Командир «Ла Малоуина» Бидвелл пришел в военный флот из резерва; в прошлом он ходил на торговых судах и знал, что такое «буксировка». Подойдя к «Хусиеру» вплотную, он окинул взглядом опустевшую палубу транспорта и сказал своему старшему офицеру: «Знаешь что, „номер первый“? Пожалуй, я смогу взять его на буксир». На палубу «Хусиера» была высажена ремонтная партия, состоявшая из первого офицера корвета и инженеров с «Хусиера» и «Джона Уитерспуна». Они получили приказ попробовать запустить двигатели. К сожалению, из этой попытки ничего не вышло. Но первый офицер доложил Бидвеллу, что течь в трюмах незначительная и корабль будет держаться на воде. Эта новость вызвала среди моряков радостное оживление; на корвете начали готовить буксирный трос, который потом прицепили к носу «Хусиера». Пока шли приготовления к транспортировке, вокруг обоих кораблей на случай нападения подводной лодки ходил кругами корвет «Поппи».
В скором времени сигнальщики доложили, что в четырех милях за кормой транспорта просматривается силуэт подводной лодки, которая идет на сближение. Буксир мигом отцепили, а ремонтную партию приняли на борт корвета. Бидвелл хотел было атаковать подлодку, но топлива у него было мало, и развить максимальный ход он не мог. Субмарина же в надводном положении превосходила его в скорости, а противолодочного самолета из Берегового командования, который бы заставил ее погрузиться, поблизости не было. Впрочем, что бы там ни думал Бидвелл, все его сомнения разрешила радиограмма с корабля ПВО «Паломарес». Капитан требовал, чтобы «Ла Малоуин» потопил «Хусиер» и присоединился к конвою. Бидвелл отошел от транспорта на небольшое расстояние и открыл по нему огонь из своей 4-дюймовой пушки. Корвет стрелял по транспорту до тех пор, пока «купца» не охватило пламя. Но, даже охваченный огнем, «Хусиер» тонуть отказывался. Некоторые моряки из команды транспорта, наблюдавшие этот печальное действо, вытирали глаза. Другие горевали только по той причине, что уничтожение транспорта должно было отдалить день их возвращения в Соединенные Штаты. Капитан-лейтенант Рейнхард Рехе, который, стоя в отдалении, тоже наблюдал за уничтожением транспорта, немедленно передал в Нарвик: «Вижу пылающий транспорт. Рядом с ним два эскортных корвета. Остальные корабли конвоя скрылись за горизонтом. За ними следуют три самолета».
При отличной видимости немцы час за часом продолжали атаковать остатки конвоя с воздуха. В этой операции принимали участие в общей сложности 38 самолетов из двух «штаффелей» авиагруппы КГ-30, поднявшихся с аэродрома Банак. Теперь бомбардировщики заходили со стороны солнца, чтобы сбить артиллеристов с прицела.
Надо сказать, что кораблям, входившим в это маленькое соединение, прежде не приходилось сталкиваться со столь упорными атаками пикировщиков, и они произвели на моряков тягостное впечатление. На одном из корветов матрос, считавшийся «отличным служакой», неожиданно повредился в уме и был заперт в каюте до конца атаки. Капитан «Паломареса» связался с Архангельском и во второй уже раз попросил прислать воздушное прикрытие[74]68. Всего два или три скоростных истребителя могли сорвать немецкие атаки. В конце концов, транспорты и корабли эскорта находились не так уж далеко от российских портов. В 1.50 ночи одиночный «юнкерс» сбросил серию из трех бомб, взорвавшихся в каких-нибудь сорока футах от кормы «Эль Капитана». Пострадал ахтерпик, куда начала поступать вода; волной накрыло зенитные установки, но единственный оставшийся в конвое транспорт все еще хорошо держался на воде69. На спасательном судне «Замалек» на палубе лежал, всматриваясь в небо, раненый офицер военно-воздушных сил. Когда немцы устремлялись в атаку, он громким голосом выкрикивал указания, куда поворачивать, чтобы не попасть под удар. Капитан Моррис передавал команды летчика рулевому, и тот, вращая штурвал, менял направление движения судна. Так, толчками, то ускоряя, то замедляя ход, ежеминутно сворачивая то влево, то вправо, шло среди сплошных разрывов и взлетавших вверх фонтанов воды маленькое, но отважное спасательное судно.
