— Эй, ты куда, приятель? — крикнул полицейский, но Гарп даже не оглянулся.

Он побежал по следам, оставленным копытами только что проскакавшего коня. Через полмили заметил в кустах пригнувшегося мужчину. Тот виднелся ярдах в двадцати пяти[22] от аллеи, едва различимый между деревьями. Гарп с криком ринулся туда. Вполоборота к нему стоял пожилой джентльмен с седыми усами и таким испуганным и пристыженным взглядом, что Гарп тут же заподозрил в нем насильника, которого искал. Он с треском проломился сквозь кусты и тонкие плакучие ветви молодых деревьев, успев заметить, как старик, пописав, поспешно втискивает бедра в расстегнутые брюки с видом человека, уличенного в позорном поступке.

— Виноват, я просто… — лепетал он.

Но Гарп уже был рядом и, тыча ему в лицо свою короткую жесткую бороду, стал обнюхивать его, словно охотничий пес.

— Если только это ты, ублюдок, я сразу почую, — рычал он.

Тот отшатнулся от полуголого бандита, но Гарп схватил его руки у запястий и подставил себе под нос ладонями вверх. Опять засопел, нюхая, и пойманный взвизгнул от страха, боясь, что его сейчас укусят.

— Стоять! — прикрикнул Гарп. — Говори, ты это сделал? Где одежда ребенка?

— Прошу вас… — оправдывался старик, — Я просто не успел дойти до туалета.

Он все еще стоял в незастегнутых брюках, и Гарп подозрительно уставился в отверстие ширинки.

«Запах спермы ни с чем не спутать, — писал он. — И ничем не перебить. Он крепкий и отчетливый, как пролитое пиво».

Встав на колени, Гарп рывком расстегнул ремень старика, спустил к лодыжкам все, что на нем было. И яростно уставился на нехитрый мужской атрибут, беспрестанно водя носом.

— На помощь! — завизжал старик, резко отпрянув назад. И нелепо дергая руками и ногами, словно в кукольном театре, опрокинулся на густую поросль молодых упругих кустов, не давших ему упасть.

— Помогите, ради Бога! — сдавленно крикнул он уже вслед Гарпу, который понесся обратно к аллее, взрывая подошвами груды листьев, рассекая руками воздух и ощущая биение крови в отбитой ключице.

За это время конный полицейский проскакал по спортивным площадкам, внимательно оглядел стоявшие у ворот автомашины и объехал вокруг приземистого кирпичного павильона с комнатами отдыха. Несколько посетителей не сводили с него глаз, догадываясь, что кого-то ищут.

— Ну что, нет усатых? — крикнул он Гарпу.

— Он мог уехать в автомобиле, — сказал Гарп.

— Проверь мужской туалет, — бросил полицейский, скача мимо женщины с коляской, заваленной грудой одеялец.

Мужской туалет был именно таким, каким бывает всякое бесплатное заведение общего пользования. Из дверей этого неприятного места вышел молодой человек. Он был гладко выбрит. Верхняя губа так выскоблена, что даже сияла. Он напоминал студента-отличника. Гарп кинулся в дверь, словно ищейка со вставшей дыбом черной шерстью на загривке. Нагнувшись, поглядел, не видно ли ног из-под приподнятых дверец кабинок. Он не удивился бы и паре рук. Или даже медвежьим лапам. Окинул быстрым взглядом длинный ряд писсуаров. Поглядел, не моет ли кто-нибудь руки над грязной ржавой раковиной, не смотрится ли в заплеванное зеркало. Все было пусто. Он опять потянул носом воздух. Пахло чем-то необычным для туалета. Он подскочил к ближайшей раковине. По краю ее остались несмытые хлопья белой пены, наполненной мелкими волосками. Это же запах крема для бритья! Он так давно носил бороду, что совсем отвык от этого запаха.

Гладко выбритый парень, похожий на отличника, быстрым, но спокойным шагом шел через площадку, когда Гарп выскочил из туалета.

— Вон он! — заорал Гарп.

Полицейский озабоченно взглянул на молодого мерзавца.

— А усы? — спросил он.

— Сбрил! Только что, — крикнул Гарп, устремляясь вслед за «отличником», который внезапно понесся, не разбирая дорожек. Из-под его куртки стали вываливаться самые неожиданные вещи: ножницы, бритва, тюбик с кремом, а затем и разноцветные тряпочки — одежда девочки. Подбежав, Гарп увидел маленькие джинсы с вышитой божьей коровкой на бедре, сияющую физиономию лягушки на груди свитера. Лифчика, конечно, не было. В нем пока что не нуждались. Гарп поднял голубые трикотажные трусики, расправил нарисованную у резинки голубую белку и голубой цветок.

