"Торгуд" же, идя под грудой парусов, вспенивал впечатляющий носовой бурун - очевидно, довольно хороший ходок в бакштаг, а поскольку и "Сюрприз" всегда приветствовал такой ветер, два фрегата стремительно сближались.

Какое-то время корабли шли почти лоб в лоб, но потом угол сближения изменился, когда "Торгуд" изменил курс, чтобы широко развернуться и пересечь кильватерную струю "Сюрприза". Турок повернул, и вдоль всего борта ярко сверкнули бронзовые пушки, и теперь впервые Джек мог видеть, что он собой представляет: порядочно тяжелее "Сюрприза", а еще и дополнительная пара пушек - чертовски странные орудийные порты на миделе, но у Джека сложилось впечатление, что корабль перегружен, не будет так легко управляться и медленно совершает повороты: из буруна его кильватерного следа следовало, что "Торгуд" скорее всего склонен сильно приводиться к ветру.

Но оставалось мало времени, чтобы просто пялиться.

- Сэр, - произнес Пуллингс, - я считаю, они намерены пройти у нас под кормой.

- Ну, это любезность, - ответил Джек, - профессор Грэхэм, вы разбираетесь в турецком военно-морском этикете?

- Нет, сэр, не разбираюсь. Но, в основном, следуют французскому.

- Глупые шавки, - прокомментировал Джек, - тем не менее, вознамерился быть вежливым. Мистер Борелл, будьте наготове, чтобы поприветствовать его тринадцатикратным салютом, когда он уберет кливер.

Турецкий фрегат промчался мимо, резко положил руль на борт и развернулся, очутившись с подветренной стороны от "Сюрприза". Отлично проделано, почти как на флоте его величества - только лиселя сворачивали слишком неаккуратно, да и налицо недостаток координации при смене галсов, небрежность в целом, но мало кто из купцов или приватиров мог бы превзойти показатели "Торгуда".

И никто не мог бы сравниться со скоростью спуска шлюпки, которая с оглушительным всплеском упала с кормовых шлюпбалок, и экипаж перемахнул за борт в крайне удивительной манере, а затем почти так же быстро за ним последовали люди в халатах, видимо, офицеры. Джек ожидал долгий громкий обмен любезностями с корабля на корабль, но едва успел вернуться на квартердек, как турецкая шлюпка уже проделала половину пути.

Гребцы шлюпки одеты небрежно (на одном - ничего кроме пары рваных ситцевых панталон), да и гребли не очень и аккуратно, но с таким рвением и настолько мощно, как будто мчались за призом. Лицом к гребцам, действуя вместо собственного рулевого, сидел человек в фиолетовом тюрбане и фиолетовых шароварах, к его выпирающему животу спускалась красная борода - настолько крупный, что удивительно, как это лодка не осела в корму.

Джек молча нахлобучил треуголку, переданную ему Килликом, оглядел корабль и увидел, что Пуллингс, соображавший быстрее своего командира, уже построил морских пехотинцев и организовал требуемый церемониал встречи.

До Джека донесся стук ударившейся о борт шлюпки. Бросив взгляд вниз, он увидел, как этот великан ухватился за фалреп - "Сюрприз" при этом ощутимо накренился - и с проворством юноши взобрался на борт.

Приблизившись к квартердеку, мужчина коснулся лба, затем, положив руку на сердце, поклонился с достоинством, которое в исполнении менее внушительной персоны могло показаться чрезмерным. Величие Мустафы, однако, проявлялось как во внешности, так и в личности.

Будучи ниже Джека, он, однако, несколько превосходил его вширь, а из-за широких, пурпурного цвета штанов казался еще больше.

- Капитан-бей Мустафа, - гулко пробасил он. Следовавший за ним щуплый офицер повторил сказанное на греческом и на языке, отдаленно напоминавшем английский:

- Командующий турецким флотом в этих водах, владыка Карии.

- Добро пожаловать на борт, сэр, - приветствовал капитана Джек, выступая вперед с протянутой рукой. - Профессор Грэхэм, передайте, пожалуйста, джентльменам, что мы приветствуем их на борту, и предложите пройти в каюту на чашку кофе.

- Так вы говорите по-турецки, - Мустафа слегка потрепал Грэхэма по щеке. - Хорошо, очень хорошо, тогда Улусан спустится в шлюпку.

- Может быть, он не против чем-нибудь освежиться в кают-компании? - предложил Джек, глядя на Улусана, который с поклоном повернулся назад.

