Блэком или Полиной Барнетт.

Хотя Гобсон нисколько не сомневался в храбрости, хладнокровии

И энергии своих товарищей, тем не менее рн медлил сообщить им истину≫

Еще будет время объясниться с ними, когда сам он уже ясно даст себе

отчет в их положении. К счастью, никто из его подчиненных не был

силен в астрономии, и вопросы долготы и широты их нисколько не занимали.

Поэтому все то, что так беспокоило теперь лейтенанта, оставалось

для них незамеченным.

Лейтенант, решив молчать, так как он не видел никакого исхода из

опасного положения, должен был призвать себе на помощь всю свою

энергию. Благодаря удивительной силе воли, он сумел не только скрыть

от всех, кроме, впрочем, Полины Барнетт, гнетущее его беспокойство, но

и утешал еще несчастного Томаса Блэка, продолжавшего рвать на себе

волосы от отчаяния.

Астроном ничуть не догадывался о причине своей неудачи. Не изучив, подобно лейтенанту, особенности этой территории, он ровно ничего не

понимал, да и знать ничего не хотел, кроме того несчастного факта, что затмение не было полным. Он не мог ни в каком случае допустить

мысли, чтобы вычисления обсерватории оказались неверными и что затмение, то затмение, ради которого он, Томас Блэк, заехал в такую даль, не должно было быть полным в этом поясе земного шара, т.-е. ровно на

семидесятой параллели. Нет, нет, здесь ошибки быть не могло! Поэтому

отчаяние его было безутешно. Вскоре, однако, ему предстояло узнать

истину.

Джаспер Гобсон, дав понять своим спутникам, что неудавшееся затмение

должно было касаться лишь одного астронома, предложил им не

отвлекаться от обыденных занятий и приняться снова за работу. Но в ту

минуту, когда он собрался сойти с вершины мыса Батурст и вернуться

в факторию, его вдруг остановил капрал Джолифф.

— Господин лейтенант,—сказал он, держа руку под козырек,—могу

я предложить вам один незначительный вопрос?

— Пожалуйста, капрал,—ответил Гобсон, не понимая, что, собственно, хотел от него его подчиненный.— Говорите, я слушаю.

Но капрал медлил, он не решался говорить. В это время его маленькая

супруга подтолкнула его локтем.

— Я хочу сказать насчет семидесятой параллели, господин лейтенант.

Мне, право, кажется, что мы находимся вовсе не там, где думаем быть...

Лейтенант насупился.

— Это возможно,—ответил он,—мы могли немного ошибиться в наших

вычислениях... расчет был не совсем верен. Но что же... почему это

вас интересует?

— В смысле платы, господин лейтенант,—ответил капрал с самым

невинным лицом.—Вы помните, что Компания обещала двойное жалование...

Гобсон вздохнул с облегчением. Действительно, ведь все должны были

получать двойное жалование с того момента, когда удастся обосноваться

на семидесятой параллели или выше ее. Капрал Джолифф мог опасаться, что двойной оклад все еще недостаточно заслужен.

— Успокойтесь, капрал,—ответил улыбаясь Гобсон,—и успокойте

своих товарищей. Наша ошибка, чисто случайная, не изменяет сути дела.

Мы во всяком случае находимся не ниже, а выше семидесятой параллели, поэтому всем будет выдано двойное жалование,

— Спасибо, господин лейтенант,—сказал капрал, лицо которого вы*

разило неподдельную радость.—Ведь поневоле приходится дорожить деньгами, когда находишься всецело в их власти.

После этого мудрого замечания все стали понемногу расходиться.

Лейтенант остановил сержанта Лонга,

Он что-то бормотал, потрясая кулаком.

— Останьтесь со мною, сержант Лонг, — сказал он.

Унтер-офицер, круто повернувшись, остановился в ожидании приказаний

начальника.

Кроме лейтенанта и сержанта остались еще Полина Барнетт, Мэдж

и Томас Блэк. Остальные все вернулись в факторию.

