Наконец миледи была готова отправиться: раззолоченный портшез уже поджидал ее у дверей в свете flambeaux[41], и она не без труда влезла в него, страшно опасаясь, как бы шелка не помялись, а перья ее высоченной прически не сломались, задев за крышу. Потом вдруг обнаружилось, что она забыла в комнате веер, и Лавлейс с Маркхемом пустились наперегонки доставить его Лавинии. Пока они отчаянно сражались за эту честь, Ричард спокойно уселся рядом с женой. В конце концов дверца за Лавинией захлопнулась и носильщики взялись за шесты. И маленькая кавалькада двинулась через площадь. Лавлейс вышагивал справа от портшеза, Маркхем — слева. В такой манере продвигались они узкими извилистыми улочками, стараясь обходить лужи и грязь, и вскоре присоединились к целой процессии других портшезов, стекающихся из разных кварталов города на Саут-Одли-стрит. Они хранили молчание — Маркхем по причине природной лени, Лавлейс — из-за того, что чувствовал неприязнь Ричарда. Сам же Ричард целиком ушел в тревожные размышления. Как бы там ни было, но до самой Курсон-стрит никто не произнес ни слова, пока Маркхем, оглянувшись на высокий угловой дом, не заметил, что Честерфилд еще, должно быть, в Уэллсе. Карстерс рассеянно согласился с ним, на том и кончилась беседа.

На Кладжес-стрит к ним присоединился сэр Джон Фортескью. Этот господин аристократически строгой, почти патрицианской внешности, являлся близким другом Ричарда несмотря на то, что был несколькими годами старше. Ричард вылез из портшеза и они пошли рядом, немного отстав от спутников, и Фортескью взял Ричарда под руку.

— Что-то не видел тебя сегодня в «Уайтс»[42], Джон.

— Да. Был занят с адвокатом. Надеюсь, ты не столкнулся там с моим несчастным братом?

— Фрэнком? Нет. Но почему несчастным?

— Мне кажется, мальчик сошел с ума. Вчера к нему на ужин были приглашены гости, но вдруг часа в четыре он получил какое-то послание неведомо от кого, которое совершенно выбило его из колеи. И представь, он умчался, даже не пожелав ничего объяснить! С тех пор я его не видел, но слуга его сообщил, что он поехал встретиться с другом. Чертовски странно и так не похоже на него, вот что я скажу!

— Да, очень странно. Думаешь увидеть его сегодня?

— Надеюсь. Карстерс, дорогой, а кто этот господин, вышагивающий рядом с портшезом твоей жены?

— Маркхем.

— Да нет, другой.

— Лавлейс.

— Лавлейс? А кто он такой, черт подери?

— Не знаю. Ничего не могу сказать, кроме того, что он — капитан гвардии.

— Да, это новость. Видел его тут на днях в «Гузтри» и еще подумал: кто же этот красавчик, черт подери?

— Да уж. Мне он не нравится.

Тем временем они уже дошли до ворот в Девоншир-хаус и там были вынуждены расстаться, поскольку давка стояла страшнейшая. Карстерс остался у портшеза Лавинии, спутники ее растворились в толпе. Портшезы налезали друг на друга в стремлении пробиться к дверям, каждую секунду подкатывал экипаж и выгружал разряженных господ, а потом медленно отъезжал, пробираясь сквозь людской поток.

Большая зала уже была полна народа и являла собой буйное смешение всех красок и оттенков. Лавинию тут же подхватил некий обезумевший от влюбленности юнец, к которому она испытывала подобие материнской привязанности, что заставило бы несчастного, знай он об этом, рвать на себе элегантно завитые кудри.

Ричард различил в толпе лорда Эндрю Бельмануара. Он в числе нескольких молодых людей составлял свиту новой красотки, мисс Ганнинг, которая вместе со своей сестрой Элизабет буквально покорила великосветский Лондон, едва успев появиться там. На Эндрю была маска, но узнать его не составляло труда — по длинным конечностям и небрежно щегольскому костюму.

Уилдинг, заметив Ричарда, сделал ему знак подойти и увлек в соседнюю комнату играть в ланскене с Марчем и Селвином.

