Итак, постклассическое понимание факта (в духе которого мы сейчас рассуждаем), связанное с переходом на его гносеологическое понимание, состоит в признании важности субъективной, ценностной, формальной составляющей факта[134]. Невозможно отождествлять факт с чувственными данными, с эмпирическим опытом, поскольку в структуре фактического знания присутствуют также и абстрактно-теоретические моменты, элементы обыденного сознания; элементы господствующей идеологии и даже мифологии и прочее; отсюда даже «событие» и «предмет», вместе с понятием «факт», не могут рассматриваться исключительно как объекты эмпирической деятельности — «единичность не может рассматриваться отдельно от системы, для которой она является единичностью»[135]. Еще один важный момент, в котором проявилось влияние постклассической науки на теорию доказательств — это гуманизация теории доказательств, очеловечение ее в том смысле, который имел софист Протагор: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Уголовный процесс — это сложная «человекоразмерная» система: человеческий фактор вносит элемент неопределенности, непредсказуемости в действие правового механизма. Несмотря на все усилия законодателя сделать судебное доказывание максимально рациональным, очевидно, идеал разумности, объективности никогда не будет достигнут. Живые люди, со своими комплексами и знаниями, сформированными цивилизацией, обуреваемые страстями и побуждаемые своими интересами, производят смыслы и факты. Уголовно-процессуальный факт есть продукт синтетический, пригодный только для человеческого правосудия, для человеческой деятельности по познанию фактов-1. И в частности, уголовно-процессуальные факты-2 есть элемент версии, истолкования субъектом эмпирических данных, информации о событии (факте-1).
Наверное, это наиболее адекватное описание того, с чем имеют дело присяжные заседатели. Но надо иметь в виду, что они получают уже готовую пищу для умственной работы с фактами. Вся предварительная работа по получению и отсеиванию информации проделана для них сторонами и судом. И эта работа по «изготовлению» фактов охватывается понятием «доказывание».
Следовательно, подобная концепция не может быть принята для полного описания уголовно-процессуального доказывания. Такое представление о фактах может использоваться только с определенной долей условности при описании ограниченного участка уголовно-процессуального доказывания: доказывания, происходящего в суде присяжных. А.В. Кудрявцева справедливо указывает именно на данный момент[136].
Факт — диалектическое единство субъективного и объективного; в факте информация, полученная из источника, объединяется с субъективной позицией получателя информации. Субъективный момент, связанный с личностью субъекта, находит свое воплощение в фактах; факт как таковой создается посредством некоторой интерпретации субъектом полученных данных (эмпирических). Каждый факт предстает в качестве такового лишь в рамках отдельной более-менее четко определенной партии — сообщества. Гарантом его достоверности становится его признание в рамках данного сообщества, данной структуры, например, следственной или, наоборот, состязательной.
Из сказанного вытекает, что принципиальный момент, связывающий новое понимание факта, касается так называемой картины мира и мировоззрения данной эпохи (эпистемы, парадигмы). Участники доказывания в уголовном суде разделяют мировоззренческие, научные и правовые взгляды, свойственные людям этого времени. Их картина мира включает в себя как инварианты понимания правовых ценностей, концептов правовой теории, идеологии, так и элементы мифологии, обыденного сознания, других форм культуры. «Культурный горизонт эпохи всегда выступает аксиологической презумпцией процедуры восприятия и осмысления любого события»[137].
Можно даже говорить о «создании» фактов в процессе обработки информации, извлеченной из источников. Создать факт — это значит сконструировать в сознании образ действительности, которая в той или иной степени представлена источником. П.А. Флоренский замечает, что, строго говоря, само понятие «исторический факт» заключает в себе противоречие — факт не может быть «историческим», не может принадлежать прошлому — он всегда «составляет непосредственное содержание сознания»[138]. Следовательно, историчность факта — это не сам факт и не выражаемая истина, а в определенной мере только гипотеза.
Скажем, некоторыми исследователями исторический факт употребляется в трех значениях: факт-событие, факт-источник и факт-знание[139]. В факте представлены три составляющие — перцептивная, лингвистическая и материально-практическая[140]. У нас получается, соответственно этому взгляду, что факт-событие соответствует онтологическому истолкованию факта или понятию факта, употребляемому в обыденном значении в качестве синонима явления объективной реальности. Факт-источник указывает на информацию о факте-событии, содержащуюся в показаниях свидетеля, документе, протоколе и пр. И, наконец, факт-знание, факт в его гносеологическом значении и оказывается фактом судебным, итоговым проинтерпретированным знанием судьи о событии, формируемым в результате состязательного исследования источника. Ни один источник, из которого могут получены сведения о факте, не может отвечать инвариантному критерию истинности. «Слова, — говорил Л.С.Б. Гильберт, — являются всего лишь выражением фактов; и поэтому когда ничего не сказано, что было сделано, ничто не может сказано, чтобы было доказано»[141]. Чтобы получить определенную информацию от свидетеля, из вещественного доказательства, протокола, документа, субъекту доказывания необходимо провести соответствующее процессуальное действие (скажем, допрос), то есть приготовиться и получить нужную информацию, проинтерпретировать ее, перевести эту информацию на язык уголовного судопроизводства[142].
Мы пришли также к необходимости проведения различия между сведением, претендующим на получение статуса факта — исходным эмпирическим данным, и собственно фактом, тем более так называемым «судебным фактом», то есть предпосылки судебного решения. «Фактическое данное» содержится в указанном законом источнике: в показаниях свидетеля, документе, протоколе и пр. Это «темное, нераскрытое сведение» (для всех, кроме того, кто его получил). Ему еще подлежит быть представленным и пройти интерпретацию с разных сторон в контексте судебного разбирательства (или другой квазиюрисдикционной процедуры), возможно, стать открытым фактом — сведением, освещенным светом достоверности.
Понятие «фактические данные»[143] используется нами для обозначения еще «сырых», эмпирических данных, полученных под воздействием органов чувств; это «болванка», набор деталей, из которых изготовляется факт как результат его описания на языке уголовного судопроизводства (в виде протокола, например), а самое главное — состязательной проверки, переинтерпретации. Факт в собственном значении оказывается только фактом судебным, то есть итоговым, проинтерпретированным знанием судьи о событии, сформированным в результате состязательного исследования источника доказательств.
Из этого вытекает, что понятие «факт» уже понятия доказательств, сформулированного в части 1 статьи 74 УПК РФ: доказательствами являются любые сведения, полученные и представленные в виде источников, предусмотренных частью 2 статьи 74 УПК для установления предмета доказывания. Субъективизм доказательства проявляется в том, что оно может быть как обвинительным, так и оправдательным. Объективизм факта состоит в том, что принимается судьей (присяжным заседателем) за достоверное сведение, что позволяет использовать его в качестве основания для приговора.
