19 декабря, в 11 часов утра, на широкой равнине между Чамартином и Мадридом Наполеон организует смотр 6-му корпусу. Присутствующие отмечают, что он проводит инспекцию быстрее, чем обычно.

Курьер приносит ему пакет от Сульта. Что происходит? От Нея не ускользает ни один жест Императора, ни одно его слово не проходит мимо. К удивлению маршала, раздосадованный Наполеон удаляется к себе в штаб-квартиру, так и не дав ему новых инструкций. Император больше доволен капитуляцией Мадрида 4 декабря, чем последними действиями герцога Эльхингенского. Жозеф возвращает себе испанскую корону, на этот раз силой. Болезненно воспринимавший обвинения в том, что именно он руководил плохо подготовленными операциями, маршал Ней стремится сыграть решающую роль в борьбе с англичанами.

В своём кабинете прямо на полу Наполеон расстилает карты Испании, выверяет направление по компасу и перечитывает только что полученную депешу. Наконец становится понятным план генерала Мура: со своей двадцатитысячной армией он идёт на Бургос, чтобы разорвать коммуникации французов. Тем же вечером Нея приглашают к Императору. «Мы перейдём горную цепь Гвадаррамы и атакуем англичан с тыла. Им конец!» Возбуждение Нея сравнимо лишь с уверенностью Наполеона. «Решение английских стратегов высадиться на континенте — это подарок Провидения». Тем не менее впереди маршала ждут многочисленные осложнения.

На заснеженных перевалах Гвадаррамы он со своими войсками мужественно борется с белой вьюгой, которая заставит ностальгически вспоминать глубокую грязь Пултуска или лёд Эйлау и которая будет предвестником холодов Русской кампании. Ветер с невообразимой силой взметает снежные вихри, вырывает с корнем деревья и уносит людей в пропасть. Наполеон, не отставая, следует за колоннами Нея. Ему навстречу попадается полк конных гренадер, двигающийся в обратном направлении.

— Что, неужели никто не смог перейти горы?

— Извините, сир, авангард корпуса маршала Нея, должно быть, уже на той стороне.

— Значит, авангард перешёл, а моя гвардия отступила! Кругом! И вперёд! — в гневе приказывает Наполеон.^{210}

После изнурительного преследования невидимого врага маршал Ней констатирует, что англичане от него ускользнули и полным ходом отступают по дороге наЛа-Корунью. Но теперь честь их преследовать Император предоставляет маршалу Сульту. Жан де Дьё Сульт родился в 1769 году в Тарне, бригадный генерал в двадцать пять лет, получил титул герцога Далматского за заслуги в главных сражениях Империи — от Аустерлица до Эйлау. Мармон сказал о Сульте: «Что его отличает, так это безмерные амбиции. Действуя инстинктивно, он может справиться с любой ролью». Суровая мужественная внешность придаёт ему внушительности; если Ней — река, то Сульт — горная вершина. Герцог Далматский для герцога Эльхингенского как красная тряпка для быка: интеллект против силы, стратег против вождя. Они настолько же похожи и внешне, и амбициями, насколько различны по характеру. Их соперничество, часто вредное для общего дела, отмечается во всех мемуарах современников, приписывающих правоту то одному, то другому. Однако было бы опрометчиво делать окончательные выводы как на основании этих свидетельств, часто пристрастных, так и на основании официальных военных донесений, слишком сухих и казённых. Историки тоже не беспристрастны: биографы Нея облагораживают своего героя, в то время как авторы, пишущие о Сульте, выгораживают своего.

