С большим пристрастием историки стараются выяснить, на ком лежит ответственность за поражение при Ватерлоо. Задним числом Наполеон хотел сделать виновными в неудачах кампании своих военачальников, в особенности Нея. Такие авторы, как Тьер и Уссэ, слепо последовали за ним, не отклоняясь от версий, продиктованных на острове Святой Елены и разработанных уже после событий. После второй Реставрации появилось большое количество противоречивых свидетельств, породивших бурную полемику. Семья маршала Нея; защищая его память, отказывалась признавать документы, подтверждавшие точку зрения генерала Гурго. С тех пор как смолкло последнее орудие Ватерлоо, эксперты в области военной стратегии не прекращали споры, в которых одни оправдывали Императора, другие — маршалов. При этом спорящие придирались к мелким деталям, настаивали на достоинствах императорского плана, изучали этапы его воплощения, ставили под сомнение достоверность некоторых устных приказов, выдвигали в качестве аргумента состояние здоровья Наполеона, что тоже стало предметом дискуссий. Но время сделало своё дело. Сегодня ясно, что все участники драмы переживали не лучшие свои времена. В том числе это относится и к самому Императору.{379}
В середине дня 15 июня 1815 года на выезде из Шарлеруа Ней, держа руки на эфесе сабли, предстаёт перед Наполеоном, на голове которого, как всегда, привычная треуголка. Последние новости не очень радуют. Дезертировал генерал граф Луи де Бурмон — тот самый, который в Лон-ле-Сонье вместе с Неем перешёл на сторону Императора. «Не исключено, что к нам примкнут один или два французских маршала», — говорил Веллингтон. Может быть, он имел в виду Нея, который, по его мнению, находится в опале? Что же касается Сульта, то если он и не предал, то всё же выглядит плохим начальником штаба, особенно тогда, когда среди отданных приказов «забывает» предупредить кавалерийский резерв о сосредоточении армии. Несмотря на все заботы, Наполеон любезно встречает Нея. Его лицо сосредоточенно и спокойно. Из всех героев прошлых сражений остался лишь этот храбрый маршал, о популярности которого в войсках Император прекрасно осведомлён. Не имея рядом Мю-рата, героя Эйлау, который был бы полезней в нынешней ситуации, Наполеон лишён выбора. Хоть один герой-рубака ему необходим.
Император кратко описывает положение. Он собрал 124 000 солдат против 95 000 англо-голландцев Веллингтона и 124 000 пруссаков Блюхера. Наполеон намерен разрезать войска коалиции на две части и разбить их поодиночке. «Вы будете командовать 1-м и 2-м армейскими корпусами, — указывает он Нею. — Я придаю Вам также лёгкую кавалерию моей гвардии, но не вводите её в действие. Завтра к вам присоединятся кирасиры Келлермана. Заставьте неприятеля отойти на брюссельскую дорогу».
Тысячу раз обсуждалось, приказал ли Наполеон маршалу занять 15 июня позицию у деревни Катр-Бра, на стратегическом перекрёстке в долине реки Самбра, где легко могли соединиться английские и прусские войска. Название деревни связано со скрещением дорог из Намюра в Нивель и из Брюсселя в Шарлеруа.[106] Доказано, что в момент встречи Нея с Наполеоном эта позиция ещё не имела большого значения. Наполеону ещё не было известно расположение войск неприятеля, у него оставались надежды на лучший исход. Важно подчеркнуть, что появление Нея на сцене именно в этот момент не было предусмотрено. Если бы Император имел твёрдое намерение занять Катр-Бра, он бы отдал соответствующее распоряжение генералам Рею и д Эрлону, которым было приказано идти на Госсели ещё до неожиданного прибытия маршала. Всё это установлено по записям в документах Сульта. Очевидно, что начало действий Наполеон не связывал с появлением Нея.
