— Наверно, в конце апреля,—ответил лейтенант.—Как раз в то время

размельченные, но еще не таявшие льдины уплыли на север. Надо предполагать, что наш остров, подхваченный тогда каким-то неизвестным, но

параллельным с берегом течением, плывет в продолжение трех месяцев

на запад со скоростью от восьми до десяти миль в день.

— Мне эта скорость кажется довольно значительной,—сказала Полина

Барнетт.

— Да, и по ней вы можете судить, как далеко мы уплывем в эти

два летних месяца по свободному от льда океану!

Несколько минут все молчали, устремив глаза на обозначенный на

карте, недосягаемый для исследователей северный полюс, к которому

теперь неизбежно влекло их морское течение.

— Неужели мы ничего не можем предпринять, испробовать, чтобы

выйти из этого положения?—спросила путешественница.

— Ничего, милэди. Нам остается только ждать и желать всеми силами

души скорейшего наступления зимы. Она опасна для мореплавателей, но

для нас она—единственное спасение. Зима—это значит лед, а лед— наш

якорь спасения, наша надежда, наша единственная возможность избегнуть

гибели.

III. Вокруг острова

На следующий день Джаспер Гобсон убедился, что остров, не изменив

положения, подвинулся еще на несколько миль к западу. Плотнику Мак-

Напу приказано было приняться за постройку большого судна, которое,

Плотник приступил к заготовке материала.

по объяснению лейтенанта, должно было послужить для ознакомления

в будущем году с побережьем Русской Америки. Мало интересуясь этими

подробностями, плотник приступил тотчас же к заготовке материала и

выбрал для верфи отлогий берег у самого мыса Батурст, что должно

было облегчить спуск будущего корабля в море.

Джасперу Гобсону очень хотелось поскорее обойти весь остров и

ознакомиться с теми изменениями, которые могли произойти в нем за

эти месяцы. Он предполагал обратить особое внимание на ту часть острова, где произошел разрыв с материком, и по ней определить, какой толщины

и твердости была вся эта покрытая землею ледяная глыба.

Но в этот день погода, хмурая вначале, к полудню ухудшилась еще

больше. Нависшие темные тучи разразились сильнейшим дождем. Крупный

град забарабанил по крыше дома, и раздалось даже несколько ударов

грома,—явление, совершенно необычайное под такой высокой широтой.

Лейтенанту пришлось отложить свое путешествие и выждать благоприятной

погоды. Но и в следующие дни, 20-го, 21-го и 22-го июля,

погода не улучшилась. Все небо заволокло тучами, буря свирепствовала

с страшной силой, и волны с ревом ударялись о берег острова, за

прочность которого теперь, как известно, было трудно поручиться. А каково

должно было быть кораблям в открытом море в такую бурю! Но

пловучий остров не поддавался, благодаря своей величине, натискам бури

и оставался равнодушным к ее порывам.

Полина Барнетт и сержант Лонг должны были сопровождать лейтенанта

в его экскурсии. Их недолгое отсутствие, которое могло продолжиться

не больше двух дней, не могло никого удивить. Пришлось, однако, запастись провизией, состоявшей из сушеного мяса, сухарей и водки. Дни

были в то время светлые, и солнце скрывалось лишь на несколько часов.

Опасаться встреч с дикими зверями было нечего, так как медведи, повидимому, инстинктивно покинули остров в то время, когда он был

еще полуостровом. Но все же на всякий случай Гобсон, Лонг и Полина

запаслись ружьями. Кроме того, у лейтенанта и унтер-офицера были

с собой кирки и топоры, необходимые для путешественников этих стран.

Во время отлучки лейтенанта, форт оставался в распоряжении капрала

Джолиффа или, вернее, его маленькой жены, и Гобсон был вполне спокоен.

На Томаса Блэка уже давно никто не рассчитывал, но он все же

обещал следить и отмечать могущие произойти во время отсутствия

лейтенанта изменения.

