— Разрешишь ли ты, батюшка, задать тебе один-единственный вопрос?

Отец Феофан спросил его мнение по поводу какой-то выдержки из Святого Писания. На мгновение Распутин погрузился в раздумье. Потом прозвучал его ответ, сформулированный без малейшего колебания, «очень четко, кратко и точно».

Отец Феофан кивнул головой:

— Совершенно правильно, батюшка, ты говоришь истину!

Последовали новые вопросы и новые ответы. Под конец беседы, как и каждый вечер, отец Феофан благословлял семинаристов. Но когда очередь дошла до Распутина, он обратился к нему:

— Благослови ты меня, батюшка.

На следующее утро отец Феофан представил Распутина епископу Гермогену. Посещение Распутиным этого уважаемого священника было достаточно необычным. Он бросился ему навстречу, крепко обнял и трижды поцеловал на крестьянский манер. Его объятия были такими крепкими, что, казалось, Гермоген вот-вот задохнется. Отпустив епископа, Распутин, рассмеявшись, воскликнул:

— Ты мне нравишься!

Гермоген был покорен. То же самое можно сказать и о видном русском проповеднике Илиодоре.

При этом тройном покровительстве Распутин начал завоевывать Санкт-Петербург.

В столице России жизнь во многом определялась событиями в семье царя Николая II и его супруги Александры (до замужества принцессы Алисы Гессен-Дармштадтской). Будучи женатыми уже десять лет, эти двое любили друг друга, как и в день свадьбы. Император называл Александру не иначе как «солнышко». Они почти никогда не расставались. Когда настанут мрачные революционные дни и она вынуждена будет покинуть Царское Село, она напишет своей подруге: «Моя дорогая, нам особенно тягостно покидать этот дом, этот очаг, где мы прожили так счастливо двадцать три года».

За эти двадцать три года разрушился весь старый мир, родилось новое, чуждое ей общество; императрицу волновало не это. Самым главным для нее по-прежнему оставалось ее супружеское счастье.

Одному Богу известно, как это счастье омрачалось ужасной семейной трагедией! Алиса дала рождение четырем дочерям, они были красивы и здоровы. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о ее последнем ребенке, царевиче Алексее. Он был подвержен гемофилии, страшной болезни, унаследованной им от семьи Гессен. Достаточно было небольшого падения, чтобы внутреннее кровотечение раздувало ушибленную коленку. Опухоль вызывала мучительные боли. С тревогой родители задавали себе мучительные вопросы. Смогут ли врачи остановить кровотечение, если оно случится? Остановится оно само? Однажды, осенним днем, царевич играл в парке с сыном матроса Деревенько, своего «дядьки». Несмотря на заботу кормилицы Вишняковой, он нечаянно сделал слишком резкое движение и, вскрикнув, упал.

Его тут же отнесли в постель, раздели. На одной из коленок темнела ужасная синеватая шишка. Сбежались доктора. Проходили дни. Алексей лежал в лихорадке, температура не спадала. Боль вызывала у него невольные стоны, терзавшие сердце родителей. Царь находился рядом с ним, когда Алеша, вдруг перестав плакать, сказал тихим голосом:

— Папа, когда я умру, похороните меня там, внизу, в парке…

Резко поднявшись, царь покинул комнату. Выйдя вслед за ним,

Александра увидела мужа, содрогавшегося от рыданий.

Все изменилось в одно мгновение. Великая княгиня Анастасия Николаевна, жена великого князя Николая Николаевича, придя узнать новости о здоровье маленького царевича, стала с энтузиазмом рассказывать о сибирском паломнике по имени Григорий Ефимович. Она сама с ним познакомилась несколько дней назад по настоянию отца Феофана. Настоящий святой, этот Григорий. Вот уже несколько лет, как он в Петербурге. Она рассказывала ему про болезнь царевича. И сибиряк ей ответил:

— Скажи императрице, чтобы она больше не плакала. Я вылечу ее мальчика, и он еще будет розовощеким солдатом!

