- Евгения, - протянула она ему маленькую, с розовыми ногтями руку.

И Василий, удивив Кирилла, бережно взял ее в ладони, полюбовался и поцеловал. Перехватив насмешливый взгляд приятеля, смущенно заметил:

- В этом доме, я смотрю, из меня сделают человека..

- Вы не умираете с голода? - спросила Евгения, с помощью Василия освобождаясь от плаща. - Потерпите час, и я вам приготовлю курицу по особому рецепту. Кирилл, доставай что-нибудь выпить, угощай гостя, а я - на кухню!

- Мы вам будем помогать, - заявил Василий, чуравшийся любой домашней работы. Если он чем и занимался у себя дома, так это плотницкими поделками. Мог сделать из пня стул, оригинальную полку на стену, выдолбить из березового капа пепельницу или вазу, придать корявому сучку вид зверька или птицы. А вот чистить картошку или выпотрошить курицу Василий не был приучен. Даже во время летних походов он не допускался к котлу, вот заготовить дров, разжечь костер, соорудить шалаш - это было его делом.

Тоненькая, с рассыпавшимися по плечам длинными волнистыми волосами, с белозубой улыбкой, Евгения принесла с собой какое-то особенное настроение приподнятости и взволнованности. Она засучила рукава голубоватой рубашки в клеточку и стала выкладывать на большой деревянный стол покупки. Красивые руки ее с ямочками на круглых локтях плавно двигались, тонкие брюки подчеркивали стройную гибкую фигуру, не матери четырехлетней дочери, а совсем юной девушки.

Василий как завороженный ходил вслед за ней по кухне, задевал плечами то за полки, то за белую хлебницу на холодильнике и с удовольствием выполнял все поручения хозяйки. Вслед за ним ходила Олька и, задирая бельшеглазое личико, просила его снять с медного фонаря, свисавшего на цепях с высокого потолка, Дюймовочку, которая, по ее словам, бродила по выпуклому стеклу, спасаясь от злого водяного жука... Невольно все посмотрели на фонарь, но даже мухи не обнаружили, однако Олька уверяла, что Дюймовочке приходится туго, и требовала, чтобы ее немедленно спасли. Тогда Василий осторожно взял ее за талию ладонями и поднял к фонарю. Олька, замирая от восторга, поколдовала возле него руками и громогласно объявила, что Дюймовочка забралась в электрическую лампочку и больше ей ничто не угрожает, а отвратительный водяной жук лопнул от злости и испарился.

Василий хотел было ее ссадить, но она, угнездившись на его плечах и обхватив ногами шею, потребовала, чтобы он ее покатал, успокоив, что он теперь не ишак и даже не верблюд, а настоящая жирафа...

Когда они исчезли в прихожей, Евгения задумчиво заметила:

- Твой друг довольно живописный товарищ... Я, наверное, нарисую его портрет...

- Я этого не допущу! - в шутку возмутился Кирилл. - Это очень опасный тип. Один раз уже умыкнул у меня девушку!

- Где же она? - склонившись над кастрюлей, полюбопытствовала Евгения.

- Кто?

- Девушка, которую он умыкнул.

Из комнаты доносился серебристый, как звон колокольчика, Олькин смех и басистое рычание Василия.

- Такой человек, как он, не способен на подлость... - сказала Евгения, и Кириллу стало стыдно за минутную вспышку глупой ревности.

- Говорят, влюбленные глупеют... По мне, наверное, это заметно?

- То, что поглупел, видно, а что влюблен - нет, - отрезала Евгения.

Кирилл выбрал побольше очищенную картофелину и бросил в кастрюлю с водой. Обрызганная Евгения смазала его по щеке хвостом зеленого лука, тогда он схватил ее за руку и придвинул к себе, она отбивалась, вертела головой, изворачивалась, а в глазах ее безмолвно взрывались вселенные. Когда он нашел ее губы, она, прикрывая глаза черной щеточкой ресниц, прошептала:

- Сумасшедший! Отпусти меня сейчас же...

В кухню притопал Василий с Олькой на плечах. Его уши пылали в ее нетерпеливых ручонках.

- Мама, мы поедем с дядей Васей в Африку! - сообщила Олька. - И привезем вам к обеду белого носорога... Доставай самую большую кастрюлю... Вперед, моя жирафа!

