- За Снеговой волочился? Небось на танцы пригласил?

- Только меня не хватает в ее свите! Плохой ты следователь, Вадим, - рассмеялся Кирилл. - Идешь по проторенной дорожке... Ладно, не напрягайся: я ушел в Лягушачью бухту.

- В следственной практике такой случай назвали бы труднообъяснимый поступок, - он посмотрел на Кирилла. - Ты один ходил туда? Давай-давай, рассказывай до конца!

- Я звал Николая, да он не пошел.

- Вот если бы его позвала Снегова...

- Увы, брат, звезда обольстительницы Снеговой закатилась, - улыбнулся Кирилл. - На пляже появилась новая красотка! Все бросятся ухаживать за ней и позабудут про Снегову, вот увидишь. А наш Колька, бьюсь об заклад, первым голову потеряет... Видел в Эрмитаже мраморную Афродиту? Так вот это она к нам пожаловала...

- Что же ты теряешься?

- Я не влюбляюсь в богинь, - с грустной ноткой в голосе ответил Кирилл. - Я им поклоняюсь.

Неожиданно над ними, изогнув пенистый гребень, нависла иссиня-зеленая волна и накрыла их с головой. Поплавок стремительно рванулся вверх к солнцу, а они, отпустив цепь, отпрянули от него в разные стороны. Тут же вынырнули и, моргая и отфыркиваясь, одновременно взглянули друг на друга.

- К вечеру будет шторм, - сказал Вадим, следя за следующей волной, стремительно надвигающейся на них. На этот раз она не застала врасплох: оба слегка нырнули, а когда волна с гулом прокатилась над ними, снова закачались на поверхности. В той стороне, где небо сливалось с морем, будто крылья чаек в солнечном сиянии, вспыхивали на волнах белые гребешки. Много гребешков, целая стая. Шумно и продолжительно вздохнула галька, когда большая волна далеко накатила на берег и заставила гальку задвигаться, заскрипеть. На пляже зашевелились люди, стали оттаскивать лежаки подальше от кромки берега. Когда на волнах засверкают белые гребешки, лучше поспешить к берегу, с расходившимся морем шутки плохи.

Они выбрались на берег. С деревянного возвышения им помахал рукой Николай Балясный.

- Что я говорил? - взглянул на приятеля Вадим. - Где Снегова, там и наш Колька! Погляди, какая у него рожа глупая!

Виктория Снегова - стройная загорелая блондинка, с крупными синими глазами, удивленно взирающими на мир, с раскрытой книгой на круглых коленях сидела на лежаке, а вокруг нее живописной группкой расположились поклонники. И среди них юркий и подвижный Николай Балясный. Он ближе всех сидел к Снеговой и даже держал в руках ее пляжную сумку, как бы давая всем остальным понять, что он доверенное лицо этой меланхоличной красотки.

Впрочем, Виктория Снегова ко всем относилась одинаково доброжелательно. Она любила, чтобы ее окружали мужчины, всегда была весела и обаятельна. Казалось, легкая задумчивая улыбка никогда не сходила с ее миловидного лица. Да и вся она была гладкая, нежная, так и хотелось дотронуться до ее шелковистой загорелой кожи. На пляже она всегда появлялась в шортах.

Впервые увидев ее на пляже, Вадим, которого уж никак нельзя было назвать ловеласом, остановился как вкопанный и, проводив Снегову изумленным взглядом, - она, осторожно переставляя маленькие ступни ног с перламутровым педикюром, не шла, а, казалось, парила над кромкой берега, - восхищенно обронил:

- Королева Коктебеля! Коля, не потеряй голову!

Балясный, остолбенев, смотрел на удаляющуюся красотку. Пробормотав: "Я погиб, братцы!" - опрометью бросился за ней и тут же познакомился, вызвав жгучую зависть у Кирилла, который даже на пляже никак не мог себя заставить заговорить с незнакомой девушкой. Коля Балясный смело направлялся к понравившейся девушке, а ему в отпускное время очень многие нравились, даже не зная, что ей сейчас скажет. И редко случалось, чтобы он получил от незнакомки отпор. У Коли была обаятельная улыбка, которая сразу обезоруживала самую неприступную девушку. Балясный работал на одном из крупных ленинградских заводов. Два года назад группе инженеров завода было присвоено звание лауреатов Государственной премии РСФСР. За какое-то очень ценное изобретение. Среди награжденных был и конструктор Николай Балясный. Хотя он и похвалился медалью, но почему-то ни разу с ней не появлялся. Сказал, что надевает костюм с орденами и медалью только по большим праздникам, ну и еще когда его приглашают в президиум на торжественные заседания. Николай был не тщеславный и даже Снеговой не похвастал, что он лауреат, хотя, судя по ее характеру, ей это, безусловно, бы польстило, его шансы на победу сразу бы значительно выросли.