Полина Барнетт пробовала уговаривать бедного ученого, но он повторял, что никогда не помирится с тем, что природа сыграла с ним такую

плохую шутку, и что теперь ему до нее нет ни малейшего дела.

После дружеских рукопожатий исследователи покинули форт и отправились

на запад, придерживаясь береговой линии, идущей от мыса Батурст

к мысу Эскимосов.

Было восемь часов утра. Косые лучи солнца освещали берег, заливая

его золотистым светом. Море было спокойно; спугнутые бурею птицы

слетались теперь стаями. Целые вереницы уток спешили к берегам мыса

Батурста, как бы добровольно принося себя в жертву кулинарному искусству

миссис Джолифф. Иногда попадались по дороге северные зайцы,

мускусные крысы, горностаи, которые, завидя путешественников, убегали, впрочем, не особенно поспешно. Животных, казалось, не особенно пугало

присутствие людей, у которых они, может быть, инстинктивно искали

защиты, чуя общую для всех опасность.

— Они сознают, что окружены морем,— сказал лейтенант,—и что им

некуда уйти.

— Разве эти породы грызунов не имеют обыкновения уходить перед

началом зимы в более теплые края?—спросила Полина Барнетт.

— Да, милэди,—отвечал Гобсон,—но на этот раз им придется так

же, как и нам, остаться на этом острове, и я думаю, что многие из них

погибнут, не будучи в состоянии вынести предстоящих морозов.

— А я нахожу, что они прекрасно сделали, не разбежавшись раньше, чем оторвался наш остров: мы теперь, по крайней мере, не будем нуждаться

в пище.

— Но зато птицы уже наверное улетят от нас?—спросила Полина

Барнетт.

— Конечно, милэди. Они полетят при первых же холодах. Они ведь

могут перелетать громадные пространства, и в этом отношении гораздо

счастливее нас, потому что достигнут материка.

— В таком случае, почему бы нам не сделать их нашими вестниками?—

заметила путешественница.

— Это прекрасная мысль, милэди,— сказал лейтенант.—Мы непременно

поймаем с сотню этих птиц и навесим им на шеи бумажки с описанием

нашего положения. Джон Росс в 1848-м году пробовал таким же

способом дать знать о месте нахождения своих кораблей: „ Предприятия“

и „Исследования*, застрявших в полярном море. Он поймал несколько

сотен серебристых лисиц, надел им на шею медные ошейники, на которых

были выгравированы необходимые сведения, и распустил их по всем направлениям.

— Может быть, некоторые лисицы и попали в чьи-либо руки?—

спросила Полина Барнетт.

— Очень возможно,—ответил Джаспер Гобсон.—Я даже припоминаю,

что одна из этих лисиц была поймана капитаном Гаттерасом; у нее на

шее был старый потертый медный ошейник, едва заметный в ее пушистой

шерсти. Мы же, не имея возможности приспособить для этой цели четвероногих

животных, удовольствуемся перелетными птицами.

Разговаривая таким образом, все трое продолжали подвигаться вперед, внимательно рассматривая местность. До сих пор они не заметили ничего

особенного. Попрежнему крутой берег, усыпанный песчаной землею, не

обнаруживал нигде ни малейшей трещины.

В одиннадцать часов утра путешественники подошли к мысу Эскимосов.

Они увидели здесь следы пребывания семейства Калюмахи. Снежные

дома, конечно, уже не существовали, но уголья и моржевые кости свидетельствовали

о посещении этого места эскимосами. Полина Барнетт,

Гобсон и Лонг решили провести здесь несколько часов, чтобы потом

ночью отправиться к бухте Моржей. Они позавтракали, сидя на траве.

Перед ними с удивительной ясностью выступал горизонт безбрежного моря.

— Скажите, мистер Гобсон,—спросила путешественница,— вы очень

удивились бы, если бы увидали сейчас какое-нибудь судно?

— Конечно, я был бы удивлен, но удивлен приятно. Хотя в это