Конный полицейский легко догнал маньяка. Лошадь толкнула его грудью в спину, и он упал лицом в гаревую дорожку. В икру мгновенно впечатался алый след от удара лошадиного копыта. Он взвыл, извиваясь на земле, и схватился за ногу. Гарп подошел и протянул полицейскому голубые трусики. Вслед за ним подошли еще люди — женщина с коляской, два мальчика на велосипедах, худощавый мужчина с газетой — и подали полицейскому остальные вещи. Никто не произнес ни слова.

В этот миг вся история маньяка, распростертого под копытами, предстала в воображении Гарпа. Ножницы, крем для бритья — все понятно. Негодяй отращивал усы, готовясь к нападению. Он верно рассудил: усы — это первое, что замечают дети. Напал на девочку, а затем сбрил в туалете главную улику.

— Похоже, ты уж не в первый раз, вон что выдумал, — с ненавистью сказал Гарп.

— Разговоры с задержанным запрещены, — сказал полицейский.

Неожиданно задержанный глупо осклабился, глядя на Гарпа.

— А вот попался впервые, — нагло ответил он.

Передние зубы у него были выбиты, видимо, лошадью, губы и десна кровили. Гарп понял, что мерзавец явно не в себе — не чувствует боли. И вообще ничего не чувствует.

В конце аллеи появился второй полицейский на лошади с девочкой, закутанной в его форменную тужурку. Руки ее безвольно держали белую тенниску. Она сидела перед полицейским с отсутствующим видом. Он остановил лошадь над поверженным маньяком, но девочка даже не взглянула на него. Первый полицейский спрыгнул с лошади и, повернув окровавленное лицо преступника в сторону ребенка, спросил:

— Он?

Она смотрела, словно не видя. Тот нервно хихикнул и сплюнул кровь. Девочка не шелохнулась.

Тогда Гарп, проведя пальцем по его окровавленному рту, нарисовал над верхней губой красные усы. Девочка так закричала, что лошади забились на месте. Девочка кричала до тех пор, пока полицейский не увел насильника, и только тогда умолкла. Затем протянула Гарпу тенниску, крепко сжимая другой рукой клок лошадиной гривы. Видимо, ей не приходилось еще ездить верхом. Гарп подумал, что ей должно быть жестко сидеть голым тельцем на конской шее. Но девочка вдруг заговорила:

— А можно еще покататься?

Гарп даже вздрогнул от радости — заговорила!

В этот момент он увидел аккуратно одетого пожилого джентльмена, того самого, чьи усы оказались ни при чем. Он торопливо семенил к выходу, опасливо оглядываясь, не угрожает ли ему откуда-нибудь сумасшедший, который стаскивал с него штаны и обнюхивал, словно изголодавшийся хищник.

Заметив Гарпа в компании полицейского, он явно приободрился. Преступник схвачен — все в порядке. Старичок браво направился к ним. Гарп смутился и попытался уйти.

— Ваше имя, пожалуйста, — остановил его полицейский. — И род занятий. Кроме спортивного бега, конечно, — добавил он, улыбнувшись.

— Я писатель, — ответил Гарп.

Полицейский извинился, что не слышал писателя с такой фамилией. Но здесь не было его вины: кроме «Пансиона Грильпарцер», Гарп еще ничего в то время не опубликовал. Несколько растерявшись, полицейский продолжил неприятный допрос:

— Писатель, которого не публикуют? На что же вы живете?

— Мать и жена помогают, — мрачно ответил Гарп.

— Хорошо. Тогда скажите, чем занимаются они, — нахмурился и полицейский. — Для ведения уголовного дела нам нужны сведения об источнике доходов свидетелей.

Обиженный джентльмен с седыми усами, подошедший в этот момент, услышал только последнюю фразу.

— Уголовного? — воскликнул он. — Я так и предполагал! Праздношатающийся бездельник! Подонок!

Полицейский вылупил глаза.

В те ранние годы писательства вопрос о доходах был настолько мучителен для самолюбия Гарпа, что он готов был любыми путями обходить его. Поэтому он обрадовался путанице, которую внесло появление старика, что очень кстати отвлекло внимание полицейского.