Эти слова были произнесены в присутствии Феликса Юсупова, весьма богатого, красивого и элегантного молодого человека. Двадцатидевятилетний князь приходился близким родственником Николаю II — он был женат на его племяннице, княжне Ирине.

Фраза Родзянко потрясла Феликса Юсупова. Мысль об убийстве Распутина не давала ему покоя. Было ли это единственным средством, способным спасти Россию? Позднее он расскажет:

— Несколько раз, среди ночи, мои изнуренные нервы внезапно пробуждали меня, и я уже не мог ни успокоиться, ни снова заснуть…

Понемногу идея убийства полностью завладела им. Устранение Распутина — это его, Юсупова, долг. Его товарищи на фронте сражаются с немцами. Он же, устранив одного-единственного человека, «врага презренного, подлого и циничного», спасет императорский трон и Россию.

Таков исходный пункт общепризнанной версии убийства Распутина. Именно так Робер Оссейн, Клод Дессайи и я обрисовали ситуацию в фильме «Я убил Распутина», основываясь на воспоминаниях князя Феликса Юсупова.

К нашему удивлению, версия, предложенная доктором Лазове-ром, в корне отличается от общепринятой. Чтобы покончить с Распутиным, сэру Самуэлю Хоару была предоставлена помощница — леди Сибилла Грей, очаровательная англичанка, близко знакомая с супругой великого князя Николая. Именно ей предназначено было спланировать операцию. Ее предупредили, что организацию убийства должен взять на себя член императорской семьи, чтобы «избежать преследования полиции в случае разоблачения». Первым именем, названным леди Сибиллой, было имя великого князя Дмитрия Павловича. Но подумав, она вспомнила про его неразлучного друга, Феликса Юсупова. Феликс играл на гитаре и пел цыганские песни, которые обожал Распутин.

«Таким образом, без его ведома, князь Феликс Юсупов был предназначен для окончательного решения», — сообщает нам доктор Лазовер.

В этом случае восклицание председателя Думы Родзянко, свидетелем которого оказался Юсупов, можно считать приманкой, на которую Феликс с готовностью «клюнул».

Абсолютно точно известно, что первым посвященным в решение Юсупова, был великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат царя. Дмитрий загорелся идеей. Так же как и капитан Сухотин, друг Феликса, недавно раненный на фронте и приехавший на поправку в Санкт-Петербург. Так же как и депутат Пуришкевич, яростный противник Распутина, пятидесятилетний человек, пламенный, жестокий, сторонник абсолютной власти, готовый решительно на все ради победы самодержавия: в 1905 г. именно он был вдохновителем и организатором страшных еврейских погромов. Для такого человека, как Пуриш-кевич, уничтожить Распутина означало спасти царя и самодержавие. Именно Пуришкевич предложил выбрать яд в качестве орудия смерти. Он также предложил содействие друга, доктора Станисласа де Лазовера, врача своего санитарного поезда.

В. М. Пуришкевич

Благодаря фанатичной поклоннице старца, госпоже Головиной, и ее дочери, князь Юсупов смог войти в ближайшее окружение Распутина. Феликс придумал себе болезнь, которую Распутин взялся лечить. Это был замечательный способ продолжать свои визиты, не вызывая подозрения старца. Однажды Феликс пригласил Григория провести вечер у него во дворце на Мойке. По этому случаю он собирался ему представить свою жену Ирину, племянницу царя. Племянница царя! Польщенный, Распутин тотчас принял приглашение, не зная, что Ирина в это время находилась в Крыму.

29 декабря 1916 г., около 11 часов вечера, в гостиной подвального этаже дворца на Мойке все было готово. Пуришкевич и Юсупов рассказывали, как Лазовер наполнил цианистым калием пирожные — любимые пирожные Распутина. Какова была доза? Достаточная для того, чтобы убить двадцать человек. Помимо этого, доктор бросил кристаллы цианистого калия в рюмки, которые должны были преподнести Распутину. Доктор Лазовер вспоминает, как один из заговорщиков спросил у него, не может ли Бадмаев — «тибетский» маг, тесно связанный с Распутиным, — дать старцу какое-нибудь противоядие, чтобы защитить его организм от действия ядов. «Противоядия, — ответил Лазовер, — эффективны только в случае приема их непосредственно до или после отравленной пищи».

