Сара устало сидела в углу пустого вагона первого класса, вполне справедливо полагая, что могла бы позвонить в Фаллоу перед отъездом и предупредить, что задерживается. В прежние времена подобная мысль даже не пришла бы ей в голову, но Джи. Би. всегда был пунктуален в такого рода вещах. Милый Джи. Би., с нежностью подумала она, он всегда оказывается прав — с Бэйкерами, с Пинто. Неужели ей придется просить у него эти сто пятьдесят фунтов и давать ему необходимые объяснения?

От этой мысли Саре стало нехорошо. Поезд сильно тряхнуло, и на нее накатила волна тошноты.

Открыв глаза, она увидела склонившегося над ней проводника.

— Вы в порядке, мисс? — спросил незнакомый голос.

Туман в глазах постепенно рассеялся. Она часто заморгала из-за яркого луча света от направленного на нее фонарика.

— Я что, потянула за стоп-кран? — спросила она.

— Нет, мы просто стоим на очередной станции. Я проходил мимо и подумал, что вам нехорошо, — сказал он, рассматривая ее с любопытством. — А куда вы едете, мисс?

— Херонсгилл, — сказала она устало. — Это следующая остановка, не так ли?

— Точно. Вы неважно выглядите, мисс. Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Да, теперь уже все нормально. Думаю, я просто заснула. Сколько сейчас времени?

— Без четверти одиннадцать. Я скажу вам, когда будет Херонсгилл.

Проводник хлопнул дверью. Сара приготовилась выходить и напудрила нос. В маленьком зеркальце ее лицо было похоже на маску. Такие короткие обмороки уже случались с ней. Это был третий за последние шесть недель. Один раз София нашла ее в таком состоянии после слишком горячей ванны, в другой раз Джеймс едва успел подхватить ее во время прогулки.

Девушка ступила наконец на маленький перрон Херонсгилла и с наслаждением вдохнула чистый деревенский воздух. Над холмами висел туман. Его обрывки плавали над дорогой, пока она осторожно вела машину по направлению к дому. Когда впереди, за деревьями, показались освещенные окна особняка, она уже почти пришла в себя.

Сара медленно поднималась по ступенькам, как вдруг дверь резко распахнулась и в освещенном проеме появился взбешенный Джеймс, из-за плеча которого выглядывала встревоженная София. Пеппер маячил у телефона, очевидно только что повесив трубку.

— Что случилось? — спросила Сара испуганно. — Что-нибудь произошло?

Однажды она спросила Джеймса, выходит ли он когда-нибудь из себя. Он ответил, что вывести его из себя не так-то просто, но, если это случается, он бывает ужасным. На этот раз он был именно таким.

Он ожидал, что Сара вернется пятичасовым поездом, а теперь был уже двенадцатый час. Он уже давно привил Саре привычку звонить, если она задерживалась, и, кроме того, он не любил, когда она возвращалась ночью на машине. Она была плохим водителем, и он всегда волновался, когда она сама вела машину в темноте. После пяти часов непрерывно растущей тревоги последней каплей, переполнившей чашу его терпения, было ее безмятежное появление и этот спокойный вопрос: «Что-нибудь случилось?»

— Ты же знаешь, я ездила в город, — нервничая, начала оправдываться Сара. — Был туман, и я опоздала на поезд. Прости.

— Значит, ты опоздала на поезд! — загремел Джеймс. — Почему же ты не сообщила мне об этом?

— По правде говоря, я опоздала на два поезда. Извини, я просто об этом не подумала, — Сара посмотрела на него с любопытством. Неужели он действительно так волновался за нее?

Пеппер предусмотрительно ретировался. Гроза разразилась.

— Похоже, тебе не приходит в голову, что София и я можем волноваться за тебя! Тебе не приходит в голову, что, пока ты живешь в моем доме, ты должна относиться ко мне хотя бы с некоторой долей почтительности. — Возмущение переросло в открытый гнев. — Ты живешь в моем доме, как в гостинице. Я положу этому конец, Сара! Если я не буду впредь знать, где и как ты проводишь свое время, ты будешь оставаться дома! Ты возвращаешься домой в такой поздний час и выглядишь, как выжатый лимон. Я хочу знать, чем ты занималась? Это что, Перонел убедила тебя купить этот смешной жакет или ты прельстилась им в какой-нибудь витрине на Пикадилли?

