Сейчас же...

Его волосы потемнели на оттенок или два, светлые с небольшим коричневым отливом. Они были короткие по бокам, а на макушке едва достаточная длина, чтобы запустить туда беспокойные пальцы, когда он уставился на меня, пока я в шоке смотрела на него. Он не был таким высоким как Кристофер, но достаточно высок, чтобы возвышаться надо мной.

Мои руки сжались вокруг стакана, а глаза расширились. Затем он подошел.

Щетина покрывала его челюсть, которая была крепко сжата, когда он жевал одной стороной рта, нервно скрипя зубами. От него пахло мятой и с очень слабым намеком на сигареты — эта комбинация была опьяняющей, и ничуть не отталкивающей. Я не смогла остановиться и разглядывала его, впитывая каждый дюйм этого мужчины, который держал меня в своей ладони, не имея ни малейшего понятия, что делал это.

Он стоял на моей кухне, только в джинсах. Его талия узкая, а плечи широкие. Жилистые мышцы извивались вниз по рукам. Они колыхались даже при малейшем движение, а его джинсы висели на тазовых костях, которые торчали прямо над поясом. Мое внимание спустилось вниз по его ногам, туда, где он стоял босиком на кафельном полу кухни. Даже его ноги были сексуальными.

Я моргнула, прогоняя ступор. Нет. Изображения, которые появлялись в моем мозгу, определенно, не воздавали ему должное.

Ни одна из тех вещей не похожа на то, что я видела в реальности. Мое внимание сосредоточилось на том, что я не смогла полностью разглядеть прошлой ночью. Почти каждый дюйм его кожи был покрыт чернилами, эти замысловатые рисунки, которые кровоточили и плакали, вместе создавали намек на смерть. Все они смешивались так, что нельзя было отличить один от другого, просто вычерченные цвета и намеки, которые размывались от одного ужаса к следующему. Пламя облизывало почти всю правую руку, пара светло-голубых глаз, смотрящих из глубин, казалось, умоляли, как будто прокляты навечно в этом бушующем огне. Мое внимание переместилось на его руки, где рисунки стекали вниз по запястьям и просачивались на пальцы. На костяшках пальцев одной руки можно было прочитать 1990. На другой руке 2006.

Мой живот болезненно сдавило, поскольку я поняла значение этих цифр.

На этом парне была вытатуирована боль.

Неуверенно, я вернула взгляд на его лицо. Те нежные глаза, больше не были нежны, а лишь суровы, когда они пригвоздили меня совершенно иной степенью силы, чем это было прошлой ночью. Это выражение бушевало с гневом и намеком на разочарование.

Он развел руки в стороны ладонями вверх, как будто приглашал посмотреть, хотя презрительная усмешка появилась на его великолепном лице:

— Действуй, Эли. Ты тоже хочешь заглянуть внутрь меня?

Я повернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Я попятилась назад. Острый край стойки впился в заднюю часть моих бедер, когда я инстинктивно отходила от волн гнева, которые исходили от его тела.

— Я не говорила ничего, — сказала я, слова хаотично вылетали из моего рта.

Недоверчивый смешок вырвался из него, он покачал головой и отвернулся, сложив руки на затылке, и как, показалось, изо всех сил боролся с тем, что собирался сказать.

— Да, тебе и не нужно было. Я всё понял. Мне не нужна твоя гребаная жалость, так что сделай нам обоим одолжение, и притворись, как будто меня здесь нет, хорошо?

Он шокировал меня, замыкая пространство между нами. Его голова наклонилась, сосредотачивая внимание на мне, он прищурил глаза. Я могла чувствовать, как его грудь поднималась и опускалась. Моя спина прогнулась над стойкой, когда он прошипел мне в лицо:

— Мне не нужно знать всю твою херню, и уверяю, тебе не нужно знать мою.

Он выпустил ожесточенный хрип, затем отстранился и вышел.

Я стояла там, пытаясь остановить головокружение, в то время он исчезал за другой стороной стойки, а затем в гостиной. Он оставил меня с колотящимся сердцем, и пронизывающим чувством разочарования.