Затем доктор «растворил несколько кристаллов яда в пробирке. Он выбрал две рюмки и отставил их в сторону». И предупредил:

— Налейте этот раствор в рюмки не раньше чем через двадцать минут после того, как мы с князем поедем за Распутиным. В открытой посуде яд быстро теряет свои свойства…

«Мы с князем»? Лазовер не оговорился. Он должен был сыграть роль шофера Юсупова. Он поведет машину, отправленную за Распутиным.

Почти наступила полночь. Пока все шло по плану. Лазовер, переодетый шофером, отвез Юсупова к Распутину, и они все вместе ехали во дворец на Мойке. Автомобиль въехал на заснеженный двор. Оставшиеся в доме заговорщики Дмитрий, Пуришкевич и Сухотин ждали в комнате первого этажа. Было решено, что Юсупов будет действовать в одиночку: присутствие третьего лица могло бы вызвать подозрения у Распутина. А в этом случае его реакция могла быть непредсказуемой. Бесспорно, это был опасный человек. Очень опасный. Но Феликсу он доверял. Этот мужлан, этот колосс, этот покоритель женщин, испытывал к молодому изнеженному аристократу необъяснимую привязанность.

Старец и князь спустились по узкой лестнице, ведущей в подвальное помещение дворца на Мойке. Они вошли в небольшой, роскошно обставленный сводчатый кабинет. Распутин, как всегда непринужденно, скинул свою шубу и с любопытством стал рассматривать меблировку. Потом сел. Завязалась беседа. Юсупов предложил старцу вино и чай — тот отказался. Он прищурил свои маленькие хитрые глазки:

— Я защищен от дурного глаза, Феликс, — сказал он. — Несколько раз меня пытались убить, но Господь всегда расстраивал эти заговоры. Плохо придется тому, кто поднимет на меня руку.

Почему он сказал это?

Феликс протянул тарелку с пирожными Распутину. Откажется ли он и на этот раз? Нет. Он очень любил эти пирожные. Он взял одно и тут же съел его. Потом следующее. Пирожные, буквально начиненные цианистым калием. С ужасом Феликс ждал реакции, которая должна была вот-вот наступить. Цианистый калий убивает в считанные минуты.

Ничего не произошло. Старец, казалось, прекрасно себя чувствовал. Пирожные вызвали у него только жажду. Он попросил вина. Феликс поспешно наполнил одну из отравленных рюмок. Распутин поднес рюмку к губам. «Он пил медленно, — рассказывает князь, — маленькими глотками, дегустируя вино так, как это умеют делать лишь знатоки. Его лицо не изменилось. Только время от времени он подносил к шее руку, как будто ему трудно было глотать. Он поднялся и сделал несколько шагов. Когда я спросил, что с ним, он ответил:

— Да ничего, просто щекотание в горле.

Так продолжалось несколько тягостных минут.

— Хороший портвейн, налей мне еще, — сказал он.

Распутин выпил еще одну рюмку с ядом. Никакого результата. Но он так напряженно смотрел на хозяина, что князь растерялся. Он не мог овладеть собой и бросил взгляд на настенные часы: они показывали 2 часа 30 минут. Около двух с половиной часов продолжалась эта мучительная сцена.

Здесь возникает самый интересный вопрос. Почему яд не подействовал? Первое объяснение, которое пытались дать на этот вопрос, предполагает, что Распутин не был отравлен.

На это обвинение — а это именно обвинение — попытался ответить доктор Лазовер:

«Многие историки подозревают меня в том, что я просто не положил яд в пирожные и вино. Последний начальник императорской Охранки, генерал Васильев, говорит об этом даже в своих „Воспоминаниях" Эти подозрения просто нелепы. Я добавлял яд в присутствии Пуришкевича, Юсупова, Дмитрия Павловича и Сухотина. Этот яд дал мне Юсупов, так же в их присутствии, чтобы я сразу подмешал его, предварительно разделив на дозы. Следовательно, не может быть никаких сомнений».

Несомненно, что мы имеем три согласующихся между собой свидетельства: Пуришкевича, Юсупова и Лазовера. Таким образом, можно смело отбросить эту гипотезу.