В середине 1990-х связанные с РПЦ структуры получили от правительства РФ таможенные льготы на импорт алкоголя и табака, что привело к масштабным злоупотреблениям и вылилось в весьма неприятный скандал. Погасить его удалось после того, как льготы по личной просьбе Алексия II были отменены.

Известный богослов диакон Андрей Кураев называл главной заслугой патриарха то, что ему «удалось избежать раскола православного мира»: «Он стал патриархом во время парада суверенитетов, когда все ожидали, что подобные процессы начнутся и в церковном мире, но сегодня, спустя 20 лет, мы можем выходить в храм и не спрашивать: “Вы за красных или за белых?”».

Возрождение в обществе интереса к православию — наверное, один из главных итогов деятельности Алексия II в 1990-е годы. Даже в культовой брутальной новостной передаче «600 секунд» ее автор и главный ведущий Александр Невзоров начал затрагивать православные темы. Правда, затрагивал он их все больше в контексте русского национализма довольно радикального толка, да и соседствовали они с сюжетами, наполненными жестоким натурализмом, сопровождавшимися матерщиной, обнаженкой, расчлененкой и т. п.

Прославившись в качестве принципиально не признающего закрытых тем телерепортера еще в конце 1980-х, Невзоров себе не изменял и в 1990-е. Политический мейнстрим его если и интересовал, то только как возможность яростно изложить свою точку зрения, которую можно было бы назвать ультрапатриотической. Он безусловно оправдывал действия ОМОНа в Прибалтике, агитировал за генерала Макашова накануне президентских выборов 1991 года, в замедленном показе учил зрителей, как правильно голосовать на референдуме о сохранении СССР.

Программу «600 секунд» пытались закрыть еще в 1991 году. 28 ноября директор Санкт-Петербургского ТВ Виктор Югин (председатель Комитета по средствам массовой информации ВС РСФСР, «демократ-ельцинец», сменивший на этом посту «старорежимного» Бориса Петрова) запретил выход в эфир «600 секунд», а на дверях редакции повесил замок. По слухам, накануне Югин строго предупредил Невзорова, чтобы тот воздерживался впредь от «критиканства и огульных обвинений». Невзоров, однако, указаниям начальства не внял, а напротив — стал объяснять телезрителям, что Югин и прочие правящие демократы — вчерашние номенклатурщики.

Второй раз ее пытались закрыть в 1993 году — уже гендиректор Федеральной телевизионной службы Белла Куркова — и снова неудачно. Коллектив «600 секунд» ответил обращением к президенту РФ и, не стесняясь в выражениях, назвал руководителей ФТС холопами, трусами и подлецами, «такими же, как их президент».

В каком-то смысле Александр Невзоров и его программа стали предтечей и Михаила Леонтьева с его «Однако» (где некоторое время отработал и Максим Соколов в статусе «одного из основоположников современного стиля российской журналистики», который он оттачивал в «Коммерсанте»), и «телекиллера» конца 1990-х Сергея Доренко. Невзоров постепенно переходил в большую политику и полнометражную тележурналистику, а ему на смену шли другие громкие имена.

Одним из таких весьма громких имен стало имя Александра Минкина. В 1997 году журнал «Власть» назвал его певцом новой России, верным ее слугой и защитником порожденных новым временем интересов и одновременно одним из самых конъюнктурных и скандальных журналистов того времени.

Минкин несколько раз объявлял об уходе из большой журналистики — почти как первый мэр Москвы Гавриил Попов о своей отставке. Накануне выборов 1996 года он зарекался: победит Зюганов — жить мне на Колыме, победит Ельцин — вернусь к театральной критике.

Высшим профессиональным достижением Минкина стала отставка Чубайса с поста министра финансов в ноябре 1997 года. В январе Минкин рассказал общественности об огромных налогах, выплаченных Чубайсом; в августе провел расследование по поводу гонораров, выплаченных ближайшему соратнику Чубайса Альфреду Коху; наконец, в ноябре 1997-го стал инициатором «литературного дела», за которым последовали перестановки в правительстве.

На языке спецслужб авторы типа Минкина называются «каналами для санкционированной утечки информации». Впрочем, сам журналист к этому относился философски: «Если ты пишешь о чем-то, что вредит кому-то, то некто от этого всегда выигрывает. Что делать? Не писать? Я буду писать всегда, когда это совпадает с моими взглядами». Взгляды свои он предусмотрительно не разъяснял.

Вообще, в середине 1990-х стало складываться впечатление, что по-прежнему серьезно погруженная в политику общественность начинает при этом относиться к ней со все более легковесным цинизмом. Причиной могло быть и укрепившееся в обществе представление, что, по меткому выражению Максима Соколова, «с крайней глупостью оппозиции могла конкурировать разве что равносильная глупость власти».

Политика начала превращаться в своего рода развлечение, аттракцион. А политическая сатира — в балаган (то, что она из балагана вышла, возможно, показалось достаточным для того, чтобы ее туда же и вернуть). Единственной телепередачей в этом жанре, что символично, стали «Куклы», одним из сценаристов и вдохновителей которых был сатирик Виктор Шендерович. После мучительных поисков подходящего для передачи российских реалий формата оригинального французского телешоу Guignols de l’info, создатели остановились на пародийном приложении классических персонажей, сюжетов и текстов к «совершенно нелитературным лицам». Ход оказался крайне удачным.

Ироническое возвеличивание персонажа делало его низвержение гораздо более эффектным. Очевидная и невыгодная разность личностных масштабов реального персонажа и литературного прототипа наглядно изобличала безосновательные претензии пародируемого — в несоответствии формы и сущности заключена основа любого комизма.

Но создатели программы довольно быстро зациклились на одной теме — ельцинского фаворитизма. Моносюжет вкратце сводился к тому, что Ельцин в окружении фаворитов (Коржаков, Грачев) предавался размышлениям о том, что бы такого сделать и с кем вступить в союз, после чего перед ним в порядке строгой очереди — Гайдар, за ним Жириновский, Явлинский и Зюганов — проходили претенденты, с которыми он обменивался более или менее остроумными репликами. Из субботы в субботу зрителю показывали одно и то же, а чтобы однообразие сюжета не было столь удручающим, куклы переряжали в костюмы, соответствующие разным знаменитым текстам («Гамлет», «Фауст», «Робинзон Крузо» и т. д.), а стандартно программные речи персонажей (Гайдар — о реформе и монетаризме, Жириновский — о броске на Юг) подвергались «языковому костюмированию» — герои произносили частично видоизмененные крылатые фразы из соответствующих текстов.

Однако «Куклы» были очень популярны. Один из распространенных анекдотов второй половины 90-х: «Плохо, когда президент в программе “Куклы” выглядит лучше, чем в программе “Вести”». Общественность была готова простить сатирикам откровенную маловысокохудожественность — программа исполняла весьма важную функцию: еженедельно льстила общественности, показывая истинный корень российских бед — фаворитизм, порожденный злонравием сильных мира сего, а не состоянием российского общества в целом.

А это самое общество постепенно все лучше начинало понимать, что «реальной политикой» занимается не оно, а кто-то другой, причем не на самом верху, а где-то рядом, в тени. Для начала это был Борис Березовский, а потом, во второй половине 1990-х, эту нишу заняли другие. И имя им было политтехнологи. А одним из самых ужасных из политтехнологов был Глеб Павловский. Его называла «мифом и героем нашего времени», «наиболее влиятельным в России человеком с диссидентским прошлым», «паршивой овцой в любом стаде» лондонская The Daily Telegraph.