Краска бросилась Саре в лицо. Она забыла о жакете. Еще триста гиней прибавлялись к ее долгу, а ведь она сказала Перонел, что сама за него заплатит.

— Когда его увидела Перонел, я уже купила его, — выкрикнула она. — И он мне нравится.

— Ага, а в кармане у тебя чек, который ты собираешься вручить мне, я полагаю!

— Джеймс, пожалуйста, не так громко, — шепотом запротестовала София. — Прислуга услышит.

— К черту прислугу! — загремел он. — Если они услышат, они поймут наконец, что я собираюсь быть хозяином в собственном доме. Семнадцатилетняя девчонка покупает меховое манто и спокойно заявляется домой глубокой ночью. Я был слишком мягок с тобой, Сара, в этом вся беда. Но теперь все будет иначе, я положу этому конец, и это твое щегольство тоже должно прекратиться, иначе я закрою мой счет у Перонел.

— В конце концов это смешно! — выкрикнула Сара. — Ты разговариваешь со мной прямо как викторианский папаша, Джи. Би. Ну, попробуй, останови меня! Я тебе ничего не должна. Это не моя вина, что тебе приходится оплачивать мои счета, и ты сам предложил, чтобы я жила здесь. Мы никогда не хотели, чтобы ты оставался! Мы никогда не хотели вообще иметь с тобой какие-то дела!

Она быстро повернулась и побежала наверх в свою комнату.

В доме стало очень тихо. Часы пробили половину первого ночи. Джеймс остановился на мгновение около двери Сары, прислушиваясь, затем прошел дальше.

Пеппер подложил свежих поленьев в затухавший камин, и языки пламени тускло освещали комнату, разгоняя ее извечный сумрак. Тени плясали на стенах. Джеймс уже положил руку на выключатель, как вдруг заметил Сару, одетую в пижаму и очень прямо сидевшую на его постели. При свете камина он разглядел, что она плакала.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он ласково.

Она подняла голову и посмотрела на него. Густые кудри рассыпались у нее по плечам. Джеймс подумал, что в Саре есть что-то трогательное и обезоруживающее, когда на ней надета эта простенькая пижама с маленьким отложным воротничком. Она, должно быть, выглядела точно так же, когда Длинный Джон приходил пожелать ей спокойной ночи много лет назад.

— Я не понимаю, почему ты так рассердился, Джи. Би., — сказала она. — Но я не могу идти спать, думая, что ты можешь обидеться на меня и уехать.

— Разве не этого ты хотела? — спросил он ее.

— Нет… нет, не этого, — ответила она прерывающимся голосом. — Когда ты впервые появился, я хотела, чтобы ты ушел, но теперь все по-другому. Я привязалась к тебе. Я сказала, что ты мне совсем не нужен, но это неправда.

Она встала на колени на кровати и обняла его за шею. Он почувствовал, что она опять плачет.

— Это была неправда, Джи. Би. Ты — это все, что у меня есть, и я тебя очень, очень люблю. Пожалуйста, люби меня тоже хотя бы чуть-чуть!

Он нежно обнял ее, ощущая под руками ее маленькие и острые лопатки под шелком пижамы. Он принялся утешать ее, словно маленького ребенка, борясь с остро вспыхнувшим желанием крепко прижать ее к себе. «К чему мне влюбляться в моем возрасте, — сердито твердил он себе, — в такую милую, юную, неопытную и своенравную девочку, которая годится мне в дочери?» Он сознавал всю абсурдность сложившейся ситуации и пытался понять, пришло ли это чувство к нему уже тогда, когда он впервые увидел ее плевавшейся вишневыми косточками в чашу для пунша.

— Боже всемогущий! — сказал он ей, отстраняясь. — Хорошенькую же парочку мы представляем сейчас! Уже, наверное, час ночи, а мы позволяем себе разыгрывать спальную сцену. София может подумать лишнее, если увидит нас!

Она подняла мокрое от слез лицо.

— Значит, ты не уйдешь — что бы я ни сделала? — с надеждой спросила она.

— Конечно, я никуда не уйду. Я сорвался сегодня вечером, но я так волновался за тебя!

— Прости меня за манто, — пробормотала она, — оно было очень дорогим.