Марк Юлиан улыбнулся и в знак несогласия покачал головой.
— Нет, дело не в том. И я не собираюсь прощаться с тобой, пока тайна не будет раскрыта. Подойди сюда и сядь.
Приблизившись к нему, Ауриана с неохотой села на каменную скамейку, перед которой стоял низкий столик из полированного гранита, опиравшийся на бронзовые изваяния трех борзых собак. На нем стояла широкая ваза, доверху наполненная такими фруктами, каких ей еще ни разу не доводилось видеть. Ауриана прислонилась спиной к решетчатой стене, увитой виноградом, который напоминал своеобразный гобелен. Сейчас все это помещение казалось ей существующим в ином мире, словно они расположились где-нибудь во владениях гипербореев[20].
— Верно, ты разочаровала меня, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Я не мальчик и не стану злиться из-за того, что сегодня ты не ляжешь со мной в постель. Я мужчина, который хочет провести с тобой остаток своих дней, сколько бы их ни было отпущено судьбой. Много или мало — все равно. Сомневаюсь, однако, в том, что нам удастся прожить вместе более года, а если мы проведем это время в раздорах, то винить в этом придется только самих себя. Разумеется, меня огорчает, что ты питаешь ко мне недоверие. Если сейчас между нами вырастет стена отчуждения и непонимания, то ей суждено будет стоять до самой нашей смерти. Ты должна рассказать мне все. Если тебя удерживает стыд, то знай, что я буду судить об этом не так уж строго, как тебе может показаться.
Слова, которые она хотела сказать, жгли ей язык словно каленым железом. Наконец, ей удалось собраться с силами и с закрытыми глазами она начала говорить.
— Марк, как, по-твоему, должна выглядеть женщина, каким должно быть ее тело?
— Странные вопросы ты задаешь!
Если бы на ее лице не была видна настоящая боль, Марк Юлиан непременно бы рассмеялся вопреки только что данному обещанию.
— Отвечай же, пожалуйста! — сердито проговорила Ауриана.
Она сидела, неподвижно уставившись невидящим взглядом на фрукты. На нее по-прежнему давил страх оказаться высмеянной.
«В это невозможно поверить! — подумал Марк Юлиан. — Рядом со мной находится самое храброе создание, которое я когда-либо встречал в жизни — женщина, которая в одиночку на лошади врезалась в ряды Восьмого легиона. Тогда она была уверена в своей гибели, а сейчас боится раздеться передо мной. Как странно и непоследовательно проявляется в человеке отвага!»
Он почувствовал огромное сострадание к ней, которое полностью завладело его сознанием.
— Я не могу так сразу ответить тебе, — нежно и терпеливо ответил он, — потому что не думал об этом серьезно с юношеских лет, впрочем, как и любой нормальный мужчина. Разве ты не понимаешь, что для определения красоты женского тела нет раз и навсегда установленного канона, в который она обязательно должна вписаться. Все тела красивы по-своему.
— Ты и вправду так думаешь? — недоверчиво спросила Ауриана.
Она повернулась к похожей на призрак статуе Дианы, которая, казалось, парила над кустами роз.
— Я не такая, как эта богиня! — показав на нее, с грустью произнесла Ауриана.
Марк Юлиан с трудом подавил улыбку.
— Ты внушала бы скуку и отвращение, если бы была на нее похожа. Эта Диана выглядит слишком капризной и слишком ухоженной, словно ей пришлось принять слишком много молочных ванн. Как бы там ни было, такое совершенство легко купить за деньги. Оно быстро приедается. Сердце же нельзя купить.
— Ты подумаешь, что на моем теле слишком много мускулов и шрамов.
— Кто внушил тебе такие мысли? По-моему, раньше тебя не тревожили такие заботы.
— А теперь ты считаешь меня смешной.
— Нет, это печально, а не смешно. Мне трудно поверить в то, что ты мучаешься из-за такой чепухи, — Марк взял ее руку и стал рассматривать с нарочитой серьезностью. — Возьмем к примеру эту руку. С моей точки зрения она совершенна. Почему? Потому что ее формы изящны. Но это не единственная причина. Она красива потому, что принадлежит тебе. И точно так же обстоит дело с остальными частями твоего тела. Я говорю это вполне серьезно.
— Ты говоришь это сейчас, а завтра скажешь другое.
— Я не могу в это поверить.
