— Хватит! — грубо оборвал он. — Я не хочу слушать болтовню. Ты достаточно отдыхала.

Она кротко повиновалась. Впряглась в веревку и потащила носилки по траве. Теперь они двигались легче, но все-таки это была очень тяжелая работа. Грейс шла и шла, продолжая тянуть носилки. Лес становился все ближе…

И наконец Грейс вступила в сень первых деревьев. Она тяжело опустилась на землю. У нее в груди что-то хрипело и клокотало. Он видел, что у нее нет больше сил, но ничего не сказал. Он подозрительно смотрел на лес и как будто чего-то ждал. Какое-то непонятное ощущение в желудке, резь в глазах и боль в голове беспокоили Эллиса. Дрожь пробирала его до костей. Он подумал о девушке, которая надрывается ради него. Дрожащими руками достал сигарету и закурил. Когда вдохнул дым, деревья и небо поплыли перед глазами. Он продолжал курить, не беспокоясь о том, что во рту у него сухо и горько. Грейс снова встала. Она пошла в лес, но Эллиса уже не интересовало, что она собирается делать. Он закрыл глаза.

Казалось, ее не было очень долго, но когда она вернулась, то мягко толкнула его. Он слышал, что она что-то говорит, но ничего не мог понять.

— Я болен, — пробормотал он. — У меня высокая температура. Не думай обо мне. Ты сделала все, что могла.

Он почувствовал ее холодную руку на лбу.

— Если ты позовешь врача, — сказал он, — мы оба погибнем. Ты понимаешь? Спасай себя. Мне лучше умереть, чем быть пойманным.

— Ты не умрешь, — голос ее звучал глухо, как в туннеле. — Я не позволю тебе умереть.

«…Ты сделала все, что могла», — сказал Эллис, и Грейс поняла, что он доверился ей без колебаний. В Эллисе было что-то такое, что производило на нее сильное впечатление. Она знала, что он не обычный человек, несмотря на безденежность, поношенную одежду и злобу. Его жестокость она считала нормальной и относилась к ней, как к обычной властности, которую считала непременным условием принадлежности к правящему классу; и это наполняло ее благоговением. Его обмороки, страх перед болью, беспомощность — вызывали в ней жалость. Теперь она считала себя не вправе бросить его. Она сказала, что находится у него в долгу: он помог ей, и она поможет ему.

Грейс знала, что Эллис не проявит к ней благодарности, что у них разное положение, но ее это не касалось. Она и не ожидала ничего другого. Ее часто осыпали бранью. Как это ни горько, но все это из-за прошлого — решила она. С тех пор, как она себя помнила, она была нежеланной. Ее мать Люси вышла замуж в 17 лет за человека, который был старше ее на 20 лет. К тому же он имел дикий и необузданный нрав. Люси была привлекательной, но без особой морали, и питала слабость к мужчинам.

Люси вышла замуж за Кларка Джорджа, сурового, ограниченного сигнального мастера с железной дороги, когда обнаружила, что беременна. Отцом будущего ребенка мог быть любой из дюжины парией, с которыми она жила. Она надеялась, что Кларк поверит, будто ребенок от него, но тот не был простаком. Он предоставил кров ребенку, но вел себя так, что Люси ни на минуту не забывала, что она «падшая женщина». И Люси едва могла выносить девочку. Грейс росла одиноким и несчастным существом.

Через десять лет, когда Люси надоели постоянные обвинения Кларка, она сбежала с начинающим букмекером. Взбешенный Кларк перенес всю свою ненависть на девочку. Грейс боялась его, как огня, так как Кларк регулярно лупил ее широким ремнем за грехи матери.

Шестнадцати лет Грейс стала работать машинисткой в небольшой типографии возле дома. Хотя порки и прекратились, ужас перед приемным отцом остался. Она всего боялась: поздно вернуться домой, дружить с мальчиками, даже с девочками…

В 18 лет она получала уже два фунта в неделю, но тут началась война, и она потеряла работу. Не спрашивая мнения родителя, она поступила в женский вспомогательный батальон ВВС. Достаточно странно, однако, но этот ее независимый шаг понравился Кларку, который был членом гражданской самообороны и считал ее поступок проявлением патриотизма. Внезапно он начал гордиться дочерью, и Грейс, страстно желавшая добра, забыла о прошлых обидах и страхах. Когда она приходила домой в увольнение, Кларк всюду водил ее с собой по друзьям и с гордостью показывал свою дочь в военной форме.