Никакие слова не смогли бы более обрадовать Александру. Чтобы вылечить своего ребенка, она была готова на все. Эта добрая христианка имела вкус к оккультизму. При своем дворе она принимала мага Филиппа из Лиона и доктора Энкаусса, прозванного Папусом. С самого начала болезни царевича вокруг его постели крутился целый легион русских магов и целителей, но никто из них не облегчил его страданий.

И теперь Александра вновь позволила себе помечтать: вдруг этот человек действительно не такой, как другие? Словоохотливая княгиня продолжала говорить, упоминая чудеса, уже совершенные Григорием: разве не излечил он монашку, в которую вселился дьявол? Эту несчастную сотрясали конвульсии, не помогали никакие средства. Григорий приехал в монастырь и закрылся с ней на два часа в ее келье. Когда он вышел, он выглядел уставшим, но монахиня сияла радостью. С тех пор она никогда больше не страдала от судорог.

Из соседней комнаты раздавались разрывавшие ей сердце стоны сына. Александра повернулась к великой княгине:

— Пусть Григорий придет во дворец, — сказала она.

Прикрыв голову подушкой, маленький царевич тихо стонал. Под одеялом заметно выступала его опухшая нога. В коленке, под кожей, продолжала сочиться кровь. Глаза его оставались закрытыми. Царскосельский парк за стенами дома погрузился в ночную темноту.

Императрица Александра Федоровна с сыном Алексеем

Царь и царица сидели в ожидании «чудотворца». Распутин, ничуть не смущаясь, приблизился к Николаю и Александре, по очереди сжал их в своих объятиях и поцеловал, издав громкий звук.

Александра провела Распутина в комнату Алеши. Сначала Григорий подошел к иконам и опустился перед ними на колени. Некоторое время он молился и лишь потом приблизился к кровати, на которой лежал царевич. Наклонившись, он широким жестом перекрестил ребенка. Алеша открыл глаза и посмотрел на странного бородатого человека. Григорий улыбнулся. Улыбкой, «одновременно серьезной и приятной». Мальчик, казалось, был удивлен. Но не испуган. Странный человек начал говорить с ним. И голос его оказался спокойным и мягким:

— Не бойся ничего, Алеша. Сейчас все будет хорошо!

Распутин положил правую руку на лоб мальчика и провел с бесконечной легкостью вдоль всего тела, с головы до ног. Он продолжал говорить:

— Смотри, Алеша, смотри, я прогоняю твои ужасные страдания. Тебе уже не больно, а завтра ты совсем поправишься. И тогда увидишь, как нам с тобой будет весело!

Царевич слабо улыбнулся. Распутин рассказывал про свое собственное детство, про свои игры и замечательные розыгрыши, которые он устраивал в родном городе. Давно уже царевич так не веселился. Вдруг Распутин стал серьезным и начал рассказывать про необъятную Сибирь, ее степи и леса: все это принадлежит Алешиному папе и когда-нибудь будет принадлежать ему самому. Поэтому необходимо, чтобы Алеша выздоровел, и он, Распутин, возьмет это дело в свои руки. Он рассчитывает очень скоро повезти своего юного друга в Сибирь и показать ему все эти удивительные вещи.

Царевич жадно глотал слова крестьянина. Вдруг Александра с изумлением заметила, что он вытянул больную ногу. Неужели он уже не чувствует боли? Мальчик, чтобы лучше слышать, даже сел в своей постели. Императрица бросилась к нему, встревожившись, что он сделает лишнее движение:

— Осторожнее, Алеша!

— Подождите, маман! Я хочу слушать!

Он повернулся к Григорию:

— О! Я прошу тебя, рассказывай дальше, говори!

И Григорий продолжал рассказывать…

Уже была глубокая ночь. И Распутин сам положил конец беседе:

— Завтра, Алеша, завтра, я расскажу тебе еще очень многое.

Царица спросила у сына, по-прежнему ли ему плохо. Он отрицательно потряс головой:

— Нет, маман, нет!

Все, что его интересовало сейчас, это Григорий. Больше ничего!

— Приходи завтра обязательно, батюшка!

Распутин пообещал — и вышел в сопровождении царицы. Взволнованный Алеша спросил у кормилицы:

— Кто это был, Мария?

— Это святой странник, Алеша. Святой, который вылечит тебя! Сам Бог прислал его твоему папе и твоей маме!