— Пиши, пиши, милок… Умел глотать «косорыловку» и прогуливать из-за этой пакости, умей и отвечать перед товарищами за свои негодные действия. Пиши…

Невысокого роста мужичок с красным и потным лицом, с глубоко спрятанными виноватыми глазами поминутно утирал пот со лба. Перед ним лежала «Книга прогульщиков», куда он в качестве первичной меры взыскания обязан был собственноручно написать свое обещание не прогуливать и не пить.

— Кого ждешь? — настаивал председатель товарищеского суда. — Если директора шахты, то он уже здесь.

Рабочий повернулся, увидел Мартынова, стоящего у двери, смутился еще больше и низко опустил голову.

— Совесть, видимо, не совсем потерял, — заметил Павел Ефимович. — Я думаю, что из него еще получится человек.

— Но это, мы надеемся, в будущем, — вставил председатель. — А потому напиши нам свое обещание, чтобы при следующей встрече, если она случится, ты смог бы нам его прочитать во всеуслышание и не говорить, что к тебе придираются…

— Не знаю я, что писать, — тихо проговорил подсудимый.

Петр Яковлевич встал, прошелся по комнате. Начал диктовать:

— Я, такой-то, работаю там-то, в качестве того-то, совершил злостный прогул в течение трех дней по причине чрезмерного и неоднократного злоупотребления спиртными напитками в недозволенное время и в недозволенных размерах… А дальше напишешь, что ты нам обещаешь, как мы должны будем поступить с тобой в том случае, если подобное нарушение повторится. Короче говоря, что напишешь сегодня, то и сделаем с тобой в следующий раз…

Павел Ефимович улыбнулся и вышел. Он знал почти наверняка, что следующего раза у этого парня не будет. За него крепко взялся товарищеский суд. От приговора этого суда никто еще не уходил, и никто еще не обижался на несправедливость решений, помогающих людям жить трезвой, интересной и честной жизнью…

Когда мы возвратились в кабинет, энергетик стоял на стремянке под потолком й менял дроссель в одной из ламп.

— Ну вот, — сказал директор. — Совсем другое дело. А то устроил ты мне пытку электрошумом… А сколько таких ламп на шахте?..

Помощник начальника пятого участка протянул директору требование на получение материалов. Павел Ефимович прочитал, написал резолюцию в уголке и отдал бумажку посетителю.

Тот направился к двери, на ходу читая резолюцию. Остановился, спросил:

— Вы что, шутите, Павел Ефимович?

— Нет, не шучу.

— Что это вы написали?

— А ты прочитай, чтобы посторонний человек знал.

— «Мехцех. Отпустить два гвоздодера. Мартынов».

— А вот теперь объясни мне, зачем тебе ящик… Ящик гвоздей! Собираешься новый дом построить?

— Нет. Но ведь в лаве надо кое-что прибить.

— Два дня назад был я у вас в лаве. Видел, сколько вы наколотили гвоздей там, где им и быть-то не положено по технике безопасности. Поэтому и написал, чтобы выдали тебе парочку гвоздодеров…

Посетитель помялся, согласился с директором и ушел.

— Еще совсем недавно шахта расходовала в год до трех тонн гвоздей, — пояснил Мартынов. — Меня это поразило. Проверил. И оказалось, что это просто вредное излишество. Привыкли брать ящик, когда нужна горсть. Горсть используют, а остальное бросят в выработке и завалят породой. Кажется, копеечное дел о— гвоздь. Но когда три тонны, то это уже не копейки. Теперь мы расходуем 300 килограммов в год. Хватает. Гвозди — это металл.

Поскольку разговор зашел о металле, то я тут же приведу еще одну запись из самого свежего блокнота.

Общешахтное собрание. На трибуне Мартынов.

— Я хотел обратить ваше внимание на то, что у нас по-прежнему преступно относятся к металлу. Представьте себе такую фантастическую картину: весь ненужный металл, который годами валяется и пропадает в шахте, вдруг по собственной инициативе пробил земную толщу и выполз на поверхность. Скажите, смогли бы мы нормально ходить на работу?