После неудавшегося затмения Полина Барнетт не произнесла еще ни

одного слова. Только глаза ее с недоумением останавливались на Джаспере

Гобсоне, который заметно избегал ее взгляда. На лице отважной путешественницы

заметно было больше удивления, чем беспокойства. Может

быть, она поняла, в чем дело? Знала ли она всю безвыходность их положения?

Во всяком случае, она упорно молчала, опираясь на руку

Мэдж.

Что же касается астронома, то он, не переставая, ходил взад и вперед.

Волосы его были всклокочены. Из груди его вырывались то вопли отчаяния, то громкие проклятия, сопровождаемые отчаянными жестами. По

временам он поворачивался к солнцу и что-то бормотал, грозно потрясая

кулаком.

Наконец его внутренний пыл иссяк. Он подошел к лейтенанту и встал

перед ним в решительной, угрожающей позе.

— Потрудитесь объясниться, господин агент Компании Гудзонова залива,—

закричал он злобно. Его поза, слова, тон, все походило на вызов.

Но Гобсон, вполне входя в положение несчастного астронома, оставался

спокоен.

— Мистер Гобсон,—продолжал Томас Блэк,—извольте объяснить мне, что все это значит? Что это, мистификация, что ли, с вашей стороны?

В таком случае, милостивый государь, вам придется за нее ответить не

одному мне.

— К чему вы мне это говорите, мистер Блэк?—спросил совершенно

спокойно Гобсон.

— К тому, что вы обязались доставить ваш отряд на границу семидесятой

параллели...

— Или перейти е е,—ответил Джаспер Гобсон.

— Перейти... Очень мне это нужно!— закричал Томас Блэк.—Нет,

милостивый государь, мне надо было для наблюдения затмения не переступать

семидесятой параллели, а вы завели нас на три градуса выше.

— Значит, мистер Блэк, мы ошиблись, вот и все,—ответил спокойно

лейтенант.

— Вот и все,—яростно закричал астроном, которого спокойствие

лейтенанта выводило из себя.

— Я должен вам к тому же заметить,—продолжал Джаспер Гобсон,—

что если я ошибся, то ведь и вы тоже ошиблись, так как, прибыв на

мыс Батурст, мы вместе с вами определили его географическое положение.

Вы не можете обвинять одного меня в ошибке, к которой причастны

вы сами.

Эти слова подействовали угнетающим образом на астронома. Он причастен

к этой ошибке. Но что же тогда скажут в Гринвичской обсерватории, да и во всей Европе, об астрономе, не сумевшем даже определить

градуса широты? Томас Блэк, известный ученый, ошибся вдруг на

целых три градуса! Да еще при каких обстоятельствах! Когда точность

была необходима для наблюдения затмения, которое не повторится теперь

в продолжение долгих лет! Конечно, он теперь опозорен навек!

— Но как, как это могло случиться?—кричал он, схватившись за голову.—

Или я разучился управлять секстантом? Или ослеп, наконец? В таком

случае мне остается только броситься отсюда в воду!,,

— Мистер Блэк,—сказал тогда Джаспер Гобсон несколько торжественным

тоном,—вам не в чем упрекать себя, так как вы нисколько не

ошиблись.

Значит, вы один виноваты...

— Нет, и я не виноват. Выслушайте меня хорошенько, и вы также, миссис,— сказал грустно лейтенант, обернувшись к Полине Барнетт,—и вы

Мэдж, и вы, сержант Лонг. Я попрошу только всех вас сохранить в тайне

то, что я вам сообщу, так как не следует пугать наших спутников раньше

времени.

Полина Барнетт, ее подруга, сержант и Томас Блэк подошли к лейтенанту.

Никто из них не ответил ему, но в их молчании чувствовалось

торжественное обещание сохранить тайну.

— Друзья мои,—начал Джаспер Гобсон,—приехав сюда ровно год

тому назад, мы определили положение этого мыса, который оказался как

раз на семидесятой параллели. Если же он теперь находится на три градуса

выше, то лишь потому, что он передвинулся.

— Передвинулся,— вскричал Томас Блэк,—ну, уж рассказывайте это

кому-нибудь другому. Где это вы слышали, чтобы мыс мог передвинуться?