Карстерс нашел графа в превосходном расположении духа, вызванном, как объяснил Селвин, обнаружением новой оперной певички, еще более очаровательной, чем предыдущая. От карт вскоре перешли к покеру, другие гости потянулись к столу. Карстерс извинился и вернулся в бальную залу. Там он столкнулся с Изабеллой Фэншо, очень веселой вдовушкой, славившейся остроумием и миловидностью. До этого Карстерс видел ее лишь однажды и был весьма удивлен, когда она поманила его к себе, похлопав по кушетке унизанной кольцами ручкой.

— Посидите со мной, мистер Карстерс. Так давно хотелось поболтать с вами, — опустив маску, она окинула его пытливым взглядом блестящих умных глазок.

— О, мадам, я польщен… — поклонился Ричард.

Она тут же оборвала его.

— Я не в настроении выслушивать комплименты, сэр. Да и к серьезной беседе тоже не слишком расположена. Вы меня беспокоите.

Ричард опустился на кушетку, явно заинтригованный вниманием этой маленькой женщины.

— Я, мадам?

— Вы, сэр. Вернее, ваше лицо, вот что меня смущает, — заметив его удивление, она рассмеялась и стала обмахиваться веером. — О, оно вполне привлекательно, уверяю! Но я хотела сказать другое. Просто вы очень похожи на одного… моего друга.

Ричард вежливо улыбнулся и принял из ее рук веер.

— Вот как, мадам?

— Да… Я познакомилась с этим джентльменом в Вене, три года назад. Думаю, он моложе вас. Глаза синие, но очень похожи… Нос почти точь-в-точь, как у вас, а вот рот — н-нет! Но все выражение… — тут она умолкла, заметив, что собеседник ее вдруг побледнел. — Вам плохо, сэр?

— Нет, мадам, что вы! А как звали этого вашего друга?

— Ферндейл, — ответила она. — Энтони Ферндейл.

Веер на мгновение замер в руках у Ричарда.

— Ах!.. — произнес он.

— Вы его знаете? — с любопытством спросила вдова.

— Много лет тому назад… мы были с ним знакомы, мадам. А не могли бы вы сказать, в добром ли он настроении пребывал… ну, тогда, когда вы его видели?

Она задумчиво поджала губки.

— Ну, если вы хотите знать, был ли он весел… Да. Остроумен — тоже да. Но иногда мне казалось… Когда он молчал, мистер Карстерс, глаза у него были такие печальные!.. Нет, я и сама не понимаю, зачем говорю это вам!

— Можете быть уверены, мадам, этот разговор останется между нами. Я… я, видите ли, был очень расположен к этому джентльмену, — говоря это, Ричард раскрывал и закрывал веер, играя его тонкими планками. — А вас он тоже… заинтересовал, мадам?

— Не знаю… думаю, что нет, сэр. Но было нечто в его манерах, его внешности… Ах, как это сложно объяснить!.. Потом однажды он… помог мне, когда я была в затруднении.

Ричард, вспомнив сплетни, ходившие о прошлом вдовы, лишь кивнул.

Она довольно долго молчала, разглядывая свои руки, потом подняла голову, улыбнулась и отобрала у него веер.

— Не знаю, где он теперь, и это меня беспокоит, — заметила она. — А вот и лорд Фотерингем, я обещала ему танец, — она поднялась, но Ричард остановил ее.

— Миссис Фэншо, разрешите мне как-нибудь навестить вас? Я хочу услышать еще о… вашем друге. Возможно, вы находите это странным… но…

— Ничуть, — ответила она. — Ничуть не нахожу. Конечно заходите, сэр. Я живу с сестрой на Маунт-стрит, номер шестнадцать.

— О, мадам, вы слишком добры!..

— Да полно вам! Я ведь уже сказала, мне нравится, когда мужчины говорят, как мужчины, а не какие-то экзальтированные дамочки. Буду рада видеть вас у себя.

Она присела в реверансе и удалилась, опираясь на руку виконта.

В этот момент Ричард услышал за спиной знакомый тягучий голос.

— Что я вижу, мой дорогой Дик? Вы — и у ног этой веселой вдовушки?..

Карстерс обернулся и очутился лицом к лицу со своим шурином, полковником Бельмануаром.

— Как, впрочем, и весь Лондон, — улыбнулся Ричард.

— О, нет! Нет, во всяком случае, с момента появления прекрасных сестер Ганнинг. Однако, признаю, она лакомый кусочек! Ну, а Лавиния? Надеюсь, ее сердце не будет разбито? — и он тихо засмеялся, а глаза Ричарда гневно сверкнули.