- Какая разница? - усмехнулся Том. - Поедем в Таллин, не пожалеешь...
- Ты - не Мефистофель и не Фауст, - рассмеялась девушка. - Ты - змей-искуситель!..
- Змей-искуситель сумел все-таки всучить Еве запретное яблоко, а я не могу даже уговорить тебя поехать в Таллин, где чудесные кафе, рестораны, там подают копченого угря!
- Ну-ну, - сказала Ева. - Желаю повеселиться!
Они дошли до кафе и остановились. По улице Восстания прогремел трамвай. Будто споткнувшись, с металлическим скрежетом резко затормозил у светофора. Ева, рассеянно поднявшая голову, вдруг оживилась, улыбнулась и помахала рукой. Проследив за ее взглядом, Том заметил в трамвайном окне девушку в пушистой меховой шапочке. Девушка смотрела на них и тоже улыбалась. Трамвай пошел дальше, и Ева повернулась к нему.
- Знакомая, - сказала она. - Учились вместе.
- Та самая, которая тебя ждет?
- Ты угадал, - сказала Ева и взглянула ему в глаза: - Сколько с меня за сигареты?
- С тебя? - заскользил глазами по ее лицу Том. У него все-таки не повернулся язык сказать "четвертной". - Двадцать рублей.
Ева открыла сумочку и извлекла оттуда червонец.
- У меня больше нет, - со вздохом произнесла она. - Я тебе потом остальные отдам.
Том небрежно сунул десятку в карман, протянул сигареты.
- Может, пообедаем? - предложил он.
- До свиданья, - сказала Ева.
Том смотрел ей вслед. Она легко скользила па тротуару. Из-под синего шарфа спускались на воротник пальто ярко-каштановые волосы.
Холодный порыв ветра хлестнул в лицо колючими снежинками. Оказывается, они давно уже кружатся в воздухе, а он и не заметил. Лапы "дворников" сгребали снежинки и капли со стекол автомашин. На некоторых зданиях побелели крыши. А на тротуарах снежинки не задерживались, едва коснувшись асфальта, таяли. Том поежился в своей короткой коричневой дубленке и поднялся по ступенькам в кафе.
Вечером к Тому в магазин зашел Григорий Данилович Белькин, представительный мужчина в меховом пальто и норковой шапке. Он походил на профессора. На запястье красивые швейцарские часы с браслетом. Степенный, медлительный, Григорий Данилович производил впечатление человека солидного. Том привык оценивать людей по внешнему виду. И почти никогда не ошибался: он знал, с кем можно разговаривать о коммерческих делах откровенно, с кого сколько можно запросить. Кто не будет торговаться, а кто и рубля не уступит. Перебросившись несколькими словами с клиентом, он уже составляет о нем свое мнение: сколько этот человек стоит? Можно с ним иметь дело или нет? Скупой он или щедрый? Любит хорошие вещи или просто так интересуется?
Григорий Данилович любопытствовал, что нового поступило. Том показал магнитофон, проигрыватель, кассеты. Все это не представляло интерес для него, вот если бы Том сообщил ему, что кто-то продает испорченный дорогой магнитофон или приемник, то поинтересовался бы. Он купил бы такую вещь подешевле, отремонтировал бы и продал совсем за другую цену...
- Посмотрите, пожалуйста, "Акай", - попросил Том. - Приняли - работал, а сейчас что-то забарахлил. Ребята из отдела переписывали пленки и, видно, повредили обратную перемотку.
В таких случаях Григорий Данилович оказывал безвозмездную помощь, тут же на месте устранял мелкую неисправность.
Пока Григорий Данилович, облачившись в синий халат, который он взял в кладовке, возился с магнитофоном, Том принял Аркадия Леопольдовича. Это был денежный клиент, он покупал лишь дорогие вещи, увлекался транзисторными приемниками самых последних моделей. У него уже штук двадцать перебывало разных приемников. Не то чтобы они ему надоедали, просто, когда появлялась новейшая модель, он во что бы то ни стало старался ее заполучить и, не торгуясь, платил, сколько запросят. Том всегда первого его ставил в известность, если на горизонте появлялось что-либо стоящее.
