— Меня предупредили, — продолжал он, — что я иду преподавать не в обычный класс, где дети будут учиться и постигать высоты науки, культуры, чтобы стать хорошими, грамотными людьми, полезными членами общества, а к мальчишкам, которые не уважают никого, а значит, и самих себя… Да, чуть не забыл, в один класс, не знаю точно в какой, пришла учительница, и ее затюкали… Не стали ее даже слушать…

— Так она же хотела учить нас немецкому… — послышался робкий голос с задней парты. — А мы ненавидим этот язык!.. Немцы ведь разговаривают на нем!..

— Вас, товарищ учитель, будем слушать!.. Будем тихо сидеть, — раздался другой голос. — Вы с нами будете учить военку?.. Этот предмет нам очень нравится!..

Учитель окинул ребят быстрым взглядом, лукаво улыбнулся и сказал:

— А вот и не угадали!.. Я буду вас учить именно немецкому языку…

— Мы этого не хотим! — раздались громкие голоса. — Не нужен нам немецкий язык!.. Не будем!

На его лице промелькнула растерянная улыбка. Он поправил длинную прядь волос, спадавшую на лоб. Подумал, как выйти из этого положения. Да, он такого не ожидал. Действительно, не так-то просто будет работать с этими учениками.

— Вы знаете, что эти гады творили у нас, товарищ учитель? Убивали тысячи невинных людей… А посмотрите, что они сделали в Бабьем Яру! Изуверы эти, фашисты, хуже зверей!.. А в Дарнице!

— Не станем учить их язык, никогда!..

Шум сотрясал аудиторию. И учитель не сразу смог утихомирить ребят. Он ждал, пока все утихнет и продолжал:

— Так что же, ребята, может, вместо урока откроем небольшое собрание? Начнем дискуссию о языках хороших и плохих? Какие нам нравятся, а какие нет? Отлично… Если так, то давайте изберем президиум и председателя… Кого предлагаете?

Все рассмеялись. А когда притихли, учитель говорил дальше:

— То, что фашисты изуверы, палачи — это совершенно верно. Мы их вечно будем презирать и никогда не забудем, не простим им кровавых преступлений перед нашим народом. На фронтах войны мы им жестоко мстили. Ни один военный преступник не уйдет от карающей руки… Но, кроме фашистов, есть немецкий народ, не имеющий с фашистами ничего общего… Нет на свете хороших и плохих языков. У каждого народа свой язык любимый, дорогой. Языки надо изучать, знать. Нет хороших и плохих языков, нет хороших и плохих народов. У народа могут быть плохие люди, отщепенцы, изверги, как вот этот проклятый Гитлер и его кровожадная когорта. Но плохих народов нет!

Немецкий язык не повинен в том, что им пользовались фашисты. На этом языке разговаривали и будут разговаривать миллионы честных немцев, весь их народ. Это язык Карла Маркса, Энгельса, Клары Цеткин и Карла Либкнехта. Это язык Гете, Шиллера, Генриха Гейне, наконец, это язык Эрнста Тельмана… А как хорошо знал немецкий язык Ленин! На фронтах мы разгромили немецкий фашизм, но не немецкий народ! Наоборот, мы его спасли от фашизма, спасли его язык, его культуру…

Ребята с напряженным вниманием слушали каждое слово. И он, напрягая память, стал негромко, отчетливо декламировать:

Дети внимательно вслушивались в ритмику этих поразительных строк. Илья заметил, что некоторые тихонько повторяют стихи слово в слово.

— Так вот, дорогие ребята, этот язык мы с вами будем изучать. На нем отныне будем разговаривать во время моих уроков. Языки нужно знать. Вот я коротко могу рассказать, как помогло мне в жизни знание немецкого языка…

Ребята насторожились, уставились на сосредоточенного и взволнованного учителя пытливыми глазами. И в полном молчании выслушали его захватывающий рассказ о своем подвиге на войне…

Учитель отлично понимал, что стихи Генриха Гейне, Гете, Шиллера, также как и его история, которую он только что им поведал, не имеют прямого отношения к первому уроку. Но всем сердцем почувствовал: он заставил учеников крепко задуматься над тем, что язык создан для людей. Он побудил их вникнуть в красоту и музыку обаяния языка.