Снегова очень мило улыбнулась подошедшим Вадиму и Кириллу, кивнула, чтобы они присаживались, и снова повернула свою белокурую точеную головку к мордастому толстяку с лоснящейся коричневой плешью.

- На Эйфелеву башню забирались? - спросила Снегова, на этот раз улыбнулась Вадиму. Она была очень внимательна и по очереди одаривала улыбками всех своих поклонников, вернее, свиту, хотя ни Вадим, ни Кирилл не были ее поклонниками.

- Ее ремонтируют, - ответил толстяк.

- Николя, - с ударением на последнем слоге произнесла Виктория, - будьте добры, достаньте из сумки мои сигареты.

Балясный по-хозяйски раскрыл сумку, извлек оттуда пачку "Явы", а когда Виктория длинными холеными пальцами вытащила сигарету, услужливо поднес ей зажженную спичку.

- Мерси, мон шер, - улыбнулась она.

Толстяк взглянул на Снегову, его губы раздвинулись в улыбке:

- Да вы истая француженка.

- А как француженки одеваются? - спросила Виктория. Она привезла с собой кучу туалетов и ухитрялась на дню несколько раз переодеваться.

- Обыкновенно, - разочаровал ее толстяк. - Просто, но изящно и со вкусом.

- Красивые они? - кокетливо нагнув головку, полюбопытствовала Снегова.

- Мне больше наши ба... пардон, мадам... женщины нравятся, - со свойственной, видно, ему простотой и непосредственностью, но вместе с тем и не без намека, ответил толстяк.

- Русские женщины исстари славились на весь мир своей красотой, - ввернул Балясный, заглядывая Виктории в глаза.

- Говорят, француженки очень тощие, - заметила Виктория, на этот раз улыбнулась долговязому парню с взъерошенной шапкой коричневых волос. Парень в ответ тоже расплылся в широкой улыбке, показывая редкие лошадиные зубы. Балясный обеспокоенно взглянул на Снегову, потом на него и будто бы невзначай коснулся ладонью золотистого колена Виктории.

- Я не люблю тощих, - ответил толстяк. - То ли дело маша ба... пардон, женщина!.. - Он трубно расхохотался, широко раскрыв рот, битком набитый золотыми и серебряными зубами.

Снеговой никак это не могло понравиться, тут он явно переборщил. Она захлопнула книжку - это был томик избранных рассказов Бунина - и без улыбки, а это первый признак, что она оскорбилась, взглянула на толстяка. Однако голос ее был такой же ровный и приветливый:

- Русские женщины тоже разные бывают...

Сама Снегова была ни худа, ни толста. В самый раз. Глядя на нее, сразу можно было понять, что она тщательно следит за своей фигурой. В ней была некая утонченность, хотя особым умом она не отличалась. Правда, Балясный с пеной у рта утверждал, что Виктория - это кладезь такта, обаяния и ума... Но такие аттестации он запросто выдавал всем женщинам, которые ему нравились.

- Вика, вы здесь самая очаровательная женщина! - попытался сгладить свой промах толстяк. Он не мог не почувствовать, что слова неприятно задели Снегову. - Вы красивее любой француженки!

Кирилл не любил пустые разговоры, ухаживания наперебой за одной женщиной, пусть даже красивой, как Снегова. Не любил состязания в остроумии, его раздражала вся эта чепуха.

Они поднялись с Вадимом, понимающе переглянулись и, обходя лежаки с загорающими, пошли к выходу. Снегова встревоженно взглянула на них, она, как курица-наседка, не любила, когда ее цыплята разбегаются в разные стороны, хотела было что-то сказать, но тут снова басисто забубнил толстяк:

- На юге Франции есть такой городишко Арле. Слыхали? Там какое-то время жил Ван-Гог, мы были в его музее...