- Когда мы поженимся? - помолчав, спросил Кирилл.
- Через год, - ответила она.
Он ожидал совсем другой ответ.
- Почему через год?
- В себе я не сомневаюсь, Кирилл, а ты должен проверить себя...
- Какая чепуха! - рассердился он. - Мне нечего себя проверять. Я люблю тебя и всегда буду любить!
- Подождем, Кирилл, - мягко сказала она, - Пусть к тебе Олька привыкнет.
- Год! С ума можно сойти! - возмущался он. - И эта унизительная проверка!
- Я тебе сказала, в себе не сомневаюсь, - повторила она.
- А я - в себе!
- Не будем больше об этом говорить, - и хотя голос ее по-прежнему был ласков, в нем прозвучала твердость.
- Я тебя отказываюсь понимать, - сказал он. - Зачем испытывать судьбу? За год многое может произойти...
- Если за год может произойти такое, что помешает нам быть всегда вместе, то какой смысл вообще говорить о женитьбе? - упрекнула она. - Женщины умеют ждать, дорогой мой!
- Ты за всех женщин не отвечай, - сказал он.
- Кирилл, так будет лучше.
- Но почему? Почему?
- Хорошо, я отвечу тебе... Я не могу во второй раз ошибиться, пойми меня! Я мучительно пережила разрыв с мужем. Больше такого не должно повториться. Никогда! Пусть я буду любить тебя, пусть буду страдать, если у нас ничего не получится... Но это легче, чем снова развод. Милый, не забывай, у меня Олька! Я не могу ее обмануть. Не имею права! Понимаешь? Уже один раз я обманула, сказала, что у нее нет папы. Если я обману еще раз, она никогда мне не простит этого.
Да и я себе не прощу! Вот почему для меня такой серьезный шаг замужество, Кирилл! Я верю тебе, но я не знаю, будешь ли ты так же любить меня через год, как сейчас?
- Ладно, - сдался он. - Чего доброго, мы всерьез поругаемся... Пусть все будет, как ты хочешь. Я тебя прошу лишь об одном: если ты изменишь свое решение - сообщи мне, Сразу же, договорились?
Она притянула его к себе, поцеловала и прошептала:
- А теперь уходи... Я не хочу, чтобы тебя Олька увидела...
- Покорить тебя, оказывается, мало, - ворчал он. - Нужно еще завоевать и Ольку!
- Я надеюсь, тебе это удастся. - Она смотрела на него, сидя на диван-кравати. Волосы рассыпались за спиной, круглые колени она прижала к подбородку, глаза искрились. А над ее головой, зловеще освещенная сбоку уличным фонарем, в буковой раме смутно вырисовывалась длинношеяя девушка с лилией в руке.
Кирилл вспомнил про свои украденные картины и совсем расстроился. Он даже забыл поцеловать Евгению, проводившую его до дверей.
- Кирилл?.. - взглянула она на него своими мерцающими глазами.
Он прижал ее к себе, погладил волосы, а потом крепко стиснул, сомкнув своп руки у нее на спине. Дико и нелепо было сейчас уходить от этой женщины, которую он с таким трудом нашел и с которой решил никогда больше не расставаться. Телом он ощущал ее гибкое молодое тело, чуть прикрытое сорочкой, а жаркий запах этого тела кружил голову...
- Почему счастье всегда так трудно дается людям, а несчастье само сваливается на голову? Мы заслужили с тобой счастье, Евгения, вот оно... - Он так крепко прижал ее к себе, что она ойкнула. - А мы отталкиваем его от себя. Боимся его, что ли?
- Ты сам сказал, что счастье - это большая редкость, - отвечала она. - Наверное, поэтому, когда оно наконец приходит, люди не верят в него, сомневаются...
- И ты сомневаешься?
- Нет, Кирилл, нет!
- Ты мое счастье, Евгения... Я никогда и никому не говорил таких слов. Я опять поглупел...
- А ты - мое, - прошептала она, пряча на его груди лицо с сияющими глазами.
- Если ты не придешь ко мне, я сам приду к тебе с чемоданом... Я не знаю, что мне делать там одному... в обворованной квартире...
- Я завтра приду... Нет, уже сегодня... - шептала она, целуя его. - Оставлю Ольку у мамы и приду...
