесть-восемь дней – человеческий экран в общем и целом восстанавливает свои защитные свойства. Таким образом, фактор риска нормализуется, вероятностные составляющие возвращаются в привычные рамки, а стало быть, и вы вновь обретаете возможность вернуться к нормальной жизни.

– Кажется, понимаю… Я выбываю из игры, а меня подменяет следующий донор?

– Совершенно верно. Сменяя друг друга, вереницы спасателей подставляют себя под событийный водопад. Тем самым мы даем возможность мирным гражданам жить более спокойной и размеренной жизнью.

На какое-то время они замолчали.

– Вы хотите знать что-то еще? – поинтересовался Борхес.

– Да! То есть… – Виктор сглотнул образовавшийся в горле ком. – Если правда все то, о чем вы тут рассказали…

– О! Это абсолютная правда, и в этом вам придется убедиться очень скоро, – Борхес пожевал губами. – Обманывать вас не входит в мои намерения.

– Да, не спорю. Но у меня остался еще один вопрос, – Виктор озабоченно потер лоб. – Если существует некий событийный океан, хотя я с трудом представляю себе, что он собой представляет, то это ведь страшно. Получается, что на рубеже двадцать первого века человек, в самом деле, обретает возможность управлять потоком событийности, а значит, овладевает совершенно новым оружием. Непредсказуемым и способным наносить урон огромному количеству людей…

Борхес вновь его перебил:

– Вы не правы. Речь идет как раз не об оружии, а о чем-то совершенно противоположном. Мы рассматриваем наше уникальное открытие исключительно как средство повышения общественной безопасности. Предельно демократичное – безо всякого социального расслоения, без деления на бедных и богатых, на черных и белых. И замечу, если это и можно именовать управлением, то довольно пассивным. Мы не отменяем судьбу, мы лишь ограничиваем отдельные ее проявления.

– И тем не менее! Вы уже переступили черту, за которой происходит круговорот судеб. То, что казалось неразрешимой загадкой, внезапно приоткрылось… – Виктор никак не мог сформулировать напугавшую его мысль. – Я хотел спросить: неужели вы верите, что подобным образом можно действительно излечить планету от зла?

Мэрвил Борхес путанным мальчишечьим движением снял очки, принялся протирать их платком.

– Это не вопрос веры, дорогой мой. Я ученый. А ученые – это слепцы, семенящие по дорожкам, указываемым жизнью. Кроме того, лечение нередко начинают не будучи уверенными в том, что используемые методики и лекарства окажутся эффективными. Однако лечение необходимо, поскольку проблемы налицо. Что-то надо делать – и мы делаем. Ну, а со временем все устаканится и займет свои законные места. Появится должная статистика, да и наука сумеет одолеть очередные несколько ступенек. Ну, а пока мы работаем, и смею вас заверить, что результаты нашей работы несомненны. Об этом говорят многочисленные сводки, поступающие из полицейских участков. Кражи, ограбления, просто несчастные случаи – все летит вниз, едва мы выпускаем на улицы очередного донора. Это факт, с которым уже не поспоришь.