И вот стихотворение появилось. Н. Уиллис, и сам очарованный строками По, счел необходимым предварить публикацию:

«Мы получили разрешение (предваряя ожидаемую публикацию в „Америкэн ревью“) напечатать следующее замечательное стихотворение. По нашему мнению, оно являет собой единственный пример „мимолетной поэзии“, известный американской литературе; а тонкостью замысла, изумительным искусством стихосложения, поразительно высоким полетом фантазии и своим „зловещим очарованием“ не имеет ничего равного и в английской поэзии. Это один из подлинных „литературных деликатесов“, что питают наше воображение. Его строки навсегда останутся в памяти тех, кто их прочитает»[306].

Стихотворение — и в газете, и через несколько дней в журнале — было напечатано анонимно. Это тоже составляло один из элементов «программы». По считал, что анонимность только увеличит толки и заставит публику говорить больше — строя предположение об авторстве. О «Вороне» заговорили — причем не только в литературных кругах, но и в кругах от литературы совсем далеких. И вот, когда пересуды достигли апогея, в недельном выпуске «Уикли миррор» от 8 февраля тайна была раскрыта и «Ворон» был опубликован вновь, но — уже с именем автора.

В течение нескольких дней стихотворение перепечатали многие американские газеты и журналы. Вообще-то перепечатка материалов из других изданий — не в традициях американской журналистики, но для «Ворона» сделали исключение. Правда, справедливости ради необходимо отметить, что автор и сам приложил к этому руку, рассылая автографы «Ворона» и предлагая опубликовать стихотворение[307]. Что ж, это вполне вписывалось в задачу, которую он ставил перед собой: добиться максимальной известности.

Впрочем, многие, особенно провинциальные газеты, делали это и без всяких усилий со стороны По. «Ворон» начал звучать и со сцены. Вот здесь инициатором выступил автор. Много лет спустя вспоминал бывший мальчишка-рассыльный:

«[Однажды] в офис журнала явился По в сопровождении известного актера по фамилии Мердок… Мистер По собрал всех вокруг себя — нас было с десяток, все взрослые, только я был мальчишкой. Когда все собрались, По вытащил из кармана рукопись „Ворона“ и вручил ее Мердоку. Автор попросил нас послушать, как великий исполнитель читает только сочиненную им поэму… Это стало одним из главных впечатлений моей жизни — я слушал бессмертную поэму в исполнении человека, чей голос звучал подобно перезвону серебряных колоколов…»[308]

Отметим, что, по воспоминаниям рассыльного, стихотворение прозвучало еще до обнародования авторства — в начале февраля 1845 года. Не терпелось По насладиться успехом!

В феврале произошло еще одно важное событие — Эдгар По превратился в совладельца литературного журнала.

Издание называлось «Бродвей джорнал» («Broadway Journal») и только начинало свою историю[309]. Еще в декабре 1844 года Дж. Р. Лоуэлл, который дружил с одним из владельцев журнала, Чарлзом Бриггсом (1804–1877), писал ему, предлагая привлечь По (тот очень нуждался тогда в постоянной работе и в числе многих обращался к Лоуэллу за протекцией) к сотрудничеству в качестве помощника редактора. Но тогда Бриггс отказал, полагая себя — опытного журналиста и известного литератора-юмориста — достаточно компетентным в роли руководителя еженедельника. С публикацией «Ворона» и славой, пришедшей к По, положение изменилось. Под нажимом своего партнера Джона Биско (1808–1895) — который был прежде всего бизнесменом и занимался финансами, печатью, распространением журнала, подписчиками и рекламой, — Бриггс скрепя сердце согласился, что По может стать ценным приобретением для журнала. 21 февраля 1845 года По и Биско подписали соглашение:

«Эдгар А. По соглашается помогать Ч. Бриггсу в редакционной работе „Бродвей джорнал“, издаваемом Джоном Биско, и разрешает, чтобы его имя было обнародовано в качестве одного из редакторов упомянутого издания, он обязуется также предоставлять в распоряжение журнала оригинальные высокого качества творческие материалы в объеме по крайней мере не меньше одной страницы каждую неделю».

Биско обязывался выплачивать По «одну треть от всех доходов, получаемых означенным „Бродвей джорнал“, и не препятствовать знакомиться со всеми бухгалтерскими книгами в любое время, когда бы ему это ни заблагорассудилось»[310].

Э. По, конечно, писал не по «одной странице в неделю». Он сразу же очень активно включился в работу и до ноября 1845 года публиковался почти в каждом номере журнала. Правда, на страницах «своего» журнала он публиковал главным образом статьи — литературно-критические, рецензии и обзоры, разнообразные журналистские материалы, а если это были художественные тексты, то, как правило, перепечатки — стихотворения и рассказы, публиковавшиеся прежде. В этом был очевидный резон: в собственном журнале По не мог рассчитывать на гонорары за художественные произведения и потому печатал их в других изданиях, где за них неплохо платили.

Казалось бы, теперь, в первые месяцы 1845 года, все складывалось наилучшим образом: известность росла, поэт был на творческом подъеме и даже — сбылась-таки его заветная мечта! — превратился во владельца журнала (вскоре Э. По станет его единственным владельцем!), но… словно некий бес противоречия обитал в нем и безжалостно коверкал судьбу.

В письме своему родственнику, Джорджу По, писатель в ноябре 1845 года признавался:

«Я продолжал настойчиво сражаться с тысячами трудностей и преуспел, хотя и не в финансовом смысле, но добился положения в литературном мире, и при настоящих обстоятельствах мне нет причин его стыдиться».

И был совершенно прав: известность его росла, он превратился не только в литературную, но и в заметную публичную фигуру. После оглушительного успеха «Ворона» По приглашают в дома местной элиты, устраивают обеды и вечера в его честь. У него берут автографы, просят почитать стихотворения. Он возвращается к лекционной деятельности, и выступления с лекциями отныне становятся для него важным источником денежных поступлений. Тем более что лектором он оказался замечательным — обладал несомненными актерскими и ораторскими талантами.

Первая нью-йоркская лекция Эдгара По состоялась 28 февраля 1845 года в местном Историческом обществе. По свидетельствам современников, послушать поэта собралось около трехсот человек. Тема лекции была та же, что и в Филадельфии, — «Поэты и поэзия Америки». Хотя в ней опять досталось его излюбленным мишеням — Лонгфелло, Брайанту, Хэллеку, Эмерсону и другим, но по сравнению с выступлениями двухгодичной давности критик явно сбавил тон, и язвительные пассажи время от времени перемежались похвалами в адрес некоторых современных американских поэтов. Неясно, правда, насколько Э. По был искренен, расточая их, — уж слишком они были преувеличены. Да и те, кого он хвалил, в основном не принадлежали к числу заметных явлений современной национальной поэзии.

Трудно сказать, обратил ли кто-нибудь из присутствовавших внимание, что на этот раз выступление По не содержало обычных прежде нападок на заклятого врага и соперника — Руфуса Грисуолда. В этом обстоятельстве читается явный умысел: порой — когда очень хотел — По умел быть рассудочным и расчетливым. А резон был прямой: Грисуолд готовил второе издание своей поэтической антологии, существенно дополненное и расширенное, и По очень рассчитывал, что на этот раз будет представлен в соответствующем новому статусу виде. К тому же до него доходили слухи, что Грисуолд задумал еще одну антологию — на тот раз «Прозаики Америки». И в ней Э. По также хотел предстать в выигрышном свете. А поскольку, как мы помним, альтернативы Грисуолду пока не наблюдалось и других антологий никто не выпускал, от составителя зависело многое.