Он дал ей время обдумать его слова, потом сделал еще шаг к ней и приближался до тех пор, пока его лицо не нависло над ней.

– Если бы мне пришлось, я бы скрутил тебя по рукам и ногам и унес. Потому что я бы предпочел, чтобы ты избегала меня, чтобы ты мучилась от страха и недоверия, как это происходит с тобой сейчас, чтобы ты была какой угодно, только не мертвой.

В этом не было поэзии, но была глубина и сила. Ее сердце переполняли эмоции. Эмори протянула руку, чтобы коснуться его щеки.

Но ей это не удалось. Хэйес перехватил ее за запястье и убрал от своего лица. Когда он наконец отпустил руку Эмори, он кивнул в сторону коридора и хрипло приказал:

– Иди в постель. Запри дверь, если так ты почувствуешь себя в безопасности.

Он ждал.

Она не шевельнулась.

Эмори по-прежнему спокойно смотрела на него, доверяя, принимая. Он ждал совершенно другого.

– Ладно, – прорычал Хэйес, – ты сама напросилась.

Он схватил ее за талию, развернул лицом к стене, стащил с нее свитер, потом все с той же грубостью освободил ее от сорочки. Бретельки ее бюстгальтера слетели с плеч под его нетерпеливыми пальцами, и груди Эмори остались неприкрытыми. Он сорвал его, потом поднял ее руки, положил их ладонями на стену и накрыл их своими, пристраиваясь сзади нее.

Он слегка прикусил ее шею сбоку, желая оставить на ней свою отметину, отлично осознавая, что он не имеет на нее никакого права, даже права хотеть ее.

– Напугана?

– Нет.

– Значит, я делаю что-то неправильно.

Его поцелуи-укусы побежали вниз по ее шее. Эмори застонала от возбуждения, а не от страха. Хэйес прижался к ее ягодицам, давая понять, что настроен решительно.

– А теперь ты боишься?

Вместо того, чтобы отшатнуться, она подалась назад, сливаясь с ним еще теснее, усиливая нажим и заставив его прошипеть сквозь зубы:

– Ты играешь с огнем, Док.

Когда Эмори повторила движение и потерлась о него, он убрал свои руки с ее рук и вслепую расстегнул на ней джинсы. Не слишком нежно он запустил руку в ее трусики, сунул ее между бедрами Эмори и нашел ее горячей, влажной и набухшей от того же властного желания, которое пульсировало в нем.

Его пальцы согнулись, уходя в нее. Он потер волшебную точку и почувствовал, как участился ее пульс. Он хрипло прошептал ей на ухо:

– Я хочу быть здесь. Прямо сейчас.

Он развернул ее лицом к себе, поднял и прижал к себе, потом понес через короткий коридор в спальню. Он поставил ее на пол у кровати, и Эмори принялась освобождаться от остатков одежды с такой же поспешностью, с какой он снимал свою.

Он уже стоял обнаженным, когда она еще не сняла второй сапог. Отбросив в сторону покрывало, он сел на край кровати и потянулся к ней в ту же секунду, когда она избавилась от нижнего белья.

Поставив Эмори между своими бедрами, он подхватил ее грудь, взял в рот сосок и с жадностью, почти с отчаянием, втянул его. Потом он обнял ее, подтолкнул ближе к нему и прижался лицом к ее податливому животу, потом спустился ниже к сладостному мускусному треугольнику.

Потершись о него носом, он пробежался пальцами вверх и вниз по ее бедрам, потом раздвинул их с большей властностью, чем требовалось, потому что теперь уже было ясно, что ее доверие к нему, как это ни удивительно, было непоколебимым.

Его рот приготовился к сладостной атаке. Его язык вошел в нее один раз, второй, третий, пробираясь все глубже, потом принялся поглаживать нежную плоть, вырывая у нее прерывистые вздохи, которые превратились в протяжный стон, когда он втянул в рот маленький тугой центр ее наслаждения.

Но он не хотел, чтобы она кончила, пока он не окажется внутри ее. Он уложил Эмори на постель, встал на колени между ее поднятыми бедрами и собрался уже опуститься на нее, когда она остановила его.

– Подожди!

– Я не могу.

