разные части острова или льды, которые уже были рыхлыми и грозили

ее жизни; затем, по возвращении, вместо отдыха, она еще помогала во

всех делах фактории и давала полезные советы.

Полина Барнетт мужественно ожидала предстоящие им всем испытания, стараясь подавить в себе тот ужас, который невольно ее охватывал, когда она задумывалась над положением колонистов. Она всегда казалась

по виду невозмутимой и никто никогда не мог заподозрить наличия у нее

тех ужасных волнений, которые в ней жили. Гобсон поэтому ее глубоко

уважал.

Он питал также большое доверие и к Калюмах, полагаясь на необыкновенный

ее инстинкт. Калюмах вообще была достаточно развита

и была очень хорошо знакома со всеми явлениями полярных стран. На

борту китоловного судна она легко могла бы заменить мастера,

т.е. человека, которому во льдах вверяется управление судном. Ежедневно

Калюмах ходила осматривать состояние льдов, и по одному лишь

отдаленному звуку ломавшихся льдин она угадывала ход вскрытия. Инстинктом

она угадывала, какая льдина не могла выдержать тяжести

человека, и без малейшего колебания шла напрямик по изрезанному

промоинами ледяному полю.

С 20-го по 30-е марта оттепель сделала большие успехи. Дожди

также много способствовали таянию льда. Можно было надеяться, что

скоро наступит полное вскрытие моря и раньше, чем через пятнадцать

дней, лейтенанту Гобсону, наконец, удастся спустить свой корабль в открытые

воды, освобожденные ото льдов. Гобсону нельзя было колебаться, так как он должен был помнить, что остров, по вскрытии моря, мог быть

немедленно же отнесен к северу, если только Камчатское течение не

увлечет его в Берингов пролив.

— Нет,— повторяла часто Калюмах,— нет, этого нечего бояться

Вскрытие начнется не с севера, а с юга, и опасность там!—говорила

она, показывая на юг, где расстилался беспредельный Тихий океан.

Молодая эскимоска была в этом твердо уверена. Лейтенант Гобсон, в свою очередь, имел собственное мнение на этот счет и не боялся, что

остров мог затеряться в водах Тихого океана. Стоило лишь сесть на

корабль—и им будет нетрудно достигнуть на нем любого из материков, так как пролив в этом месте соприкасался с мысом Восточным одной

стороною и с мыссм Принца Уэльского—другой.

Совершенно поэтому понятно, с каким неослабным вниманием приходилось

наблюдать за малейшим перемещением острова. Эти перемещения

заставляли делать постоянные вычисления места нахождения острова, и

их делали всегда, когда только позволяло солнце; с этого времени лейтенант

Гобсон с товарищами сделали все приготовления на случай, если

бы отъезд надо было совершить внезапно.

Каждому, конечно, понятно, что занятия охотой, которая вначале

являлась главной задачей фактории, теперь были совершенно оставлены.

Магазины и так были переполнены мехами; большую часть их приходилось

бросить. Охотники и мастера ставить силки теперь оставались без

дела. Что касается плотников, то они, в ожидании момента, когда, наконец, можно будет спустить судно на освобожденную от льдов воду,

починяли и подпирали главный дом форта. Во время ледохода он мог

подвергнуться страшному напору льдин, если бы его не защитил мыс

Батурст. Сильные подпоры были установлены у деревянных наружных

стен форта; такие же подпоры были сделаны и внутри комнат, для укрепления

потолков. Дом, стены которого, кроме того, скрепили скобами и

разными скрепами, мог теперь выдержать очень сильный напор, так как

он был необыкновенно прочен. Работы эти были окончены к первым

дням апреля, и теперь уже становилось ясно, что они были сделаны не

только с пользою, но и своевременно.

Между тем, признаков весны с каждым днем появлялось все больше.

Весна была раннею, так как следовала за слишком теплою для этих

полярных широт зимою. На некоторых деревьях появились даже почки.

