Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
В Леденцовых Больших горах
Полисмены на деревянных ногах,
Из резины у бульдогов зубы,
Кладут яйца всмятку куры[18].
Сады у фермеров полны плодов,
А сараи набиты сеном…
О, я должен туда дойти,
Где зимой снега не найти.
Туда, где ветры не дуют
И где не льют дожди.

Там

Ручейки из джина и спирта
Журчат себе по скалам…
Жаркое там в озере виски.

И еще:

Нет ни лопат там коротких,
Топоров нет, пил и мотыг.
Я должен быть там, где спят весь день,
И повесили Турка, что выдумал труд,
Там, в Больших Леденцовых горах.

А также:

К раю бедняка мы найдем свой путь,
Там удача во всем будет с нами.
Земляничный пирог
Там, как башня, высок,
Сливки сбитые возят возами.
Будем есть, что захотим!
Там омлет с ветчиною растет
На деревьях над озером с пивом.

Тема Кокейна возникает в самых разнообразных местах, принимая всевозможные формы. Например, у негров существует рассказ о Джоне Генри, мифическом герое многих легенд, в которых границы человеческих возможностей чудесным образом раздвинуты. В рассказе повествуется о дереве из меда и дереве из блинов:

«Ну так вот: сидит там Джон Генри и ест себе мед с блинами, а потом встает, чтобы идти, и тут у него отскакивает пуговица от штанов и убивает кролика, спящего на расстоянии больше ста ярдов, по другую сторону дерева. И тут же вскочила жареная свинья с большим мешком печенья на спине, и Джон Генри съел ее.

Вот пошел Джон Генри прямо через лес, чтобы найти, где бы поужинать, так как он здорово проголодался и боялся опоздать к своему ужину. Джон Генри видит под горой озеро и думает, что найдет там воду, так как ему хотелось также и пить после того, как он ел мед, и блины, и жареного поросенка, и печенье, хотя, правда, и не насытился всем этим. Итак, отправляется он попить воды, но оказывается, что озеро это — не что иное, как целое озеро меда, а посредине его нет ничего другого, кроме деревьев, увешанных печеньем».

Наконец, известен рассказ об «Охотничьих путешествиях Джека», представляющий компиляцию, составленную Ричардом Чейзом на основании рассказов, записанных им со слов сказочников в горах Виргинии. В этом рассказе Джек (это не кто иной, как наш старый знакомый из знаменитой сказки «Джек и боб») отправляется на охоту вдоль медовой реки под тенью деревьев с оладьями, а из кустов выбегают поросята с ножами и вилками, воткнутыми в зад, и визжат, требуя, чтобы их съели[19].

В этом случае можно, думается, отчасти проследить, как тема Кокейна пересекла Атлантический океан. А. Л. Ллойд, которому я здесь выражаю благодарность за сообщение американских текстов, высказал предположение, что ближайшим предком «Больших Леденцовых гор» является популярная норвежская песня, впервые появившаяся в печати в 1853 году и с тех пор сделавшаяся классической национальной песнью всей Норвегии. В ней сказочный Оль Булль приглашает всех и каждого променять свое жалкое существование на свободу в Олеане[20]. Некоторые стихи из этой поэмы могут быть переданы приблизительно следующими словами:

«В Олеане, вот где хотел бы я быть, а не влачить в Норвегии оковы рабства.
В Олеане дадут тебе землю даром, а злаки прямо сами из нее лезут — вот тебе и деньги на веселье!
Зерно само обмолачивается в амбаре, в то время как я валяюсь на своей кровати.
И мюнхенское пиво, самое лучшее, какое можно сварить в Иоттеборге, и ручейки его текут там на радость беднякам.
И румяные жареные поросята мило резвятся вокруг и вежливо спрашивают: не хочет ли кто ветчины?»

Для норвежского крестьянина и рыбака земной рай находился в Америке. Тысячи их эмигрировали туда в течение всего XIX века; попав в Новый Свет, переселенец очень быстро обнаруживал, что эта Утопия существовала только в его воображении. В жизни она оказывалась чем-то, за что надо было драться, или же отдаленной и фантастической, несбыточной страной.

