— Я только что вернулась в страну, — пояснил Гарп.

— Ну и ничего не потеряла, дорогуша, — ответил таксист. — Эта девка провалилась.

— Сэлли Девлин? — спросил Гарп.

— Разнюнилась прямо на экране. Убийство ее сразило. Никак не могла опомниться. Начала говорить, а сама ревет, представляешь? По-моему, просто идиотка. Какой из нее губернатор, если она не умеет держать себя в руках.

И Гарп вдруг увидел, как легко умная и обаятельная женщина может проиграть борьбу. Подонок-губернатор где-то вскользь обронил, что мисс Девлин не умеет справляться со своими чувствами, это и понятно — она женщина. А продемонстрировав симпатию к Дженни Филдз, она потеряла расположение многих консервативно мыслящих избирателей — мужчин и женщин. И вот уже ей вынесен приговор. В самом деле где ей тянуть лямку губернатора, заключать сомнительные сделки и давать лицемерные посулы!

Гарпу стало стыдно.

— По-моему, — продолжал таксист, — как раз и требовалось что-то вроде этой пальбы. Все убедились — женщина не может управлять штатом.

— Заткнись, — зло бросил Гарп.

— Послушай, малышка, — обиделся таксист, — я оскорблений не потерплю.

— Придурок и жопа, — сказал ему Гарп. — Если не закроешь пасть, скажу полицейскому, что ты меня лапал.

Таксист нажал на акселератор и какое-то время вел машину в злобном молчании, надеясь, что рисковая езда образумит пассажирку.

— Не сбавишь скорость, скажу, что ты пытался лишить меня девственности, — пригрозил Гарп.

— Сучка долбаная, — ответил таксист, но скорость все-таки сбавил и довез Гарпа до аэропорта, не прибавив больше ни слова.

Гарп положил чаевые на капот, и одна монета скатилась в щель между капотом и крылом автомобиля.

— Долбаные бабы, — сказал таксист.

— Долбаные мужики, — ответил Гарп со смешанным чувством; вот и он внес свою лепту в войну полов.

В аэропорту у Гарпа попросили документ, подтверждающий личность. И, разумеется, заинтересовались инициалами Т. С. Кассирша явно была далека от литературы и не знала, кто такой Т. С. Гарп.

Он объяснил ей, что Т. означает Тилле, С. — Сара.

— Тилле Сара Гарп? — уточнила кассирша, молодая женщина, которая откровенно не одобряла более чем легкомысленный наряд Гарпа. — Никакой ручной клади? — переспросила она.

— Никакой, — подтвердил он.

— А где ваше пальто? — спросила в свою очередь стюардесса, снисходительно глядя на него.

— У меня нет пальто, — ответил Гарп. Услыхав его голос, стюардесса вздрогнула. — Нет сумок и нечего вешать, — сказал он, улыбаясь.

Единственное, что у него было, — чудовищные груди, сооруженные Робертой; он неуверенно шагал по проходу, опустив плечи и сгорбившись, чтобы уменьшить их пышность. Что ему плохо удавалось.

Как только Гарп выбрал себе место, рядом уселся какой-то тип. Гарп смотрел в окно: к самолету все еще спешили пассажиры. Среди них была похожая на призрак девушка с грязными белокурыми волосами. У нее тоже не было пальто. Только огромная сумка, в которую вполне поместится бомба. И Гарп вдруг остро ощутил присутствие «Прибоя». Он посмотрел в сторону прохода — интересно, куда сядет девушка, но увидел перед собой только похотливое лицо мужчины, сидевшего рядом.

— Может, когда мы взлетим, заказать тебе выпивку? — со значением спросил мужчина. Его маленькие прищуренные глазки не отрывались от золотого зигзага на бирюзовом костюме Гарпа.

В нем вдруг все возмутилось. Какая кругом несправедливость! Он не виноват, что так дико выглядит. Как бы ему хотелось сейчас спокойно поговорить — всего лишь поговорить — с этой умной, миловидной женщиной Сэлли Девлин, потерпевшей поражение на выборах в губернаторы. Он сказал бы ей, что она слишком хороша для такой дерьмовой работы.

— Костюмчик у тебя что надо, — сказал, прижимаясь к Гарпу, его сосед.

— Катись ты в задницу, — ответил Гарп. Все-таки он был сыном женщины, которая ранила скальпелем пристававшего к ней в кинотеатре солдата. Как это было давно!

