«Дух пепла еще жив во мне. Подо мной огромные, дающие силу родные корни. Бальдемар, ответь! Разве я не была покорной слугой бога войны? Ты все еще гордишься мной, я знаю. Прости, что тебе пришлось ждать слишком долго! Иди со мной! Не посылай меня одну в это безжалостное место!»

Дорога из Великой школы к Колизею проходила по коридору, составленному из деревянных щитов. Иногда разгоряченные вином граждане пытались взобраться на стены, и тогда все сооружение содрогалось, словно по нему били своими ногами слоны.

Ауриана старалась замкнуться в своем сознании, отгородившись глухой стеной от этого неистового людского моря. Она слышала только потрескивание пламени в костре Рамис. Впереди нее шли два нумидийских юноши и несли оба меча, ее и Персея, лежащие на алых шелковых подушечках. А рядом с ней шагал сам Персей, одетый в плащ голубого и шафранового цветов, присвоенных школе Клавдия. Казалось, их разделяла невидимая крепостная стена. Персей вел себя так, словно его соперница не существовала. Взгляд его неподвижно застывших глаз был направлен строго вперед. Однажды, во время их первой встречи, Ауриана посмотрела ему в глаза и решила больше этого не делать, потому что они были похожи на лабиринт из предательских поворотов, ловушек и прочего в том же духе. На первый взгляд Персей был обычным мужчиной с короткой бородкой и имел довольно приятную внешность, которую портило выражение его голубых глаз. Из-за них он все время казался пристыженным и испуганным. Его неестественно прямая осанка была следствием упорного желания соблюдать свое драгоценное достоинство. Персею думалось, что весь мир с затаенным дыханием ждет его поражения. Ауриана догадалась, что Персей остро переживает свой позор, ведь он не считал женщину соперником, равным себе. Но больше всего его беспокоило другое. Персей производил впечатление человека, потерявшего свою душу. Он явился сюда без всякой определенной цели и против своей воли. Его присутствие сегодня в Колизее было результатом либо неудачной жеребьевки и случайности, либо алчности власть имущих.

Так думал о сегодняшнем поединке силач Персей, начавший, наконец, осознавать, что рано или поздно жернова жизни, между которыми он попал, перемелют его. Эта женщина, Ауриана, пустится на любые хитрости и подлости, лишь бы сохранить свою жизнь.

Вокруг них вилась туча мух. Солнце палило нещадно. За ними двигались еще четыре юноши в красных одеждах, которые несли шлемы и щиты гладиаторов. За юношами следовали шесть стражников, шедших в ряд, выставив перед собой копья для того, чтобы при необходимости остановить не в меру любопытных зевак. За стенами сборного коридора толпа продолжала скандировать: «Хватит женщин, хватит неизвестных и неумелых! Верните Аристоса, или мы все разнесем вдребезги!» Оказаться лицом к лицу с этой толпой на арене было бы все равно, что в утлой лодчонке пуститься в плавание по морю во время шторма.

Коридор делал поворот, и Ауриана, задрав вверх голову, увидела огромное, зловещее сооружение. Она смотрела на него какое-то мгновение, но потом перевела глаза на свой меч.

Увиденное привело Ауриану в смятение, ибо она никогда еще не видела такого большого амфитеатра, заполненного тысячами зрителей, которые пришли посмотреть на чужую смерть. Их образ жизни вызывал у Аурианы отвращение, подобное тому, которое испытывают, натолкнувшись на полусгнивший труп, по которому ползают черви. «Даже смерть здесь обставлена со всей пышностью и грандиозностью!» — думала она, глядя на это круглое, похожее на тушу зверя четырехярусное сооружение, рвавшееся в небо. Самый верх его, казалось, горел огнем от отражавших солнечные лучи медных щитов, где в арках верхнего яруса стояли легионеры. В арках средних ярусов было великое множество статуй богов и выдающихся деятелей. Они добродушно-презрительно взирали на толпу. Их добродушие адресовалось зрителям, а презрение — тем, кто терпит неудачу. Сверху доносился громкий треск, словно боги щелкали кнутами — это ветер зло рвал парусиновый тент.

