Долларовым миллионером можно было стать с одной сделки. Прибыльность операций в 1000% казалась нормальной. Продавалось все! Вывозилось все! «Копали лопатой», — вздыхают ветераны. И рэкет в первые годы был мелочно-хулиганским. Иногда ему, рэкету, можно было набить морду. Но вскоре слово «крыша» стало не менее актуально, чем «лицензия». «К нам пришли примерно на второй год работы, — рассказывает один бывший кооператор, ныне крупный бизнесмен. — Мы только раскрутились. Они оказались разумными людьми. Мы тоже. У нас сложились нормальные деловые отношения, они даже вложили в нас кучу денег. У нас работали их люди, причем это были хорошие профессионалы. Такой вот совместный бизнес. По некоторым направлениям мы и сейчас работаем вместе. Есть у нас и другие “инвесторы”».

На рыночные рельсы переходили не только предприимчивые индивиды, но и вся экономика. Предприятия акционировались, акции распределялись между работниками предприятия. Поскольку те обычно не знали, что делать с этими бумагами, то акции рано или поздно оказывались в руках предприимчивых людей. Либо предприятия разорялись…

Но одно дело — крах «свечного заводика», а совсем другое — падение гигантов, на которых держалась экономика страны — предприятий нефтегазовой промышленности или энергетического комплекса. К тому же предприятия эти могли дать своим хозяевам такие барыши, которые кооператорам и не снились…

А поскольку во главе газовых, нефтяных и прочих столпов экономики стояли далеко не глупые люди, наиболее дальновидным из них удалось спасти свои детища — не без пользы для своего кармана, конечно. Так был создан, например, «Газпром» — нынешнее «национальное достояние». Создал его Виктор Черномырдин.

Виктор Черномырдин стал заместителем министра газовой промышленности СССР еще в правление Леонида Брежнева — в 1982 году. А на следующий год, уже при Юрии Андропове, возглавил еще и Всесоюзное промышленное объединение «Тюменгазпром» — прообраз нынешнего «национального достояния». На этом посту ему впервые пришлось сочетать функции партийно-правительственного чиновника и «красного директора». В 1985 году, при Михаиле Горбачеве, он стал министром газовой промышленности СССР, а в 1989 году создал государственный газовый концерн «Газпром» и сел в кресло председателя правления. А весной 1992 года стал вице-премьером и министром топлива и энергетики России.

В ноябре 1992 года Борис Ельцин подписал указ о преобразовании государственного концерна «Газпром» в РАО  «Газпром», и в феврале 1993 года постановлением Совета Министров — Правительства РФ было учреждено РАО «Газпром».

Об Андрее Федорове заговорили СМИ еще в 1987 году. Именно он открыл первый в стране кооператив в сфере общественного питания — кафе «Кропоткинская, 36». Потом кафе стало рестораном, увеличив свою площадь за счет подвальных помещений бывшего доходного дома Трубецких. Кстати, Трубецкие сами ежегодно приезжали ужинать к Федорову всем кланом. Кроме этого первого ресторана Андрей Федоров вскоре открыл еще несколько — и в России, и за ее пределами.

На вопрос о том, первый он все-таки или нет, Андрей Федоров отвечает: «По крайней мере так писали в газетах. Думаю, что да, потому что строить кафе мы начали еще осенью 1986 года. Тогда еще ни о каких кооперативах речи не было. Но мне вовремя шепнул один большой чиновник. Я всегда хотел иметь свое дело, а тут он и шепнул — давай, готовься… А когда вышли эти постановления, то я уже с готовым уставом пошел в исполком». На вопрос корреспондента ИД «Коммерсантъ» В. Гендлина «Кто шепнул?» он прямо отвечает, что это был начальник Главного управления общественного питания г. Москвы. «Мы были в хороших отношениях, я ведь двадцать четыре года проработал в общепите. Тогда я был директором ресторана в мотеле «Солнечный» на Варшавском шоссе. В общем, знал всю эту кухню». Конечно, и в те годы, как и сейчас, отношения с чиновниками определяли успех в бизнесе, но тогда все было по-другому. «Сейчас бы никто не смог получить помещение так, как мы получили. Тот же чиновник дал мне на выбор список из семи квартир, откуда были выселены жильцы. Я выбрал этот дом: тут пустовали две квартиры на первом этаже». Открывая ресторан в 1987 году, Федоров вместе с двумя компаньонами вложил в дело 17 000 руб. Еще 30 000 руб. ему лично выделил Виктор Геращенко, тогда председатель Госбанка СССР. В кредит, конечно. «Там была интересная история, — рассказывает Федоров. — Мы приходим в управление Сбербанка — так и так, нужен кредит на раскрутку дела. Оборудование, закупка продовольствия — все такое. На нас глаза выкатили по семь копеек: “Это как? Вы кто такие?” “Мы — кооператив”, — отвечаем. Они смотрят, как на чудаков. Не было такого порядка, чтобы частникам банк выдавал кредиты! В конце концов меня принял первый заместитель председателя ЦБ Валерий Пекшев. Позже я разговаривал еще с двумя заместителями. А потом Геращенко лично рассмотрел вопрос и распорядился выделить деньги. Итого мы вложили 47 000 руб., которых хватило на организацию 50 посадочных мест».