- Не хочу в Африку, - простонал Василий. - Хочу обратно в клетку. Накорми и напои сначала меня, жестокая наездница, а потом уж в Африку... А еще лучше - в "Асторию"!

- Олька, смени лошадку, - распорядилась Евгения. - Дядя Василий будет помогать мне, а дядя Кирилл застоялся... Пусть лучше он за носорогом прогуляется в Африку!..

Вечером, оставшись один в квартире, Кирилл остро почувствовал отсутствие Евгении и Ольки. В ушах все еще звенел тоненький серебристый смех расшалившейся девочки, перед глазами стояло улыбающееся, с пляшущими искорками в глазах лицо Евгении. Даже Василии вел себя спокойно и рассудительно. Выпил две-три рюмки - и больше баста. Кирилл подумал, что он стесняется Евгении, и, когда она вышла, пододвинул ему бутылку, но Василий покачал головой:

- Не хочется, - сказал он, немало удивив Кирилла: давненько тот не слышал от него подобного!

- Опротивело мне, понимаешь, Кирюха, это дело, - пояснил Иванов. - Наверное, выпил свою цистерну. И возможно, даже чуточку больше...

Ушел он в сумерках. Олька, опустив уголки губ и тараща точно такие же синие глазки, как у него, упрашивала отправиться с ней в Индию и посмотреть, как спят слоны. Когда стали прощаться, она тоже протянула ему крошечную розовую лапку. Василий, присев на корточки, что-то прошептал ей на ухо, потом взял на руки и поцеловал, чем рассмешил девочку до слез.

- У тебя боода щекотная, - наконец выговорила она. - Кусается, как серый волк.

- Я тебе сделаю из полена Буратино, - пообещал он.

- Ты дядя Карло? - обрадовалась Олька.

- Уж скорее Карабас-Барабас, - сделал страшное лицо Василий.

- Он злой, а ты добрый, - возразила Олька. - Когда будешь нести мне Буратино, смотри, чтобы ему в трамвае нос не отломали...

Кирилла потянуло за письменный стол. Правда, сначала он хотел было позвонить Евгении, но вспомнил, что аппарат не действует. Надо завтра же вызвать монтера... Приехав из командировки, он снова засел за очерк о Ляле Вдовиной. Он изменит фамилию девушки и напишет, как ему хочется. Понемногу от Евы Кирилл узнал много любопытных фактов. Это еще в то время, когда они встречались. Он с трудом удерживался, чтобы не достать из кармана записную книжку, ручку и все с ее слов записать. Но Ева вряд ли это одобрила бы. К разговору о Ляле Вдовиной они возвращались несколько раз. Иногда Ева сразу замыкалась и становилась сумрачной, каждое слово приходилось из нее вытягивать клещами, другой раз, наоборот, начинала охотно рассказывать, вспоминая любопытные подробности...

Очерк был почти готов. Прежде чем перепечатать его и послать в журнал, Кирилл решил дать почитать Вадиму Вронскому. Все-таки это он подал идею написать о Ляле Вдовиной...

Вадим перед командировкой звонил и сообщил, что деку, усилитель и колонки вряд ли в ближайшее время обнаружат, а может быть, и вообще не найдут, даже если в их руках окажется преступник. Он мог вещи продать случайным людям и в другом городе. Ищи-свищи... А вот картины они разыщут. Тот, кто купит их, не удержится и обязательно кому-нибудь покажет, таковы все коллекционеры... Стоит ли покупать картину для того, чтобы запрятать ее в чулан? На картины смотрят, любуются ими. Да и потом, далеко не каждый коллекционер согласится выложить за полотна крупную сумму.

Судя по бодрому голосу Вадима, Кирилл понял, что кое-какие нити уже появились в руках следствия. Когда у него побывал работник милиции и стал дотошно выяснять приметы украденных вещей, Кирилл не мог ничего существенного вспомнить, он даже номера не записал, мог только назвать марку изделия и показать инструкции. Вадим посоветовал ему застраховать имущество, раз упустил возможность установить сигнализацию, теперь люди стали умные и заботятся о сохранности своего имуществу На это Кирилл ему ответил, что он верит в могучие силы нашей родной советской милиции, которая успешно искореняет в стране преступность и воровство... И верит также в сыскной талант майора Вронского, который чует преступника за версту! "Береженого бог бережет!" - назидательно изрек ему старомодное изречение майор Вронский.