Оба корабля ПВО довольно быстро расстреляли большую часть боезапаса и поддерживать сплошную стену заградительного огня не могли. Один из кораблей выпустил за это время 1200 снарядов из своей 4-дюймовой зенитной пушки. Не было сбито ни одного самолета врага, но некоторые из них получили повреждения. Но бомбардировщики продолжали один за другим пикировать на корабли. Они четко выдерживали строй и заходили на цель спокойно, как на учениях. Скоро стало очевидно, что более всего они старались поразить транспорт «Эль Капитан» и спасательное судно «Замалек». Далеко на линии горизонта появился патрульный самолет Берегового командования «Каталина», но, заметив немецкие бомбардировщики, отвернул и поторопился скрыться с места сражения. Когда немецкие самолеты сбрасывали бомбы и улетали, на их месте появлялись новые, поднявшиеся с аэродрома Банак. На «Замалеке» непрерывно стреляли все зенитные орудия и ракетные установки. Моряки едва успевали выбрасывать пустые патронные ленты и вставлять новые. Как было уже сказано, корабль непрерывно маневрировал и двигался то на полном ходу, то на самом малом. Капитан Моррис знал, что старые двигатели его посудины такой нагрузки долго не выдержат.
Тяжелая бомба взорвалась по ходу корабля в двадцати футах перед носом. На полубак обрушился огромный столб воды. Удар был такой сильный, что у готовившейся окотиться кошки — любимицы всего экипажа — от испуга раньше времени начались роды. Двух котят, которые появились на свет при столь чрезвычайных обстоятельствах, моряки сразу же окрестили «Блом & Фосс». На мгновение всем показалось, что тонны воды, обрушившиеся на полубак, потопят судно. От сильнейшего удара вышли из строя навигационные инструменты. Вода сквозь открытые люки хлынула во внутренние помещения.
У восьми русских моряков, подобранных с воды 4 июля, не выдержали нервы. Они бросились к принайтовленному к носовой надстройке спасательному плотику и сделали попытку спустить его на воду. Когда плотик плюхнулся в воду, русские хотели было перелезть через леера и прыгнуть за ним в море. Зачинщиком паники был русский офицер, каким-то чудом оказавшийся среди матросов. «Пристрелите этого психа! — в сердцах крикнул капитан Моррис. — Ведь никаких причин для паники нет. Корабль отлично держится на воде».
Второй офицер «Замалека» помчался на полубак и, размахивая пистолетом, оттеснил русских от ограждений, после чего заставил их спуститься во внутренние помещения корабля. Паника, однако, нарастала. Спасшиеся с американских транспортов моряки числом до 150 человек заблаговременно собрались у надстройки, где стояли шлюпки, и теперь бросились к лебедкам, чтобы спустить их на воду. Старший офицер «Замалека» мистер Макдоналд схватил лежавший в одной из шлюпок топор и, угрожая им, заставил толпу отступить. В течение нескольких минут кризис был преодолен, и корабль продолжил бешеное маневрирование, уклоняясь от падающих со всех сторон бомб. В один момент «Замалек» оказался в непосредственной близости от корабля ПВО «Позарика»; тот шарахнулся от него, как от зачумленного, после чего просигналил, чтобы капитан Моррис не смел к нему приближаться, так как «скученность кораблей привлекает повышенное внимание противника».
Незадолго до трех часов ночи 10 июля «Замалек» стал замедлять ход. Тяжелая бомба взорвалась в двадцати футах от его правого борта, и капитан Моррис понял, что кораблю приходит конец — исходившая от работавших двигателей вибрация, которую он чувствовал, стоя на стальной палубе, неожиданно прекратилась. Пройдя еще какое-то расстояние по инерции, «Замалек» стал вываливаться из строя, превращаясь в легкую мишень для бомбардировщиков противника. Схватив ручку машинного телеграфа обеими руками, Моррис четыре раза крутанул ее на «полный вперед» и четыре раза — на «полный назад». Это был условный сигнал для кочегаров и главного инженера судна срочно подняться на палубу.