Тяжелый, неповоротливый, неуклюжий, он стоял у костра, хлопая руками себя по бокам, чтобы согреться.

— Слышь, кум, — сказал Богаченко, обращаясь к Юлдашу. — В прошлом году я в разъезде был, так вот где холод. Сквозь тулуп как дунет — насквозь. В декабре ездили, градусов сорок было. Да чего уж там — хлеб клинком рубили.

Джаксалы и старик подошли к другой стороне костра и дружелюбно ухмылялись. Они расправляли затекшие пальцы, оттирали их снегом, потом уселись на корточки к огню.

— Вот они всегда так, — сказал маленький пограничник. — Непременно садятся.

Он не успел договорить. Джаксалы сбросил чапан и одним прыжком ринулся на Юлдаша. Маленький пограничник нагнулся к винтовке, но старик обхватил его вокруг туловища и прижал руки. Гигант Юлдаш, закутанный в тулуп, сразу свалился в снег. Он не выпустил Джаксалы, и оба, барахтаясь, провалились в сугроб. Юлдаш закричал и с воловьей силой сбросил с себя Джаксалы. Контрабандист выхватил у него из ножен шашку. Пограничник хотел вскинуть винтовку, но контрабандист приблизился вплотную. Тогда, бросив ружье, Юлдаш закрыл голову полой тулупа и обхватил Джаксалы, чтобы не дать ему размахнуться.

— Рубит, рубит! — кричал Юлдаш. Но Богаченко помочь не мог.

Старик судорожно держал его в своих объятиях, и они вертелись в снегу. Несколько ударов клинка упали на плечи Юлдаша и глубоко поранили руку. Схватившись в обнимку, враги затолклись по костру. Пламя задымилось, тулуп затрещал на огне. Юлдаш невольно глянул вниз, и Джаксалы вырвался. Кровавой полосой блеснул кверху клинок, но в момент удара Джаксалы оступился и пошатнулся в снегу. Юлдаш уклонился от слабого размаха и схватил шашку руками. Контрабандист рванул клинок и располосовал руку, но Юлдаш крякнул и, не выпустив клинка, согнул его пополам. Оба бросили шашку и схватились врукопашную. Вдруг пограничник закричал от ярости и боли. Джаксалы начисто откусил ему два пальца левой руки. Снова он его отпустил. Джаксалы выхватил из-за пояса опийный ножичек, и Юлдаш прижал подбородок к груди, чтобы закрыть горло. Ножик разрезал ему всю щеку. В ту же минуту нога Джаксалы попала на камень. Юлдаш навалился всем телом, и снова оба рухнули в снег. Но теперь пограничник был сверху.

— Довольно, отпусти! — хриплым рычанием послышалось из сугроба.

— Нет! — задыхаясь, ответил великан.

Он заливал своей кровью лицо противника и изо всей силы давил локтем на его горло. Джаксалы забился, но через несколько минут остался неподвижным. Юлдаш, шатаясь, подошел к товарищу.

— Наша взяла, кончай! — хрипло сказал он, сбрасывая тулуп.

Маленький пограничник оторвался от старика и схватил винтовку, но контрабандист понял, что значили слова победителя, и упал на колени. Маленький, тщедушный, он совсем провалился в снег. Из ямки было видно только спину. Юлдаш засмеялся. Правда, его смех был похож на рычание, но старик залепетал слова благодарности и поднял руки к небу.

— Скорее, разводи огонь, чтоб тепло было.

Старичок суетливо завозился у огня.

— Сними с него сапоги, а то мои совсем сгорели, — добавил Юлдаш.

Старик снял с Джаксалы сапоги. Богаченко отвязал от клинка индивидуальный пакет и перевязал раны товарищу. Старик, с ужасом косясь на длинный черный труп позади, заговорил, обращаясь к Юлдашу:

— Ты меня не убил, пожалел мою седую голову. За это я покажу тебе одно место недалеко отсюда. Там много опия. На двадцать пять лет хватит для контрабанды.

— А легко туда проехать? — спросил Богаченко.

— Плохая дорога, — отвечал старый контрабандист, кланяясь подобострастно и прижимая руки к груди, как бы извиняясь за дорогу.

Пограничники подобрали винтовки, разостлали потники и улеглись спать, положив старика в середину. Утром Юлдаш проснулся от боли и разбудил остальных. Старик сел на лошадь позади Богаченко, и все трое треснулись рысью. Вскоре снеговая равнина кончилась. Пологий скат, покрытый травой, уходил далеко вниз, докуда видел глаз, и недалеко показалась палатка.