Сен-Шаман, адъютант маршала Сульта, представляет нам своего патрона, стараясь не запятнать его портрет и не упоминать о его отрицательных чертах. Притом он не скрывает своего восхищения: «[Маршал Сульт] обладал безошибочным тактом, демонстрировал, когда это было нужно, свободный и гибкий ум, а когда нужно — неколебимо твёрдый характер. На войне он предпочитал решительные операции, но при условии, что сам он не подвергнется большому риску, так как не был так безрассудно храбр, как Ней и Ланн. Пожалуй, его можно упрекнуть в избытке осторожности, в чрезмерном стремлении защитить себя от опасности. Эта осторожность оставляла его на поле боя, когда он в палатке разрабатывал свои действия и прямо перед врагом давал смелые приказы своим частям».^{211}

Остаётся признать, что вклад Сульта в героическую наполеоновскую эпопею не так уж велик. Следствием противоположных темпераментов Нея и Сульта являются их разногласия и взаимная враждебность, которую злопамятный герцог Эльхингенский полагал неутолимой. Эта враждебность передаётся и солдатам. 31-й вольтижёрский полк,[65] обычно певший на марше, замолчал, когда было объявлено о переводе полка из 6-го корпуса во 2-й, которым командовал маршал Сульт. «Уже двадцать месяцев мы входим в 6-й корпус маршала Нея. С ним мы голодали в Гуттштадте, побеждали при Фридланде, провели весёлые дни в Силезии. Теперь мы расстаёмся с боевыми товарищами, чтобы дальше сражаться в рядах незнакомых нам воинов, для которых мы надолго останемся чужаками».^{212} 2-й и 6-й корпусы представляют собой два различных братства, порой могло даже показаться, что они воюют за разные интересы.

1809 год, чёрный год для маршала Нея, начался с мрачных предзнаменований. 3 января он оплакивает генерала Кольбера де Шабане, к которому всегда испытывал искреннюю симпатию. У деревни Приерос[66] генерал был убит пулей меткого английского стрелка. «Смерть сына не потрясла бы меня сильнее. Сколько надежд угасло! Сколько замечательных качеств, служивших стране, утрачено! Те, кто знал и ценил его, как я, не забудут утрату».^{213} В составе корпуса Сульта Кольбер лишь один раз повёл свой полк в атаку. В корпусе Нея говорили: «Если бы пехотинцы действовали более смело, генералу Кольберу, который пришёл в ярость, видя их нерешительность, не пришлось бы быть там, где его настигла вражеская пуля. Он не привык видеть свою пехоту столь робкой».^{214}

Испытывая ревность к успехам Сульта, Ней надеется укрепить своими силами его колонны на дороге в Ла-Корунью, как это и было ему предписано Бертье. 7 января Ней отправляет своему коллеге не очень складное письмо: «Я сделаю всё возможное, чтобы догнать Вас, мне ясно, что наши объединённые силы не будут избыточными для занятия и удержания большой территории, по которой ещё предстоит пройти». Ней намерен помочь 2-му корпусу там, где Сульт в крайнем случае согласен получить поддержку. Герцог Далматский, обычно грамотный стратег, не проявляет разумной доброй воли и готовности к примирению. Сначала он отказывается от помощи маршала Нея, затем путает его планы, посылая его на дорогу, ведущую к Виго, в то время как было бы гораздо полезнее дать возможность одной из дивизий Нея закрепиться в Луго. Нею ясно, что Сульт желает лично занять Галисию, а 6-й корпус направить в каком-нибудь второстепенном направлении.^{215}

Допустим, что маршал Ней неправильно понял ответ Сульта на его предложение помочь, но мы не можем не заподозрить герцога Далматского в сознательном стремлении отдалить Храбрейшего их храбрых от главного театра военных действий, опасаясь, что тот совершит очередной подвиг в своём стиле. Бертье подчёркивает, что, если бы 16 января в сражении около деревни Элвинья с английским корпусом, насчитывавшим 18 000 человек, «мы бы атаковали всеми имеющимися силами, нет сомнения, что три четверти английской армии попали бы в плен». Несомненно, маршал Сульт слишком поздно обратился к 6-му корпусу, но также очевидно, что преследование Мура было слишком вялым, что и дало возможность англичанам погрузиться на суда, ожидавшие в Ла-Корунье. Маршал Ней отмечает, что английская армия была отброшена в океан, но не уничтожена полностью; вскоре она вновь появится в Португалии. Его неприязнь к Сульту усиливалась ещё и потому, что он пытался склонить его к немедленной атаке кораблей адмирала Хоупа,[67] но герцог Далматский отложил штурм. И на другой день Ней с болью смотрел на развевающиеся на ветру и быстро удаляющиеся от берега английские флаги.^{216}