Но он смог – и сделал это, – когда она приподнялась, положила ладони ему на ягодицы и взяла в рот головку его члена. Наслаждение было так велико, что он сцепил зубы и даже не подозревал, с какой силой это сделал, пока ее язык не нашел чувствительное местечко, а он не попытался заговорить. Он задохнулся и сумел выдавить из себя:

– Боже, я думал, мне снится то, как ты это делаешь.

Еще несколько секунд, и он взмолился:

– Док, хватит. Перестань.

Он отодвинул ее голову от себя, но она успела поцеловать его татуировку.

Когда Эмори откинулась на спину, он опустился на нее, вошел в нее, двигаясь вперед до тех пор, пока они не стали максимально близки. Потом он перенес тяжесть своего тела на нее и зарылся лицом в ее шею.

– Ты меня погубишь. Но черт меня побери, если я могу себе помочь.

Он приподнялся, не отрывая глаз от ее зрачков, и начал входить в нее все глубже.

И это было невероятно, не только потому, что она была восхитительно тугой и шелковистой. Она такой была. Не только потому, что она отвечала в нужное время на каждое короткое быстрое движение и на каждое долгое скользящее движение. Она это делала.

Не только потому, что каждый раз, когда он почти выходил из нее, она ухитрялась ласкать кончик его пениса соблазнительными движениями, напоминающими танец живота, до тех пор, пока он уже не мог дольше терпеть и вынужден был снова погрузиться в нее полностью.

Не только потому, что ее руки ласкали его с безупречной интуицией. И не только потому, что, когда она кончила, он почувствовал каждое ее конвульсивное сжатие, но и увидел слезы в ее глазах, подтверждающие те всепоглощающие эмоции, которые были между ними.

Все это сыграло свою роль. Он ощущал себя крепче и сильнее, чувствовал каждую секунду их близости острее, чем когда-либо в своей жизни. И только потому, что каждый раз, когда он забывался в ней, она обнимала его голову, прижимала к себе и на вдохе произносила его имя так, словно это было самое дорогое слово в ее словаре.

– Хэйес.

Потом они оба долго лежали без движения. Наконец в его голове достаточно прояснилось, чтобы до него дошло: он кончил в нее, и они никак не предохранялись. Еще и поэтому ему было так хорошо. Он ни о чем не жалел и не пытался как можно быстрее оторваться от Эмори.

Когда он все-таки шевельнулся, он приподнялся на локте и посмотрел в ее лицо. Эмори сонно улыбнулась. Свободной рукой он поднял ее подбородок и поцеловал ее, не торопясь, соединяя свой рот с ее ртом, лениво и распутно.

Оторвавшись от ее губ, он сказал:

– Мне повезло. Тебя не так легко напугать.

– Мне тоже повезло.

– Но ты все еще в опасности, Док. Поэтому бойся. Но не меня.

– Я знаю.

– Никогда не бойся меня.

– Я не боюсь, – она запустила пальцы в его волосы. – Я не знаю всего, но одно я знаю наверняка. Ты не повинен в смерти восьми невинных людей.

Как гаснет мгновенно теплый свет фонаря, его душа снова стала темной и холодной.

Он оторвался от нее и перекатился на спину. Глядя в потолок, он ответил:

– Ты права. Только семеро из них были невинными.

Ее разбудил аромат свежего кофе. Все еще было темно. Эмори включила лампу в изголовье кровати. Ее одежда, сброшенная впопыхах и как попало накануне вечером, была аккуратно сложена на стуле. Она собрала все, взяла сапоги и проскользнула в ванную.

Когда десятью минутами позже она вошла в гостиную, Хэйес, сидевший за столом и пивший кофе, посмотрел на нее. Он спал рядом с ней всю ночь, но после его поразительного заявления: «Только семеро из них были невинными», они не обменялись больше ни словом и ни разу не прикоснулись друг к другу.

Эти слова стали невидимым барьером, в котором за ночь не появилось ни одной бреши. Утром этот барьер казался еще более непреодолимым. Как будто не было никакой близости этой ночью, его глаза смотрели невозмутимо, лицо оставалось бесстрастным.

– Кружки в шкафчике, справа от раковины, – объяснил он.

Эмори взяла кружку, налила себе кофе и села напротив Хэйеса за стол, делая вид, что не замечает лежащего возле его правой руки пистолета.