Я слышала, как он копался в своих вещах. Только мельком увидела его, когда он бросился к входной двери, натягивая рубашку через голову. И захлопнул дверь за собой.

О мой бог. Что, черт побери, только что произошло?

Я повернулась, и прижала ладошки к стойке для поддержки. Опустив голову, я пыталась пробраться через последствия шторма, которым был Джаред Холт. Как мы прошли от бормотания «доброе утро» друг другу до тотальной войны за три секунды? Мой пульс ускорился, и я вдыхала воздух, пытаясь успокоить панику, которая разрасталась внутри меня.

Чувство вины тяготило мой разум, так как я знала, что часть этого было моей ошибкой — то, как я рассматривала каждый дюйм его тела, как будто он какой-то экспонат на выставке. Мои мысли метались между вопиющим желанием и горем, смешанным и объединенным в эту неясную эмоцию, которая заполнила каждую щелку в моей груди.

Но чего он ожидал? Что я не буду смотреть? Что он стоял передо мной в одних джинсах, а мои глаза не будут бродить по нему и рассматривать?

— Черт, — прошептала я, пытаясь утихомирить свою реакцию на него. Но я не могла ничего поделать с тем, что он заставил меня почувствовать. Часть меня хотела ударить его за то, как он обращался со мной, но большая часть меня хотела дотянуться и проследить линии, которые вытатуированы на его теле, почувствовать их, потому что я знала, в каждом отдельном рисунке были воспоминания, что каждый выпускал чувства, символизировал момент времени, который имел для него значение. Он был прав. Я хотела попасть внутрь него.

Слезы хлынули из моих глаз. Они падали, а я вытерла их. Было ли то, что я чувствую, жалостью? Создала ли жалость эту эмоцию, которая родилась во мне в ту ночь, жалость ли вплела себя в мое сердце, и заставляла его страдать по нему все эти годы?

Я верила, что это больше, чем жалость.

Встряхнувшись, я нашла в себе силы, и опору, я пошла в ванную, повернула кран в душе на самую горячую воду, позволяя пару заполнить комнату, пока я попыталась разобраться в ком-то, кого я не знала.

Но под все его броней, я видела его.

Под гневом, я признала мальчика, с которым была знакома так давно.

Я была уверена, что это был Джаред, который не знал сам себя.

Лето 1997

— Давай, Кристофер, просто позволь ей пойти. Она никому не помешает.

Джаред стоял в конце тротуара, повернувшись к ней лицом. Эли зависла на дверном пороге, задаваясь вопросом, почему Кристофер ее так ненавидит. Она всегда хорошая и никогда не рассказывает, когда он делает что-то плохое. Это не ее вина, что ей только пять лет.

Кристофер тащил толстую палку по тротуару, когда он вышел на середину улицы перед их домом. Она стучала по гальке.

— Хорошо, — сказал он с раздраженным вздохом. — Но если она будет вести себя как маленькая, я отправлю ее домой.

Джаред посмотрел на нее с улыбкой.

— Пойдем Эли, — сказал он, отворачиваясь.

Впереди, Джаред подпрыгнул около Кристофера и дал ему подзатыльник. Джаред засмеялся и побежал. Кристофер погнался за ним.

— Однажды ты заплатишь за это, Джаред.

— Только если сможешь догнать меня.

Эли не волновалась слишком сильно. Кристофер на самом деле не был злым. Они всегда так играли.

Она шла за ними, передвигая свои маленькие ножки, так быстро, как могла, чтобы не отставать. Кристофер и Джаред нырнули через дыру в деревянном заборе, который ограждал квартал от пустых земель за ним.

— Подождите меня, — крикнула Эли, почувствовав небольшой укол страха, что может остаться одна.

Джаред выглянул из дыры.

— Не волнуйся, Киса Эли, я не оставлю тебя.

Джаред

Я схватился руками за голову, пиная ногами пустоту, пока наматывал круги по стоянке, пытаясь понять, что, черт побери, только что произошло наверху.

Элина Мур была как гребаный спусковой крючок.

Я был не готов к ней. Я фыркнул и потянул себя за волосы. Как будто я мог сделать что-нибудь, чтобы подготовиться к встрече с ней.