Голос из зала: — Надо было бы вызывать спасательную технику, чтобы расчистила проезды…

Второй голос: — Весь комбинат выполнил бы годовой план по отгрузке металлолома. (Смех в зале).

Мартынов: — А ведь смеемся мы сами над собой. У нас на шахте полторы тысячи рабочих, и если бы каждый, возвращаясь после смены, прихватил по пути только один килограмм металла и оставил его у ствола, то мы бы выдавали ежедневно полторы тонны. Теперь умножайте эти тонны на 25 и на 12…

Павел Ефимович очень любил приводить цифровые сравнения. Они кажутся мне выстрелами, сражающими наповал.

Дверь приоткрылась, и в ней показалась лысая голова заведующего кондвором Якова Голыча. Шахта еще содержит лошадок Для всевозможных мелких работ, для подвозки различных грузов в те места, куда долгой и снежной зимой не всегда возможно пробраться машине и колесному трактору.

— Мне только накладную подписать, — проговорил Яков, показывая бумажку. — Боюсь, как бы мясо не испортилось…

— Заходи, если боишься. Сколько свиней забил?

— Пять штук пока. Общий вес килограммов шестьсот.

— Это хорошо, — улыбнулся Павел Ефимович. — Дней на пятнадцать хватит для столовой.

— Должно хватить…

— Сколько голов осталось?

— Двенадцать взрослых и четырнадцать сосунков…

Мартынов подписал накладную.

Еще совсем недавно из горняцкой столовой выбрасывали ежедневно сотни килограммов отходов или отдавали их бесплатно частным лицам, которые выращивали свиней и продавали шахте мясо втридорога. Мартынов решил завести маленькую свиноферму на кондворе. И вот первые результаты.

Конечно, это не главное, но ведь и немаловажное для шахты дело. Во-первых, до конца используются продукты, во-вторых, шахтеры, получая дешевые и качественные обеды, чувствуют постоянную заботу со стороны руководителей, да и на бюджете это как-то сказывается…

Сенсационная шапка во весь разворот городской газеты:

«НОВЫЙ РЕКОРД ПЕЧОРСКОГО УГОЛЬНОГО БАССЕЙНА.

Республику облетела радостная весть: коллектив добычного участка № 4 шахты „Промышленная“ в июле текущего года комбайном ЛГД-2 добыл 25690 тонн угля. Такой высокой производительности этого типа комбайна еще не знали горняки нашего бассейна…»

Митинг состоялся прямо у ствола. Бригаду Ивана Буковея забросали цветами. Гремел оркестр, говорили речи. Мартынов сказал несколько слов:

— Товарищи, никакой это не рекорд. Просто мы показали, на что способна нынешняя техника. И в этом — вся ценность сегодняшнего торжества…

Год был трудным. Очень трудным. В последнем году пятилетки горняки «Промышленной» работали на высоких скоростях, выжали, казалось, все возможное.

Когда Мартынов принял шахту, в ведомости на получение зарплаты расписывались 2700 человек. Эти люди добывали ежесуточно 2500 тонн угля. Вернее, у них был такой план, но они справлялись с ним редко.

Теперь списочный состав работников шахты сократился до 1600 человек, а суточная добыча возросла до 3500 тонн при проектной мощности предприятия три тысячи. Проделав несколько простейших арифметических действий, нетрудно подсчитать, насколько возросла производительность труда горняков и насколько снизилась себестоимость угля.

Но, поднявшись на такую гору, надо суметь на ней закрепиться. Это сложно. Сильно подызносился и требовал капитального ремонта механизированный комплекс на 12-м участке. А ведь на его долю приходится треть добычи предприятия. Восьмой участок попал в сложные геологические условия. На четвертом не хватало свежего воздуха, надо было срочно проходить дополнительные вентиляционные выработки. Это дело долгое, Нужны многие недели и месяцы.

Мартынов поехал в комбинат просить новый комплекс.

— И не жди. Не будет, — сказал начальник комбината, протягивая Павлу Ефимовичу свеженькую министерскую телеграмму, в которой сообщалось, что комбинату «Воркутауголь» отказано в поставке четырех комплексов, предусмотренных планом. — Выкручивайся своими силами. На снижение добычи не рассчитывай. Дополнительное задание — возможно.