Существует версия, что По первым «протянул руку» Грисуолду и 10 января 1845 года направил ему письмо, в котором сообщал, что слышал о его намерении издать «прозаиков Америки». Он писал:
«…при нынешних ваших чувствах едва ли вы сможете быть справедливы ко мне в какой-либо критической статье, и меня вполне бы устроило, если после моего имени вы напишете просто: „Родился в 1811 году, в 1839 году опубликовал сборник рассказов ‘Гротески и арабески’; в последнее время проживает в Нью-Йорке“».
К сожалению, оригинал письма отсутствует, сохранилась только его копия — автограф Грисуолда. Поскольку репутация преподобного хуже некуда и достоверно известно, что после смерти По он подделал изрядное количество его писем, считается, что и это — фальшивка. Но, поскольку существует ответное послание критика, на этот раз есть основание ему поверить:
«Хотя у меня есть личные причины обижаться на вас, и вы их легко припомните, ни при каких обстоятельствах не позволю, чтобы они влияли на мои суждения как критика…
Следовательно, я сохранил сформировавшееся прежде благоприятное впечатление по поводу ваших произведений, которое раньше я не раз вам высказывал, и в той книге, что сейчас готовится, я собираюсь быть абсолютно справедливым.
…„Кэри и Харт“ готовят сейчас к выпуску мою книгу „Прозаики Америки и их произведения“, и я, конечно, собираюсь включить вас… Буду весьма вам обязан… если вдруг в вашей краткой биографии, что помещена в „Поэтах Америки“, вы обнаружите неточности и сообщите мне об этом. Также, если это вас не затруднит, пришлите список всех ваших сочинений с указанием даты их создания».
Эдгар По, конечно, ответил ему и, вероятно, выслал то, что от него требовалось. Завязалась переписка, последовало новое сближение. Известно, что они обменивались книгами. Эдгар По посылал Грисуолду рукописи своих стихотворений и рассказов. Богатое собрание автографов По, которым владел составитель антологий, в этот период, видимо, особенно пополнилось. Вероятно, встречались они и лично. Однако в отличие от По, который, по крайней мере на несколько месяцев, совершенно прекратил нападки на Грисуолда, тот, неизменно сохраняя любезный тон в письмах и при личных встречах, продолжал заглазно поносить поэта, распространяя сплетни о его пьянстве и психической неуравновешенности. В этом смысле весьма характерны строки из письма Бриггса, партнера По по «Бродвей джорнал», который тогда же, в январе 1845 года, писал Джеймсу Лоуэллу: «По мне очень нравится; мистер Грисуолд рассказывал мне о нем бог знает какие ужасные истории, но По опровергает их всем своим поведением…»[311]
Между тем кроме возобновления добрых (по крайней мере внешне) отношений с Грисуолдом Эдгар По продолжает предпринимать шаги, направленные на упрочение своего положения в литературном мире. Прослышав о планах «Уили и Путнэм», одной из крупнейших в то время издательских фирм в Америке, начать выпуск массовой «Библиотеки американских книг» (планировалось опубликовать произведения наиболее известных современных авторов), он обратился с предложением издать два сборника своих произведений — прозы и поэзии. Поскольку теперь, после публикации «Ворона», известность автора была высока и сулила прибыли, предложение нашло положительный отклик. В июне 1845 года вышел прозаический сборник с незатейливым названием «Рассказы». Он был издан в бумажной обложке, массовым тиражом и включал двенадцать историй Эдгара По. В сборнике были представлены, пожалуй, лучшие — во всяком случае, наиболее зрелые — новеллы писателя: «арабески», «гротески» и детективные истории. Хотя По и высказывал недовольство подбором произведений[312], надо признать, что Э. Дайкинк, один из самых проницательных критиков эпохи, сделал свою работу качественно, отобрав для сборника не только наиболее характерные, но и наиболее удачные тексты. Несколько месяцев спустя в упомянутой «Библиотеке» вышел и поэтический сборник «„Ворон“ и другие стихотворения».
Оба издания успешно продавались. Поэтический сборник даже пришлось допечатывать — спрос превысил предложение.