- Я прочел в рекламном журнале, что появилась потрясающая "Соня". Настоящий комбинат в чемодане... Уйма диапазонов, настройки, подстройки, растяжки коротких волн и еще тысяча разных приспособлений... Услышите что-либо про такую "Соню", сообщите?
Том пообещал. Аркадий Леопольдович поинтересовался, за какую цену можно поставить "Грундик". Том ответил, что они подешевели по сравнению с прошлым годом.
- Значит, я потеряю приличную сумму, - вздохнул Аркадий Леопольдович. - Но после "Сони" я уже не могу смотреть на "Грундик".
Григорий Данилович, слышавший их разговор через приоткрытую дверь, поинтересовался:
- Сколько вы за него хотите?
- Право не знаю... - Аркадий Леопольдович растерянно взглянул на Тома. - Томас Владимирович говорит, они подешевели...
- И значительно, - солидно заметил Григорий Данилович. - Когда его можно посмотреть?
- Я сегодня занят... Вот забежал на минутку, понимаете, лекция.
- Давайте ваш адрес, я вечерком заеду.
- Завтра утром до одиннадцати буду дома... - решился наконец Аркадий Леопольдович и написал на листке адрес.
"Почуял выгодное дельце... - с досадой подумал Том. - Как пить дать, облапошит".
Он и сам бы купил за полцены "Грундик", а потом бы выгодно перепродал. Не так уж сильно они и упали в цене. И вот хитрюга Белькин перехватил... Тот уже окончил ремонт, положил инструмент в ящик, снял халат, аккуратно повесил на гвоздь.
- Все в порядке, - сказал он, облачаясь в свое шикарное пальто и норковую шапку. Теперь он снова стал похож на профессора.
- Выгодная сделка вам подвернулась, - не удержался Том. - Это мой клиент, и "Грундик" я мог бы взять сам у него.
- Ради бога! - улыбнулся Белькин. - Мне это как-то в голову не пришло...
Поставив его на место, Том подобрел:
- Ладно, действуйте, вы ведь уже договорились... Но больше никаких с ним дел!
- Ей-богу, я откажусь от этого "Грундика"! - смутился Григорий Данилович. - Я ведь не знал, что он ваш...
Белькину совсем не с руки было ссориться с Томом, и тот это прекрасно знал.
Прежде чем уйти из магазина, Том сделал несколько звонков знакомым и вышел на улицу. Уборщица посыпала пол опилками, гремела ведром с водой. Швабру она небрежно прислонила к высокому торшеру с хрустальными подвесками.
На улице было сумрачно, завывала метель. Узкие языки поземки наискосок пересекали проезжую часть дороги и с негромким посвистыванием ныряли в подворотни. На чугунные арочные ворота снизу нанесло небольшие сугробы. Снег покалывал лицо, забирался в рукава, слепил. Том свернул под арку, здесь во дворе, окруженном четырьмя высокими серыми стенами, стояла его машина. На стекла намело снежную крупу, он смахнул ее перчатками, отомкнул дверцу, предварительно выключив противоугонное устройство, и забрался в застывшую кабину. Мотор завелся сразу, нужно было немного подождать, пока он прогреется. Достав сигареты, он курил "Столичные", Том задумался. Негромкое ровное ворчание двигателя не отвлекало его. Почему Ева так враждебно настроена? Из-за Ляльки? Вряд ли. Мария рассказывала, что после школы они редко встречались. Может быть, Лялькина мать лишнего наговорила? Пожалуй, это его больше всего сегодня беспокоило. Но много ли могла она знать? Лялька не была болтушкой. Но мать все же знает про него, хотя если бы встретила на улице, то вряд ли узнала...
Нужно попросить Марию, чтобы она снова пригласила Еву в их компанию. Постепенно он ее обломает... Надо что-нибудь предложить из шмоток, модно одеться она любит, это видно сразу. Он вспомнил, как совсем недавно знакомый предлагал ему женский кожаный пиджак. Почти задаром. Надо было взять, он бы подошел Еве. Мария надежная девчонка и очень любит деньги. Когда заговаривают про "бабки", она оживляется, темные, чуть выпуклые глаза начинают хищно блестеть. Иногда она "примазывается" к играющим в карты и радуется как ребенок, когда выигрывает. А Ева, видно, равнодушна к деньгам.