При виде Колизея у любого захватывало дух. Он был похож на корабль, который несется на скалы на всех парусах. Ступив в огромную тень, отбрасываемую его стенами, Ауриана ощутила себя маленькой мошкой.

Оба гладиатора вступили в предназначенный для них проход, вход в который был украшен с двух сторон тусканскими колоннами. Затем им приказали остановиться в плохо освещенном коридоре, который заканчивался пологим спуском на песок арены. По неизвестным им причинам приходилось ждать.

— Ауриана! — выкрикнул кто-то звонким голосом, перекрывая гул толпы.

Ауриана посмотрела на три маленьких зарешеченных окошечка в стене главного коридора. Там на одном уровне с ареной находились подвальные помещения, откуда новичкам иногда позволяли наблюдать за поединками. Она вгляделась в лица, приникшие и решеткам, и к своему удивлению увидела Сунию. Не сводя глаз с меча, Ауриана подошла к окошечку. Суния просунула руку через решетку. Она опиралась на костыль, а ее нога была забинтована до колена.

— Как ты здесь оказалась? — тихо спросила Ауриана.

— После сегодняшних поединков места в лазарете потребуются более ценным больным, поэтому меня выставили вон. Мне удалось выбраться сюда, потому что за невольницами, работающими на кухне, наблюдают спустя рукава. Мы не представляем для них никакой ценности, вот и пользуемся свободой. Ауриана, они обезобразили тебя, заставили зачесать твои волосы!

— Мне придется разочаровывать тебя и дальше, — короткая улыбка Аурианы погасла. — Суния, я не ожидаю, что ты простишь меня, но…

— Простить тебя? Да ты с ума сошла! Я дышу только благодаря тебе. Как ты могла подумать, что я буду винить тебя за спасение моей жизни?

Ауриане даже не верилось, что все так хорошо обошлось в ее отношениях с Сунией, которые, казалось, были испорчены навсегда.

— Отлично! Суния, моя бедная Суния! Ведь ты стала просто жертвой судьбы!

— Не говори больше об этом, Ауриана! Держи выше голову. Торгильд и Коньярик остались живы, также как и сын старой Андер. Всего из наших погибло шесть человек, причем из Великой школы все гладиаторы одержали победы.

— Хвала судьбе!

— Торгильд здесь, с нами, а Коньярика увели к лекарям. Он получил сильную царапину около первого ребра и был ранен стрелой, однако эти раны скоро заживут, если проклятые лекари не прикончат его своими мясницкими ножами и лекарствами. За тобой будем наблюдать не только мы, но и Аристос. Он сейчас сидит в соседней комнате. Мы видели, как он туда зашел. Ауриана, берегись! Эти глаза ночи будут неотрывно следить за тобой, — Суния крепко прижалась щекой к руке Аурианы. — Твое сердце исполнено настоящего величия, не то, что мое. Ты не должна покидать нас, Ауриана!

Ауриана тоже прижалась щекой к руке Сунии.

— Пусть духи, населяющие наши рощи, утешат и поддержат тебя! — прошептала она.

В этот миг распахнулась дверь коридора, и внутрь ворвался порыв затхлого воздуха с арены. Ауриана оставила Сунию и вернулась на свое место. Из бокового прохода вынырнули два наставника Второго яруса. Один из них узнал Ауриану и остановился.

— Да здравствует Ауриния, королева Первого яруса! — весело воскликнул этот наставник. — Твое состояние увеличилось за последние полчаса.

И он бросил Ауриане окровавленный плащ.

Та с непонимающим видом поймала его на лету.

— Этот плащ принадлежал Целадону, — продолжал наставник, хитро улыбаясь. — Он хотел, чтобы ты одела его плащ. Ему он теперь без надобности. Бери, он твой, по крайней мере, на ближайшие полчаса, а там будет видно, кто станет его следующим хозяином.

И оба наставника с издевкой громко рассмеялись.

«Целадон! — подумала Ауриана, и беззвучный крик застыл в ее горле. — Его зарезали как животное, и смерть эта осталась неоплаканной».

Наставники не спеша проследовали дальше, все еще разговаривая о Целадоне.

— Как посмел он так унизить Акко, дав пронзить себя копьем простому бойцу с сетью! Его смерть еще раз доказывает, что тот, кто не слушает нас, покидает арену вперед ногами.