Таким образом, под команду князя Москворецкого поступает 48 000 человек, то есть больше трети наполеоновской армии. Достаточно безумств! Пришло время снова стать маршалом. Галопом он мчится в направлении английских войск, в то время как Груши движется по приказу Наполеона к дороге на Намюр, в сторону прусского лагеря. Две части французской армии должны были защищать друг друга. Груши не мог за один день дойти до Сомбрефа, поэтому со стороны Нея было бы неосторожно становиться лагерем в Катр-Бра. Существовала реальная опасность попасть в окружение. Маршал не бездействовал. Он вытеснил неприятеля из Госсели и с кавалерией Лефевр-Денуэтта продолжил продвижение по дороге на Брюссель. Дойдя до Франа, что в четырёх километрах от Катр-Бра, он слышит позади своих войск в районе Жилли артиллерийскую канонаду. Ситуация проясняется. Ней обнаруживает впереди посты армии Веллингтона. Здесь следует упомянуть разведку, проведённую в Катр-Бра 15 июня генералом Эдуаром Кольбером. Разведка была выполнена до прибытия князя Саксен-Веймарского. По результатам разведки «Лефевр-Денуэтт, понявший значение этой деревни, отправляет донесение начальнику штаба, в том же донесении он запрашивает дальнейшие указания, но никаких приказов относительно движения вперёд не получает».{380} Данное свидетельство Кольбера так напугало сына маршала Нея, что он не упомянул об этом документе в своей публикации, посвященной кампании 1815 года. Ней, чрезвычайно серьёзно относившийся к указаниям патрона, получаемым в течение первого дня кампании, не обратил внимания на Катр-Бра только потому, что эта позиция не была связана с задачей, поставленной Императором. Попав в данную кампанию окольными путями, маршал не стремился проявлять личную инициативу, в избытке которой его так часто упрекали ранее. Не желая ввязываться в боевые действия против неприятеля, численность которого была ему неизвестна — это относится как к неприятелю, стоявшему перед ним, так и к противнику слева, — Ней решает укрепить позиции своих войск во Фране и в Госсели, где он отужинал с промышленником по имени Дюмон. Ознакомившись с донесением маршала относительно принятых им мер, вечером 15 июня Наполеон подтвердил, что всё идёт, как задумано, и что операция Нея должна увенчаться определенным успехом. Из этого видно, насколько незначительной он считал отдельную операцию занятия деревни Катр-Бра в тот день. Он убедил себя, что союзники, впечатлённые его неожиданным наступлением, отошли к своим операционным базам: пруссаки — к Льежу и Маастрихту, англичане и голландцы — к Остенде и Антверпену.
В действительности же, герцог Веллингтон, несомненно, зная о передвижениях Наполеона и о его нападении на передовые посты прусских войск, решил не предпринимать никаких действий, которые могли бы оставить Брюссель без прикрытия, по крайней мере, до тех пор, пока не станет ясным главное направление удара неприятеля. Подобное поведение часто отмечается в начале кампании: войска не двигаются, чтобы скрыть от противника свои истинные замыслы. Противостоящие лагеря следят друг за другом, действуют осторожно. Потом, уже после операции, легко выставить осмотрительность как грубую ошибку. Сбор прусских войск происходит с удивительной быстротой, а Наполеон всё ещё не может решиться отдать приказ о направлении главного удара. В этих условиях маршала Нея, безупречно точно выполняющего приказы Императора, как того последний и желал, нельзя упрекать за то, что он не продвинулся вперёд. Он вынужден действовать вслепую, руководствуясь лишь приказом, состоящим всего из трех строчек, присланным за четыре дня до его вступления в кампанию. Этот приказ и слишком короткая встреча с Наполеоном не позволяли ему получить достоверную информацию о расположении вверенных ему войск, цели своего движения или роли левого фланга. Маршал не мог ни уловить тактического замысла главнокомандующего, ни оценить силы и намерения неприятеля.
Сегодня нам известно, что перед Неем было лишь несколько тысяч вражеских солдат, которых он мог легко уничтожить. Всего несколько тысяч, и у каждого только по десять патронов в сумке. Но маршал этого не знал. Надо признать, Ней приучил нас к тому, что начиная с битвы при Йене сломя голову, не раздумывая, с безрассудной храбростью он бросался навстречу неизвестному. Его осторожная оборонительная тактика 15 июня настолько необычна для него, что даёт основания для подозрений. Обвинители во главе с Гурго утверждают, вопреки известным фактам, что Ней сообщил Императору о занятии Катр-Бра вечером 15 июня. На самом же деле маршал никогда ничего подобного не утверждал. Доказательством тому является его донесение Сульту относительно расположения частей, отправленное в 11 часов вечера. Из него следует, что совесть его чиста. Многие историки с большим доверием отнеслись к свидетельствам Груши, который утверждает, что лично слышал, как Наполеон отчитывал Нея за неподчинение приказу, предписывавшему ему двигаться к Катр-Бра, но при этом никто не обращает внимания на заявление того же Груши: «Я настолько далёк от желания критиковать действия маршала Нея, что, напротив, предлагаю далее снять с него обвинения в большей части вменяемых ему ошибок, опубликовав полученные им приказы. Я располагаю данными о времени их вручения. Эти приказы почти во всём отличаются от содержания документов, составленных позже на острове Святой Елены»{381} Ней должен был прощупать противника, чтобы понять, с кем имеет дело. Что он и сделал! В соответствии со своим планом на 15 июня Наполеон намеревался начать операцию позже. Это ему удалось! Принц Бернхард Саксен-Веймарский осмелился на то, на что не решился Ней: он продолжил наступление двумя батальонами, несмотря на риск быть раздавленным силами всей противостоящей армии. Поэтому, когда мы видим, что неприятель закрепился в Катр-Бра, в деревне, которой Ней пренебрёг, и не только закрепился, но и продолжал там концентрировать силы, не следует обвинять одного человека, скорее в этом виноваты обстоятельства.