Марк Юлиан схватился за голову. Он не знал, каким еще способом можно было доказать ей подлинность своих чувств. Ауриана смотрела на него в тревоге и ждала. Ее глаза настороженно поблескивали в свете факела. Марку Юлиану было понятно, что она хочет услышать от него новые объяснения и заверения. И тогда он решил, что должен прекратить эти бессмысленные попытки, потому что подобные вещи доказать словами невозможно, даже если их хватает для того, чтобы заполнить тысячи манускриптов. Он мог лишь констатировать истину и ждать, пока она поймет ее чувствами, но не разумом. Этот процесс был схож с усвоением организмом лекарства и требовал времени. Марк Юлиан подумал, что это время очень быстро иссякает. А на самом деле его буквально сжигало желание овладеть ей этой ночью. Ее близость сводила с ума. Все ее черты возбуждали его. Правильный, чуть припухлый женственный рот, огромные, прозрачные глаза, полные тоски, манера хмурить брови, размышляя над его словами, привычка зябко перебирать плечами, опасаясь сказать какую-нибудь глупость, многообещающая округлость ее полных грудей, обтянутых туникой. Сколько же еще придется переносить эту пытку?
Затянувшееся молчание становилось все более неловким для обоих. Тогда Ауриана взяла инициативу на себя и стала задавать Марку Юлиану простые житейские вопросы о его жизни. Между тем незаметно для него, словно тень солнечных часов, она придвигалась к нему все ближе и ближе. Марк Юлиан сидел очень тихо, стараясь не шелохнуться, словно он приручал дикую белку, которая приближалась пугливо и настороженно, готовая в любую секунду убежать прочь. Казалось, прошла вечность, прежде чем он почувствовал на своей щеке ее теплое дыхание, а вслед за этим она быстро зарылась лицом в его тунику и затихла. Марк осторожно обнял ее за плечи, стараясь делать это как можно естественнее, и на этот раз она осталась в его объятиях. Он подумал, что это шаг к победе. Однако доверие, оказанное ему, было слишком хрупко и ненадежно, его можно лишиться, сказав одно-единственное неверное слово.
Он нежно погладил ее голову, понимая, что сейчас она нуждается в спокойствии, а не в физической близости. Необходимо было выжидать. Если бы он овладел Аурианой сейчас, испуганной и дрожащей, это бы не имело ничего общего с актом истинной любви. Этот миг наслаждения достался бы ему ценой безвозвратной потери Аурианы. Затем он вспомнил о Домициане, партнерами которого были пленницы и наложницы, о молодых патрициях, проводивших все свое время в театрах и термах. Добившись удовлетворения своей похоти, все они воображали себя победителями, которые вторглись и покорили мятежную провинцию. «Нет, — подумал Марк Юлиан с отвращением, — если уж я хочу вызвать в ней желание, то должен действовать не так, как все эти сладострастные и себялюбивые негодяи».
Взгляд Аурианы упал на вазу с фруктами.
— Что это такое? Фрукты или камни?
Ее голос шел теперь откуда-то из глубины и приобрел мягкий, бархатистый оттенок. Это означало, что настроение Аурианы начало меняться в лучшую сторону.
— Это гранаты, — ответил Марк Юлиан и, отрезав от плода ломтик в форме луны, поднес его ко рту Аурианы. — Их еще называют каменными яблоками. В старину полагали, будто они приносят бессмертие. Ешь семена, а не мякоть.
Ауриана подозрительно уставилась на гранат, а затем чуть-чуть дотронулась до него кончиком языка. Ощущение оказалось приятным, и она откусила небольшой кусочек.
— О, ты укусила меня за палец. Не волнуйся, ничего страшного не произошло, — улыбнулся Марк Юлиан.
Тонкие струйки красного сока стекали по его руке к локтю. К его удивлению Ауриана стала медленно слизывать этот сок, робко проводя языком по руке Марка Юлиана. Это мягкое, почти неощутимое прикосновение заставило его испытать невероятное наслаждение и страх, что в любой момент он может лишиться этого чувства. Очень скоро Ауриана съела этот ломтик, и ему пришлось отрезать еще. Точно так же он поднес его к губам Аурианы. Он даже немного сжал пальцами гранат и выдавил из него сок. На этот раз Ауриана действовала языком более уверенно и слизала сок с его запястья до локтя, легонько щекоча кожу, покрытую мягкими светлыми волосами. В то же самое время она внимательно наблюдала за ним. Ощущение этого влажного, настойчивого языка, который двигался по его руке так, словно искал чего-то, начало сводить его понемногу с ума. Это не походило на прикосновение женщины, одержимой Эросом. Ауриана вовсе не пыталась возбудить его, но странным образом именно поэтому его желание все более увеличивалось. Ее ласки были ни с чем не сравнимы и шли из глубины неиспорченной души, по-детски наивной и оттого еще более дорогой. Ни одна женщина в его жизни не могла вызвать в нем такое желание, какое вызывала Ауриана.