— Наши! Наши! — закричал Юлдаш. — А мы мерзли в снегу!

Через полчаса они доехали до стоянки. Юлдаш подвел старика к Осе и сказал:

— Этот человек контрабандист. С ним был Джаксалы. Я его убил в схватке.

Кондратий заставил подробно рассказать, как все было, и внимательно выслушал донесение. Все столпились вокруг старика. Он что-то рассказывал Джанмурчи. Потом проводник сказал:

— Товарищ командир, надо менять дорогу: недалеко много опия.

— Чей опий? — коротко спросил Оса.

— Байзака, — ответил старик.

Глаза Осы сверкнули.

— Он поедет с нами, — продолжал Джанмурчи, — и поведет нас, хотя там нету дороги, — и проводник протянул руку на север.

Оса посмотрел по карте. Здесь не было никакого подобия дорог. Все место на карте было показано сплошным темно-коричневым пятном.

— Куда я, к черту, полезу на такие горы!

— Он говорит, он проведет нас, только надо ехать сейчас, до полудня.

Оса внимательно поглядел на старика и потом приказал седлать.

«Зачем он спешит? Может быть, есть засада?» — подумал Оса, но, поглядев на жалкую фигуру старика, отбросил всякие подозрения.

— Он говорит, чтобы ты отпустил его домой, — он боится Байзака.

Оса рассмеялся.

— Когда у Байзака не будет ни копейки, он будет смирным, как баран, и другом всех.

Спешно оседлали коней и тронулись на север. После первого небольшого перевала открылись невиданные горы. Сплошная серая и красная глина тянулась кругом пыльными холмами. Во все стороны справа и слева были видны ледники.

— Будай, — сказал Кондратий, — я на эту затею потрачу два дня, но потом мы, конечно, двинемся по маршруту.

Он погнал коня за стариком, не доверяя его никому после истории с Ибраем. Старик сворачивал из одного оврага в другой и все больше торопился. Они ехали по ручьям и подымались к красному глиняному хребту. Несколько раз Алы принимался спорить со стариком.

— Командир, — сказал Алы, обращаясь к Осе, — надо ехать вправо. Видишь, с правой стороны идет белая вода. Там твердая земля, можно ехать. А оттуда идет красная вода, там глина! Мы все погибнем!

Кондратий не спорил, и отряд повернул туда, куда показывай Алы. Еще через два часа ручьи зашумели. Вода от ледников покатилась вниз. Каждый ручей вздулся и загрохотал, увлекая с собой огромные камни. Ехать по речке больше было нельзя, но подняться кверху также было почти невозможно. Чуть не отвесным скатом спускалась твердая, как железо, глина. Вода прибывала с каждой минутой, и положение делалось опасным.

— Понесет прямо как по трубе, — раздался чей-то испуганный голос. — Гляди, вода коню по колено!

С отчаянными усилиями горные кони карабкались почти на отвесный склон. Алы недовольно, с сомнением качал головой и тревожно глядел вперед. Наконец отряд выбрался на самый хребет. Ущелье стало глубоким и узким. Внизу грохотал вздувшийся поток, и пограничники, глядя вниз, со страхом переговаривались о предстоящих испытаниях. Впереди показалась темно-красная полоса глины. Глина с гравием, промокшая от тысячелетнего таявшего льда, расстилалась сплошным болотом. Однако иного пути не было. Оса тревожно тронул коня вперед. Когда проехали по снегу шагов двести, вдруг, пробиваясь из-под снега, побежал грязный, красный ручей глины. Снег расползался. Поток глины все увеличивался. Оса погнал коня, и остальные заторопились за ним. Вот он достиг темной глины. Вдруг его конь провалился по уши. Ноги в стременах оказались на земле и подогнулись коленями к подбородку.

— Слезайте, товарищ командир! Конь ноги переломает! — отчаянно закричал сзади Саламатин.

Оса высвободил ноги из стремени и стал на камень. В то же мгновение от тяжести всадников вся масса глины медленно тронулась к пропасти.

— Оплывина! Гей! Га! Скорей! — раздались крики сзади.

Всадники тронули за собой вьючных лошадей. Одни вязли в грязи, но двигались вперед. Другие, провалившись по грудь, бились на одном месте. Еще дальше погрязшие всадники молча ждали своей участи. Вместе со всей массой земли они медленно двигались к пропасти.