В это время Лидия Степановна сидела у себя в кабинете и с тревогой ждала: вот-вот влетит к ней рассерженный учитель и возмутится: зачем направила его в такой сложный класс… Напрасно не пошла с ним на первый урок. Может быть, она помогла б ему установить какой-то контакт с этими озорниками.

Вышла в коридор и быстро направилась по лестнице к «тяжелому классу». Из многих дверей доносились шум, крики и сердитые возгласы учительниц, старавшихся утихомирить и водворить спокойствие. Но Лидия Степановна не обращала на это внимания — спешила на выручку новому преподавателю. Неужели и он покинет работу, не пожелает заниматься с такими прощелыгами?

Но странное дело! Подойдя к этим дверям, она остановилась. Прислушалась к странной тишине. Ее лицо вытянулось от удивления — мерно и отчетливо звучал голос учителя. Доносились трогательные слова немецкой песни, которую директор запомнила еще со школьной скамьи:

Она осторожно приоткрыла дверь. Увидела сосредоточенные лица. Не верилось, что учителю так скоро удалось успокоить этих шалунов, заставить их тихо сидеть на уроке. Она просто не узнала учеников — не представляла себе, каким образом этот человек сразу нашел ключи к сердцам истерзанных войной ребят, отвыкших от школы, учебы и дисциплины.

Тихонько Лидия Степановна прикрыла дверь, чтобы не мешать новому учителю вести первый урок, и с торжествующей улыбкой на устах удалилась.

Время между тем шло необычно быстро.

Прошла осень, зима… Наступило лето, и новый учитель со своим классом выехал в лагерь.

Виски его все больше покрывались сединой, а Илья, казалось, все молодел. С оживленной ватагой своих учеников уходил в глубь леса, в те самые места, где стоял с полком в первые дни войны и где получил боевое крещение. Он нашел окопы и землянки, поросшие бурьяном и зеленым мхом, обнаружил ржавые гильзы патронов, осколки снарядов и бомб, которые торчали из земли и в стволах искалеченных сосен. И хоть он уже снова был штатским человеком, но ни на минуту не забывал прошлое. И ребята изучали войну по его рассказам и этим извилистым траншеям, разбросанным старым окопам, которые не давали забыть о страшной войне.

С каждым днем школьники проникались к нему все большим уважением и любовью. Им нравились походы по местам минувших боев, длительные прогулки и поиски, незабываемые военные игры.

Так и протекало время — осенью и зимой в школе, а летом в частых прогулках и походах с учениками, в поездках в родной край к Бугу, к старому пасечнику и пекарю, к могилам погибших…

Давно уже расстался он со своим офицерским мундиром и все больше преображался в штатского человека. Никто не представлял себе, какой путь прошел он в тяжкие годы войны! Плохо залечивались его старые раны, давали себя чувствовать все больше и больше, напоминали о себе перед каждым дождем и любой переменой погоды, начинали ныть.

Но с этим состоянием он уже свыкся и терпел, зная, что только время может утихомирить его боль.

Годы шли все быстрее. Скромный учитель из Меджибожа не любил, как другие, рассказывать о былом. Даже жене и детям не поведал и сотой доли того, что пришлось ему пережить! Трое ребят росло у него; они страстна любили читать книги и смотреть кинофильмы о боевых подвигах наших воинов во время войны. Чем больше отдалялись эти годы, тем больше хотелось знать о них.

Частенько школьники приставали к Илье, чтобы он им подробнее рассказал, как воевал, где был. А он пожимал плечами, — что, мол, может поведать? На фронте занимал скромный пост и выполнял свой священный долг перед Родиной, как и миллионы таких же бойцов. В самых страшных условиях оставался верным своей солдатской клятве. Делал добро людям, как только мог, пожалуй, даже больше. А время упрямо шло вперед. Люди уже, наверное, давно позабыли его и его добрые дела. И это тоже закономерно. Нельзя же вечно жить прошлым. Надо думать и о будущем. Часто он мечтал побывать в тех местах, где воевал, повидать людей, с которыми сталкивала его судьба.