Очутившись на улице, Кирилл задрал голову и стал искать ее окно. Кажется, вот это... Шевельнулась штора, раскрылась балконная дверь, и он увидел Евгению. Она смотрела на него и улыбалась. Он не видел ее лица, потому что оно едва белело в сумраке, но знал, что она улыбается. А потом он брел по Московскому проспекту - машину Кирилл еще не взял из гаража - и думал о том, что идет по улице не он, а лишь какая-то часть его... Потому что почти весь он остался там, в небольшой уютной квартире, где на стенах развешаны картины, где с мишкой в обнимку спит маленькая большеглазая Олька, где осталась одна Евгения...
Кирилл сидел в своем кабинете на Литейном проспекте и разбирал бумаги. Очерк для альманаха он написал там, на Севере, теперь нужно было подготовить материал для большого реферата. Кстати, его он тоже начал в деревне, там же обработал магнитофонные записи. Но работы еще было много, он даже не приступил к систематизации фольклорного материала, не выявил отличительные признаки сказаний и легенд именно этого района на Севере. Для этого нужно с месяц посидеть в библиотеке, перерыть гору опубликованных материалов на эту тему...
Он еще не был у Галахина, не доложил о результатах своей поездки. Директор института приходил на работу что-то в двенадцатом часу, он еще жил на даче в Комарово.
В кабинет заглянул Землянский. Преувеличенно громко стал восторгаться видом Кирилла, мол, посвежел, загорел (это на Севере-то!). Посожалел, что Кирилл не отпустил бороду. Многие научные сотрудники отпускают в командировках роскошные бороды. Михаил Львович еще больше раздался вширь, животик его распирал брюки и рубашку, круглое довольное лицо лоснилось. Новая должность явно пошла ему на пользу: он стал одеваться со вкусом, носил модные рубашки, подтяжки и галстуки. Редкие волосы еще дальше отступили со лба и висков, однако лоб от этого не стал больше и выпуклее.
- А у нас никаких новостей, - разглагольствовал он, расхаживая по кабинету. - Да, Сидоровская в следующем месяце защищается... Кандидатская у нее в порядке, так что без запинки проскочит. А твой реферат включен в план институтского издания на будущий год. Директор не сомневается, что ты справишься с задачей...
- А как ты? - поинтересовался Кирилл. - Не загубил еще альманах?
Землянский жирно хохотнул, оценив по достоинству юмор, и сказал:
- Начальство не жалуется... Авторы тоже: я ведь добрый, никого не обижаю!
- И себя тоже, - подковырнул Кирилл, вспомнив, что в последнем номере альманаха Землянский запланировал две свои статьи. Одну, правда, под псевдонимом "Львов".
- Что же было делать? - сразу ощетинился Михаил Львович. - Галахин снял статью Горохова о фресках Рублева, якобы обнаруженных в Пскове, а это оказались работы мастеров более поздней эпохи... Ничего под рукой не нашлось, и я...
- Поставил ту самую серую статью, которую я в свое время забраковал... - закончил Кирилл.
- Я ведь ее переработал, - скромно напомнил Землянский. - Как твои дела на личном фронте? - перевел он разговор на другое. - Как поживает та прекрасная девушка, у которой библейское имя Ева?
- Чего это ты вдруг про нее вспомнил? - недоуменно взглянул на него Кирилл.
- Она произвела на меня незабываемое впечатление, - улыбнулся Землянский и ушел.
В его тоне проскользнуло что-то задевшее Кирилла за живое... Такое ощущение, будто Землянский что-то знает, но не хочет говорить...
Услышав шум мотора, Кирилл выглянул в окно и увидел Галактику, вылезающего из "Волги". Выждав для приличия полчаса, он взял бумаги и отправился к нему.
У Василия Галактионовича был усталый и недовольный вид. Однако, увидев Кирилла, он встал из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу.
- Проветрился, Кирилл Михайлович? Не жалеешь, что я тебя загнал на край света?
- Не жалею, - искренне ответил Кирилл. Ему ли жалеть об этом? На Севере он провел прекрасные дни, может быть, даже лучшие в своей жизни.
- Не скучаешь по альманаху? - испытующе взглянул на него Галахин.
И Кирилл уловил в его голосе нечто такое, что заставило его насторожиться. Судя по всему, Василий Галактионович совсем не разделяет оптимизма Землянского... Но возвращаться снова к редактированию Кириллу вовсе не хотелось.