Что касается взяток, то, как говорит Федоров, «мы ведь все считали. Ко мне со всех концов страны приезжали начинающие кооператоры перенимать опыт. И вот мы считали всякие затраты — на то, на се, ну и на взятки тоже. Насчитали 5000 руб. Это были приличные деньги в 1987 году. Ставки тогда еще не устаканились. Кстати, насчет коррупции была замечательная история. Я написал открытое письмо в “Огонек” в 1989 году. И там изложил свои расчеты, доказав, что столичные кооператоры за год уплатили чиновникам 31 млн. руб. И вот однажды в октябре утром смотрю по “ящику” утренние дебаты в Верховном Совете. Выступает Геннадий Янаев и, потрясая моей статьей, обращается к Горбачеву: “Представляете, Михаил Сергеевич, что этот Федоров написал?” А Горбачев и говорит Бакатину: “Ну что ж, надо разобраться в этом вопросе”. И на следующее утро у меня сидели люди из МВД и прокуратуры, выпытывали — кто давал, кому давал? Я говорю: “Нет, ничего вам не скажу, я еще жить хочу”».

А рэкет? Рэкет был всегда! И в советское время тоже договаривались о «крыше». Были ведь «цеховики» на Кавказе, в Москве, других крупных городах. Были торгаши, бармены, официанты.

Потом у Федорова был еще ресторан в Милане, через год он его продал, открыл ресторан Fyodoroff в Нью-Йорке, но там много денег потерял… Место оказалось неудачным. Потом управлял в Нью-Йорке другим рестораном — L`Ermitage. Но Федоров «российский гражданин, просто, — как он говорит, — у меня бизнес и там, и здесь».

А что деньги?.. Деньги, говорит Федоров, портят тех, кто их никогда не имел. Это «новые русские». «А я всю жизнь жарил котлеты… Что это значит? Вот я в 1968 году работал метром в «Арбате». И каждое утро, когда раздавался стук на лестничной клетке, у меня екало сердце: это за мной! Потому что я 24 года в общепите. Из них четыре года поваром, десять лет официантом, работал барменом, метром. И мы все воровали! У метра зарплата была 140 руб. Остальное я брал с официантов — в месяц выходило 1000 руб. Не потому, что я хотел воровать, — мне положено было получать тысячу! Потому что 30–40% я должен был отдавать. Остальное, около 700 руб., оставлял себе. Поэтому у нас, торгашей, всегда были деньги. Я ходил по острию ножа, но знал меру. Знал, сколько мне положено. Потому-то и мечтал всегда стать хозяином.

Но деньги меня уже не испортят — ведь я всю жизнь жарил котлеты».

Первым кооператором, прославившимся на всю страну, стал Артем Тарасов (кооператив «Техника»). Славу ему создало его выступление в телепрограмме «Взгляд»: он заявил, что получает по 3 млн. руб. зарплаты и уплатил 1 000 000 руб. партийных взносов. По мнению первого советского легального миллионера, кооператоры были оплотом капитализма в России, но после его легендарного выступления в программе «Взгляд» и последующего массового истребления кооперативов капитализм кончился, не успев начаться. А сам Тарасов был вынужден уехать из страны… «На программу “Взгляд” я пошел один, чтобы обезопасить свой коллектив, — рассказывал Тарасов в интервью корреспонденту ИД «Коммерсантъ» Е. Дранкиной. — Мы уже находились в зоне риска, и безопаснее было тогда вынести историю на публику. Я рассказывал много раз, что в том месяце мы узнали о готовящемся постановлении, по которому лимит наличности в кооперативах сокращали до 100 руб. в день. Это фактически убивало наш бизнес. А у нас на тот момент было 78 млн. руб. на счету. И мы выдали себе эти деньги в виде зарплаты, чтобы иметь наличность на весь год. Заплатили налоги, я налог на бездетность заплатил 180 тыс. руб., а мой зам, член партии, еще и партийные взносы с этой суммы — 3%, т. е. 90 тыс. Сейчас, если индексировать, наверное, были бы те же суммы, только в долларах. И это привело в ярость партийных боссов. Нас начали трясти все подряд: КГБ, прокуратура… Меня хотели посадить, пытались подвести под статью о хищении госсобственности. По этой статье в Советском Союзе расстрел полагался, между прочим. И хотя никаких бюджетных средств мы в глаза не видели — из двух десятков направлений деятельности кооператива «Техника» ни одно с бюджетом не было связано, — подвели бы точно, такая злость была. Несколько лет не могли этого забыть, даже когда я уехал в эмиграцию, за мной следило ГРУ.