А чернорабочие фондового рынка занимались рутиной — скупали малоизвестные, но важные предприятия страны. Это был золотой век фондового рынка. Армия неизвестных героев-авантюристов штурмовала самые заповедные уголки родины с прикованными к руке дипломатами с миллионами долларов, чтобы купить акции заводов и электростанций. Пальцы чернели и распухали от постоянного пересчета купюр. Часто они действовали по заказу стратегических инвесторов (если это был внебиржевой рынок) — заказ поступал брокеру, тот посылал толпу скупщиков, чтобы те имитировали конкуренцию. Иначе стало бы ясно, что идет заказ и цены бы взлетели. А иногда, наоборот, иные артисты специально устраивали ажиотаж вокруг предприятия, войдя в долю с его руководством, чтобы «слить» акции налетевшим инвесторам. Некоторые захолустные городки внезапно становились городами миллионеров. Например, город Зея в Амурской области — там кончались все дороги, ближайшая станция была в 400 км, но там была Зейская ГЭС. И в какой-то момент приезжие стали скупать акции на 2,5 млрд. руб. в день. Люди бегали по центральной площади между конторами скупщиков, сдавали акции, покупали машины и телевизоры и не верили своему счастью. А потом страдали, что дешево продали. Другие же бесились от того, что придержали акции, а они обесценились. Все это было весело, пока не наступил дефолт 1998 года.

Поначалу 1998 год источал благоденствие и процветание. Тренды предыдущего года продолжали радовать российский капитализм. По-прежнему самые хорошие зарплаты были у людей самых непонятных профессий — финансистов, аудиторов, журналистов, дизайнеров, бренд-менеджеров, PR-специалистов, маркетологов, брендологов. Маркетинг и брендинг по-прежнему рулили. В продовольственных магазинах хозяйничала марка «Довгань» (водка, майонез и другие полезные продукты), а в универмагах — опять же родные Carlo Pazolini и TJ Collection  (поселившиеся в ЮАР Тимур и Юлия выдавали свою весьма качественную продукцию за лондонскую), Faberlic, ростовская Gloria Jeans и другие русские марки под иностранными названиями.

Уже не только иностранные инвесторы, но и простые граждане включились в игру с ГКО и с чувством глубокого удовлетворения погашали свои купоны.

Характер и масштаб проблем заметно изменились по сравнению с предыдущими годами. В ночь с 20 на 21 июня Москву залил сильный дождь с ветром, который наутро оказался ураганом, убившим 11 человек, ранившим около 200 человек и повалившим около 45 тыс. деревьев. Встал общественный транспорт, были повреждены кровли Большого театра и Большого Кремлевского дворца, сломаны 12 зубцов Кремля, сорваны кресты Новодевичьего монастыря. Ущерб составил около 1 млрд. руб. Как оказалось, это было самое разрушительное стихийное бедствие в Москве с 1904 года.

В середине года был образован Комитет по встрече третьего тысячелетия. В него вошли самые яркие представители элиты — президент корпорации «НИПЕК» Каха Бендукидзе, член президентского совета Сергей Караганов, сопредседатель «Круглого стола “Бизнес России”» Юрий Милюков, директор фонда «Общественное мнение» Александр Ослон, президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский, профессор Сергей Капица, директор Института современной политики и экономики Федор Шелов-Коведяев, главный продюсер НТВ Леонид Парфенов, генеральный продюсер ОРТ Константин Эрнст, писатель Владимир Сорокин, Марат Гельман и др.

В целом все шло по спокойному сценарию. 17 июля захоронили царские останки в Петропавловском соборе Петербурга — ровно через 80 лет после убийства. Стояла жара, и у офисных работников была лишь одна проблема — запрещали приходить на работу в шортах. Те, кто разбирался в экономической ситуации, ждали краха — но кто их слушал?