- Капитан-бей говорит, что он может налечь на вино и даже крепкий алкоголь, а мусульманам это запрещено, - объяснил Грэхэм. - Ему лучше остаться в шлюпке.

Оказавшись в каюте, Джек с облегчением выяснил, что капитан-бей умеет улыбаться и даже смеяться. В Мизентероне чрезвычайная мрачность хозяев удручающе влияла на его настроение, придавая и без того серьезной встрече прямо-таки траурный оттенок. А турецкий этикет, в силу которого Исмаил и его советники, обращаясь к нему, всегда смотрели в стол, и вовсе приводил его в замешательство. Сейчас же, ощущая на себе проницательный, понимающий и зачастую смеющийся взгляд Мустафы, который смотрел на него, не отводя глаз, Джек чувствовал себя превосходно.

Любопытные орехово-медовые глаза казались маленькими на огромном лице. Еще меньше они становились, когда Мустафа улыбался: окрашенная в красный борода разделялась, обнажая ряд сверкающих зубов, и глаза почти исчезали за пышной растительностью.

Ближе к вечеру подобная ситуация повторялась все чаще, и стало ясно, что Мустафа с легкостью налегает на вино и даже крепкий алкоголь.

Они проделали обзорную экскурсию по фрегату, в ходе которой стало ясно, что Мустафа, хотя прирожденный моряк, еще больше тяготел к пушкам. Его поразили улучшения, которые Джек позаимствовал у Филиппа Броука с "Шеннона", по крайней мере, для погонных пушек, и турок с неподдельным восхищением обозрел тяжелые карронады, подлинные разрушители, которые выстроились на квартердеке "Сюрприза", поскольку идеальным сражением в его понимании была яростная пальба на сближающихся курсах, а потом абордаж.

- Я люблю пушки, - сказал Мустафа, когда они вернулись в каюту курить кальян и пить пунш. - Их нет сейчас, когда Венеция ушла из региона, а мне нужно все, что я могу собрать, чтобы захватить Кутали. Я рад, что вы привезли мне так много.

- И я был бы рад передать их собрату-моряку, - сказал Джек, улыбаясь. - Но это пушки моего хозяина, и я должен отдать их союзнику, лучше всего подходящему для того, чтобы помочь нам выкинуть французов из Марги. Как я полагаю, вы знаете, что два других джентльмена тоже предложили свои услуги, и, по справедливости, я должен услышать, что все заинтересованные лица могут предложить.

- Могу угадать, что вам сказал Исмаил, - воскликнул Мустафа. - Он сказал, что я - неграмотный корсар, ручкаюсь с французами, и мне ни на секунду не следует доверять. А Шиахан скажет вам, что я в сговоре с Али-пашой, замышляю бунтовать против султана, и мне ни на секунду не следует доверять, ха-ха-ха! Но никто из них не сможет сказать, что это не я завоевал Джербу, ​​или не я успокоил Морею в двухлетней кампании - сотня городов и деревень в огне!

И ни один из них не сможет быть вам хоть как-то полезен, чтобы выбить французов из Марги. Исмаил - просто египетский евнух, напуганный грохотом и видом битвы, а Шиахан слишком стар для чего-либо похожего на войну, его стезя - переговоры, а с французами это не пройдет.

В то время если я овладею Кутали, то дело сделано! Мы атакуем с суши и с моря, а в это время в городе восстанут все мусульмане. Ничто не сможет справиться с внезапной угрозой - поверьте мне, капитан, ничто не сможет выдержать такой удар. Прошу, взгляните на мой корабль, и вы увидите, на что он способен, поймете, что за люди у меня на борту.

- Волосатые педерасты, - пробормотал Бонден, глядя в сторону, когда его капитан отправился на борт "Торгуда", приветствуемый звоном цимбал, и под этим он подразумевал не только бородатых, но диких, свирепых, темнокожих, страстных, грубых, яростных, порочных, свирепых и кровожадных.

У Джека создалось такое же впечатление, и он еще больше уверился в этом, когда увидел весь экипаж, весьма многочисленный экипаж: все имели определенную схожесть, хотя и были разных рас и цветов кожи - от сияющего черного до бледно-серого цвета бессарабцев, вероятно, их объединяла религия, и, несомненно, страх перед капитан-беем - провинившихся на "Торгуде" разрезали на куски для приманки - и заметно дрожали перед ним.