Кора на березах и вербах в некоторых местах надулась под напором

оттаявших соков. Мох бледно-зеленого цвета появился уже на обращенных

к солнцу сторонах холмов, но его было мало, так как жившие

в окрестностях форта звери съедали его тотчас же, как только он показывался

из-под земли.

Больше всех несчастным чувствовал себя капрал. Муж миссис Джолифф

был приставлен стеречь гряды, засаженные его супругой. Прежде эти

гряды с ложечной травой и щавелем приходилось защищать лишь от

птиц и сделанный капралом манекен отлично исполнял эту обязанность.

Но теперь к птицам присоединились полярные грызуны. Зима их не прогнала, а инстинкт опасности держал вблизи форта, и теперь все эти

лисицы, полярные зайцы, мускусные мыши и другие звери совершенно

презирали угрозы капрала. Бедняга положительно не знал, что ему с ними

делать. Когда он старался защитить одно поле, они нападали на другое.

Конечно, было бы более благоразумно предоставить этим многочисленным

врагам жатву, которую все равно нельзя было использовать, так как

факторию надо было покинуть. Таков был совет Полины Барнетт упрямому

капралу, когда он раз по двадцать в день приходил к ней жаловаться

и страшно этим надоедал; но капрал ничего не хотел слушать.

— После стольких-то потерянных трудов,—повторял он,—оставить

такое добро, когда результаты уже почти налицо! Оставить эти зерна, которые миссис Джолифф и я сеяли с такой заботливостью! Знаете, мне иногда хочется, чтобы вы все уехали, а я остался бы здесь на эгом

острове вдвоем с женою. Я убежден, что Компания согласилась бы отдать

нам остров в полную собственность.

При этих оригинальных рассуждениях капрала миссис Барнетт не могла

удержаться от смеха и послала капрала к его маленькой жене, которая

давно уже пришла к заключению, что все эти противоцинготные травы

были теперь бесполезны.

Необходимо прибавить, что здоровье всех мужчин и женщин форта

было прекрасное. Заболеваний совершенно не было. Даже малютка—и тот

прекрасно рос и чувствовал себя отлично под весенними лучами солнца.

В продолжение 2-го, 3-го, 4-го и 5-го апреля началась настоящая

оттепель. Теплота была чувствительная, но погода стояла все еще пасмурная.

Дождь падал крупными каплями. Ветер дул с юго-запада и нес

тепло с континента. Но в этой мглистой атмосфере совершенно не было

возможности сделать астрономические наблюдения. Ни солнца, ни луны, ни звезд совершенно не было видно из-за густой туманной завесы,—

обстоятельство весьма печальное, так как было необходимо знать малейшие

изменения в положении острова.

В ночь с 7-го на 8-е апреля, наконец, начался полный ледоход. Утром

Гобсон, Полина, Калюмах и Лонг, взойдя на вершину мыса Батурст, за метили

коренную перемену в положении льдов. Огромный ледяной заслон

разделился на две гряды, из которых большая, казалось, удалялась теперь

к северу.

Не была ли это работа Камчатского течения, которое давало уже

себя чувствовать? И не будет ли плавучий остров тоже увлечен в том же

направлении?

Опасения лейтенанта и его товарищей были совершенно понятны. Их

судьба могла резко измениться в течение нескольких часов, так как если

бы это течение отнесло остров еще на несколько сот миль к северу, они, пожалуй, не смогли бы достигнуть берега материка на таком небольшом

судне, как их корабль.

К несчастью, они совершенно не могли определить точной причины

этого явления. Можно было лишь констатировать, что остров пока еще

не шевелился; не двигались и ледяные горы, так как всякое движение

среди них было бы заметно. Было лишь отмечено, что одна часть ледяного

поля, с горами льда, отделилась и двигалась к северу, тогда как

другая, окружавшая остров, оставалась еще неподвижной.