— Вылитый отец, — говорил он ей на ухо с усмешкой. — Отличная девочка! — говорил он друзьям. — Я горжусь ею.

Потом совершенно неожиданно у Кларка случился приступ, и врач серьезно предупредил его, что следующий приступ может оказаться роковым. Это заключение потрясло Кларка, и он заразился страхом. Он послал Грейс длинное истерическое письмо, призывая ее домой. Она получила семидневный отпуск и нашла отца в постели, боявшегося даже дышать. У Грейс оказался врожденный дар сиделки, и она окружила отца заботой и уютом. Она убирала дом, готовила, стирала и даже умудрялась сводить концы с концами на его нищенское жалованье. В конце этих семи дней Кларк и слушать не хотел о том, чтобы она вернулась к месту службы. Он так ловко спрятал Грейс в доме, что военная полиция так и не смогла найти ее. Ситуация ужаснула Грейс, но когда она захотела удрать от отца, тот, забыв о болезни, вспомнил старое и схватился за свой широкий ремень. Не имея возможности выйти на улицу или даже выглянуть в окно, Грейс провела три долгие и мучительные недели с отцом, который заставлял ее делать буквально все, а сам даже пальцем не шевельнул, чтобы ей помочь. Однажды ночью во время воздушного налета в дом угодила бомба и, на месте прикончив Кларка, вышвырнула Грейс на улицу с лопнувшими барабанными перепонками. Она попала в больницу, и недружелюбный мир, окружавший ее 19 лет, окутал ее непроницаемой тишиной.

Грейс попала в школу, где ее научили читать по губам; пока власти пытались узнать ее имя и прошлое, она притворялась потерявшей память. Как только она научилась достаточно хорошо понимать по губам, она удрала из госпиталя, боясь разоблачения.

Голод вынудил ее совершить кражу. Ее арестовали, но потерпевший пожалел девушку. Однако, не дожидаясь решения своей участи, она снова сбежала, и снова голод заставил ее совершить кражу. На этот раз Грейс посадили.

Надежда на помощь «Общества глухих и немых» оказалась несостоятельной, и если бы не помощь Эллиса, она снова оказалась бы за решеткой.

Грейс не размышляла о будущем. Эллис был беспомощен и почти без сознания. Она почувствовала ответственность за его судьбу. Необходимо было найти убежище, где их не обнаружит полиция. Она провела рукой по лицу Эллиса. Кожа была сухой и горячей, и Эллис что-то бормотал.

Она осторожно пошарила у него в кармане, надеясь найти что-то, что позволило бы узнать, кто он. Грейс узнала, что его зовут Дэвид Эллис и что он живет на Рассел-Коурт-Мьюз. Кроме удостоверения личности, в карманах ничего не было. Только в карманах брюк девять шиллингов и шесть пенсов. Все было мокрое. Она встала и нахмурилась. У Эллиса намечалось воспаление легких. Надо было сменить на нем все; хотя она тоже мокрая, но ей-то болеть никак нельзя. Она решила вернуться в клуб и поискать что-либо для них. Она с трудом втащила носилки подальше в лес и привязала носовой платок к дереву, чтобы легче было найти это место на обратном пути. Потом взяла Эллиса за руку.

— Я пойду опять к клубу, — сказала она. — Я ненадолго. — Она не знала, понял ли он ее, так как у него был отсутствующий взгляд.

— Лучше умереть, чем быть найденным, — пробормотал он. — Не приводи врача.

— Вы не умрете, — снова повторила Грейс.

Она достала его часы. Без четверти восемь. Надо было торопиться, чтобы успеть до девяти.

«Гольф — игра богатых, — думала девушка, — а богатые не встают так рано».

Все время она оглядывалась назад и посматривала по сторонам. Прошла через главный вход и сразу направилась в дамскую комнату, которая находилась в дальнем конце коридора. Грейс с любопытством огляделась. Комната была небольшая и темная. На стенах — шкафы под замками и ряд ванн в центре. Девушка закрыла за собой дверь. В зеркале над ванной увидела свое отражение и ужаснулась. Грязное лицо, спутанные волосы… Она быстро разделась и влезла в ванну. Вода была холодной, но приятно освежала. Потом Грейс докрасна растерлась полотенцем, расчесала волосы и почувствовала себя намного лучше. Это был торопливый туалет, но у нее не было времени. Ей захотелось чаю, и она побежала на кухню, где поставила на огонь чайник.