Нас поражает то, что удается обнаружить одни и те же мысли и желания, выражаемые почти одинаковыми словами, на разных, континентах и с промежутком в шесть столетий: в Англии в XIV веке и в Америке в начале XX века, или, точнее, в конце XIX века[21]; в одной — феодальной, раздробленной и почти целиком аграрной, и другой — высокоорганизованной, промышленной стране с прогрессивной техникой и капитализмом, уже достигшим стадии монополистического капитала. Следует сказать, что хотя «граница», в старом смысле слова, уже перестала существовать в Соединенных Штатах в последние десятилетия XIX века, там все еще сохранялись малодоступные области. Это обусловливало наличие массы чернорабочих, кочевавших по стране: они строили железные и шоссейные дороги, шоссе, рыли каналы и возводили ирригационные сооружения. Эта масса рабочих не имела определенного дела, но оказывалась готовой поехать в любую часть Штатов по первому объявлению, лишь бы найти хороший заработок и иметь работу. Битва с природой также не была еще выиграна. При жестокой классовой эксплуатации и суровости примитивных условий жизни того времени народным массам приходилось сопротивляться не только гнету эксплуататоров, но и непрекращающемуся натиску непокоренных сил природы. Таковы, нам кажется, наиболее вероятные причины вторичного появления темы о Кокейне в целом ряде новых ее вариантов.

Но время не стоит на месте и старая тема появляется вновь уже со значительными изменениями. Они обозначились не только в разнице между «Леденцовыми горами» и «Раем бедняка», с одной стороны, и средневековой страной Кокейн — с другой, но и в различиях между первыми двумя песнями. «Большие Леденцовые горы» по духу ближе к своему средневековому прообразу. В них сильнее фантастический элемент, они проникнуты духом пассивности. Несмотря на кажущуюся веселость, эта песнь, в сущности, отражала усталость и циничный скептицизм, порожденные ясным пониманием того, что в современных условиях Кокейн не может быть ничем иным, как сном. «Большие Леденцовые горы» — гимн самой деморализованной части так называемых «бродяг» — рабочих, бродящих по стране в поисках работы. Это утопия упадочническая, какой и должна она быть в наше время там, где отвертываются от классовой борьбы.

В противоположность «Большим Леденцовым горам», проникнутым пассивным и отрицательным настроением, «Рай бедняка» может быть назван произведением позитивным и активным. Это тоже Кокейн, с некоторой долей старых фантастических элементов, но с добавлением к ним элементов классовой борьбы, хотя и несколько анархического стиля. Так, например, в первой песне читаем:

По Большим Леденцовым горам
Понастроены тюрьмы из жести.
Никто, понятно, долго жить
Не станет в подобном месте!
вернуться

18

В Шларафенланде Брейгеля изображено вареное яйцо в чашке: оно носится повсюду уже облупленным, с торчащей в нем вилкой. Очевидно, что составители этой песни никогда о Брейгеле не слыхали, но устойчивость всех этих мелких деталей служит четким указанием на существование неумирающей традиции устного пересказа, о которой мы располагаем лишь случайными и разрозненными свидетельствами.

вернуться

19

Мед — это также отзвук средних веков, когда сахара почти не знали и мед очень высоко ценился как единственный доступный сладкий продукт. Возможно, что такие же условия существовали и в отдаленных частях Соединенных Штатов, где пионеры-переселенцы обходились тем, что производили сами, и где ввозной сахар мог считаться роскошью.

вернуться

20

Ллойд высказывает предположение, что Олеана могла подсказать Ибсену его Утопию Гентиану в четвертом акте «Пера Гюнта». Пожалуй, встретить Ибсена в стране Кокейн еще более неожиданно, чем Уисли!

вернуться

21

Эти народные произведения с трудом поддаются датировке, как и большинство народных песен и сказок, однако нам кажется, что в агитации популистов против трестов и за дешевый кредит, с особой силой развернувшейся во время выборов 1896 года (когда популисты поддерживали кандидатуру демократа Брайана), содержится ссылка на «Рай бедняка».

9
{"b":"272214","o":1}