Финальным аккордом программы по «строительству» собственного имиджа стала, конечно, публикация «Философии творчества» в «Журнале Грэма» в апреле 1846 года. По мысли автора статья должна была окончательно утвердить его репутацию как художника не просто незаурядного, а необыкновенного, единственного в своем роде — уникального.
Казалось бы, По-рационалист все сделал правильно: не только сочинил и правильно подал шедевры, но и весьма грамотно и последовательно провел то, что мы сейчас назвали бы PR-кампанией.
Теперь можно было «почивать на лаврах» и постепенно, шаг за шагом, упрочивать свое положение на национальном литературном Олимпе. Но слишком это банально и недостойно гения. Гения, которого терзал бес противоречия.
В «Журнале Грэма», почти за год до описываемого периода — в июле 1845 года, По опубликовал рассказ под названием «Бес противоречия». Как бы потомки ни восхищались творениями Эдгара По, будем справедливы: этот рассказ писателя далеко не самый лучший. Но, безусловно, очень важный: он помогает понять противоречивую натуру художника.
Главное в рассказе — не его сюжет и не фабула, а пространная преамбула, в которой содержатся интересные наблюдения. Так и хочется сказать: над человеческой природой. Но — не получается. Потому что наблюдения и выводы эти адресуют нас не к человеку вообще, а к характеру и особенностям конкретной личности — автору рассказа, Эдгару Аллану По.
В преамбуле писатель утверждает:
«…врожденным двигателем человеческих действий [выступает] парадоксальное нечто, которое за неимением более точного термина можно назвать противоречивостью или упрямством».
Что ж, в отношении некоторых натур необходимо признать справедливость суждения писателя. Но уже следующая идея: «по его подсказке мы действуем без какой-либо постижимой цели…» — вызывает понятные сомнения. Обычно человек упрямится как раз потому, что видит в упрямстве наиболее простой и удобный способ достижения цели. Но «поступаем так, — утверждает поэт, — именно потому, что так поступать не должны». «Теоретически, — продолжает он, — никакое основание не может быть более неосновательным».
И с этим суждением невозможно не согласиться. Но — тут же противоречит себе: «…фактически нет основания сильнее. С некоторыми умами и при некоторых условиях оно становится абсолютно неодолимым… Это врожденный, изначальный, элементарный импульс».
Автор раскрывает поступательный механизм действия. Вот как он работает: «Неясный порыв вырастает в желание, желание — в стремление, стремление — в неудержимую жажду…»
И приводит пример, который кажется ему весьма красноречивым:
«Мы стоим на краю пропасти. Мы всматриваемся в бездну — мы начинаем ощущать дурноту и головокружение. Наш первый порыв — отдалиться от опасности. Непонятно почему, но мы остаемся. Постепенно дурнота, головокружение и страх сливаются в некое облако — облако чувства, которому нельзя отыскать название. Мало-помалу, едва заметно, это облако принимает очертание, подобно дыму, что вырвался из бутылки, заключавшей джинна, как сказано в „Тысяче и одной ночи“. Но из нашего облака на краю пропасти возникает и становится осязаемым образ куда более ужасный, нежели какой угодно сказочный джинн или демон, и все же это лишь мысль, хотя и страшная, леденящая до мозга костей бешеным упоением, которое мы находим в самом ужасе. Это всего лишь представление о том, что мы ощущаем во время стремительного низвержения с подобной высоты. И это падение — эта молниеносная гибель — именно потому, что ее сопровождает самый жуткий и отвратительный изо всех самых жутких и отвратительных образов смерти и страдания, когда-либо являвшихся нашему воображению, — именно поэтому и становится желаннее. И так как наш рассудок яростно уводит нас от края пропасти — потому мы с такой настойчивостью к нему приближаемся. Нет в природе страсти, исполненной столь демонического нетерпения, нежели страсть того, кто, стоя на краю пропасти, представляет себе прыжок. Попытаться хоть на мгновение подумать означает неизбежную гибель; ибо рефлексия лишь внушает нам воздержаться, и потому, говорю я, мы и не можем воздержаться. Если рядом не найдется дружеской руки, которая удержала бы нас, или если нам не удастся внезапным усилием отшатнуться от бездны и упасть навзничь, мы бросаемся в нее и гибнем».