Мужчина хотел было вскочить, но не смог: держали привязные ремни. Он беспомощно смотрел на Гарпа. Тот склонился над его попавшими в западню ляжками, задыхаясь от запаха духов, которыми обильно полила его Роберта; он дотянулся до замка на привязных ремнях и с резким щелчком освободил пленника. Затем угрожающе пророкотал в пылающее ухо перепуганного малого:

— Когда будем в воздухе, красавчик, запрись в уборной и не высовывайся!

Мужчина ушел подальше от нелюбезного Гарпа, и место у прохода оказалось свободным. Гарп с вызовом смотрел на пустое сиденье. Пусть только еще какой мужчина попробует подсесть к нему. И в этот миг к нему подошла особа, мгновенно исцелившая его от излишней заносчивости.

Она была тоненькая, с огромной сумкой. Руки такие худые, что, казалось, сквозь кожу просвечивают косточки. Девушка не спросила разрешения сесть, она просто села. Значит, у сегодняшнего «Прибоя» вид совсем юной девушки, подумал Гарп. Она опустила руку в сумку, он схватил ее и положил на колени. Рука была слабенькой, и ни ружья, ни бомбы. Только листок бумаги и карандаш с резинкой на конце, обкусанной до жестяного ободка.

— Простите, — сказал Гарп. Ну раз не террористка, то он знает, кто она и что. «Почему в моей жизни столько людей, у которых проблема с речью? — написал он однажды. — Или я, как писатель, замечаю вокруг все погубленные голоса?»

Замарашка, оказавшаяся весьма мирным существом, что-то долго писала…

— Да, да, — сказал он, позевывая. — Вы — джеймсианка.

Девушка прикусила губу, яростно затрясла головой и сунула ему в руки записку:

«Меня зовут Эллен Джеймс. Я не джеймсианка».

— Так вы та самая Эллен Джеймс? — переспросил он, хотя в этом не было необходимости: он понял это, едва взглянув на нее, не мог не понять. Возраст подходящий, не так давно эту одиннадцатилетнюю девочку изнасиловали и вырезали язык. Грязно-кофейные глаза при близком рассмотрении оказались не грязными, а просто воспаленными, может, от бессонницы. Нижняя ее губка, шершавая, обкусанная, как резинка на карандаше.

А она уже писала дальше.

«Я из Иллинойса. Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, совсем недавно. Я приехала на Восточное побережье к вашей матери. Послала ей письмо, и она мне ответила. Правда! Такое чудесное письмо. И пригласила меня пожить с ней. И еще посоветовала прочитать все ваши книги».

Гарп переворачивал эти маленькие листочки почтовой бумаги, кивал, улыбался.

«Но вашу мать убили!»

Эллен Джеймс достала из огромной сумки большой коричневый носовой платок и громко высморкалась.

«Я поехала с группой женщин в Нью-Йорк. Хотела с ними пожить. Я знаю много таких групп, а больше никого не знаю. Я получаю от них сотни рождественских поздравлений», — написала она и дала Гарпу прочитать.

— Да, да, конечно, получаете, — подбодрил он ее.

«Я пошла на похороны. Пошла потому, что знала — там я увижу вас. Знала, что вы обязательно придете», — написала ока и улыбнулась ему. Потом спрятала лицо в свой грязный носовой платок.

— Вы хотели видеть меня? — удивился Гарп.

Она кивнула. Затем вытащила из сумки зачитанный до дыр экземпляр его книги «Мир от Бензенхейвера».

«Лучшая книга об изнасиловании, лучше этой книги нет», — написала Эллен Джеймс. И Гарп вздрогнул.

«Знаете, сколько раз я ее читала?» — написала она.

Он посмотрел в ее заплаканные, восторженные глаза и тоже молча покачал головой. Она коснулась его лица — руки у нее были, как у ребенка — и растопырила пальцы, чтобы он сосчитал. Все пальцы одной маленькой руки и почти все другой. Она прочитала его ужасную книгу восемь раз.

— Восемь раз… — ахнул Гарп.

Она кивнула и улыбнулась ему. Потом откинулась на сиденье. Как будто жизнь ее получила завершающий штрих: она летит в Бостон и сидит рядом если не с той женщиной, о какой мечтала всю дорогу от Иллинойса, то по крайней мере с ее единственным сыном, и этого достаточно.

— Вы учились в колледже? — спросил ее Гарп.