Одним из немногих экономистов, которые говорили о неизбежности дефолта, был Андрей Илларионов, экс-советник Ельцина по экономике. В 2011 году в интервью корреспонденту ИД «Коммерсантъ» он рассказывал: «О том, что происходит в экономике, было ясно из официальных данных. Мои выводы о неизбежности девальвации рубля базировались на анализе статистики, прежде всего денежной и бюджетной. Эти данные однозначно говорили о неизбежности девальвации; вопрос заключался в том, когда именно она произойдет. На базе этой информации я стал говорить о надвигающемся кризисе. Мне тогда публично возражали Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Сергей Дубинин. В частности, 2 августа 1998 года Дубинин собрал в Белом доме пресс-конференцию, на которую пришло около 300 журналистов. Основной ее темой была девальвация рубля — будет или нет? На ней Дубинин заявил, что я специально хочу обвалить рубль, чтобы через своих родственников заработать на Чикагской валютной бирже… Убеждать публику в том, что кризиса не будет, российским властям помогало также обещание финансовой помощи от МВФ, а затем и ее предоставление. Когда весной 1998-го среди представителей российского бизнес-сообщества стало расти беспокойство относительно грядущей катастрофы, они пришли к Борису Ельцину и сказали, что в этой ситуации спасти экономику может только получение большого кредита от МВФ. В июне Чубайс, назначенный Ельциным спецпредставителем президента по связям с международными финансовыми организациями, поехал в Вашингтон для переговоров с МВФ и американскими властями. В середине июня он договорился о получении специального пакета помощи в размере $ 24 млрд. Это были новые кредиты — в дополнение к $ 23 млрд., на которые внешний долг России уже увеличился в первой половине 1998 года.

Был получен первый транш — $ 4,6 млрд. По моим расчетам, этот транш мог отложить наступление кризиса максимум на полтора месяца. Однако эти деньги МВФ перевел не Минфину, как обычно, а ЦБ. Доходов федерального бюджета не хватало для обслуживания ГКО, процентные ставки по которым поднялись в номинальном выражении с 20 до 160%. Каждое новое недельное погашение требовало выпуска новых облигаций и дополнительного привлечения средств на сумму около $ 1 млрд.

Объективности ради надо отметить, что рекомендации по проведению политики, приведшей к кризису, были разработаны Стэнли Фишером — человеком, конечно, незаурядным. Этот респектабельный экономист и высокопоставленный чиновник обеспечил принятие в качестве официальной позиции МВФ рекомендаций по проведению так называемой exchange rate-based stabilization — политики финансовой стабилизации, основанной на фиксированном или квазификсированном валютном курсе. Подобные рекомендации МВФ давал многим крупным странам, сталкивавшимся с проблемами финансовой несбалансированности.

Практически везде, где такая политика сколько-нибудь последовательно проводилась, она привела к тяжелейшим валютным кризисам: в Мексике, Таиланде, Южной Корее, Индонезии, России, Бразилии. Непросто найти другой вариант экономической политики, проведение которого в течение одного десятилетия привело бы к столь феноменальным провалам. Чубайс и Гайдар были дружны с Фишером и полностью заимствовали его предложения. Практическое воплощение рекомендаций Фишера в виде политики так называемого валютного коридора было уже детищем Чубайса».

Кстати, следы первого транша МВФ, который словно растворился в воздухе, до сих пор не обнаружены…

Известно, что со времен ГКЧП самые крупные неприятности в 1990-е годы настигали Россию в августе. И, как и ГКЧП, неприятности эти считаются неожиданными, хотя на самом деле вполне закономерны.

Андрей Илларионов рассказывает: «14 августа, в пятницу, днем Борис Ельцин прилетел в Великий Новгород. Нашпигованный фальшивыми утверждениями своей экономической команды, он сделал заявление, что никакой девальвации не будет, что все находится под контролем. На следующий день, 15 августа, в Москве собрались Кириенко, Дубинин, Алексашенко, Задорнов, Чубайс, Гайдар и приступили к обсуждению порядка грядущей девальвации… В воскресенье, 16 августа, были приглашены руководители коммерческих банков, которым торжествующий Алексашенко злорадно заявил: “Ну что, доигрались?” На что один из банкиров ответил: “Это не мы доигрались. Это вы доигрались”. На следующее утро Кириенко и Дубинин объявили об изменении границ валютного коридора и введении моратория на обслуживание внешнего долга, т. е. о девальвации рубля и дефолте по внешнему долгу».