Домой Ксанка вернулась нарочито веселая и, растолкав уснувшую Нину, сказала торжествующе:

— Зря ты радовалась. И никто не убегал. Просто это уходил через окно мальчишка из села, который дружит с нашими ребятами. Смотри не болтай завтра лишнего! Слышишь, засоня?

— Ладно. Спи! — ответила Нина, поворачиваясь на другой бок. — Ты ради своего Валерки готова на что угодно!

Воскресенье в интернате бывало шумным и веселым, потому что в этот день приезжали к ребятам родные и знакомые, привозили гостинцы. Скучным и пустым оно было только для Валерки. Особенно сегодня, когда камнем лежало на душе пережитое за последние дни. На приезд матери он не рассчитывал. Далеко ей. Она может приехать только в большой праздник, когда получаются вместе два нерабочих дня. Да теперь-то пусть она сюда совсем не показывается, чтоб и не знала, что тут случилось. А то будет ахать да охать…

Лучше всего было бы этот день провести в столярной мастерской. Но с такой славой теперь и в мастерскую не пустят…

Только Валерка об этом подумал, как в палату вошел невысокий крепко сложенный человек с седой подковкой усов и большими кустистыми бровями. По виду — старый кадровый рабочий. Это был Виктор Семенович, сокращенно Висеныч, учитель труда.

У этого тихого, не очень веселого человека была странная привычка — он со всеми ребятами здоровался за руку и подробно расспрашивал, что нового в жизни. Только сегодня он изменил этой привычке: видно, куда-то спешил. От порога он громко поздоровался со всеми сразу и, отыскав глазами Валерку, отозвал его в сторону и сказал, что он на весь день уезжает к родным, а ключ от мастерской оставляет ему, Валерке.

— Ты спрашивал насчет того, как строятся модели пиратских да всяких там быстроходных парусников, так я достал тебе книжку, там она, в моем шкафу.

Валерка удивился, что этот занятой человек не забыл его совсем мимолетный, несмелый разговор о парусниках. Он рассеянно поблагодарил Висеныча, неотрывно глядя в уголки усов, где скрывалась теплая, добродушнейшая улыбка все понимающего и все видящего человека.

— Если начнешь строить без меня, лучше всего бери на это дело березу. Она хорошо долбится и вырезается, — наставлял Висеныч совершенно серьезно, будто Валерка брался за какое-то очень важное дело. — Только ключей никому не доверяй. Сам знаешь, не умеют наши ребята обращаться с инструментом.

Сказал, сунул в руку ключи и ушел. А Валерка еще долго стоял на месте, ошарашенный таким неожиданным поворотом дела. Потом он благодарно улыбнулся вслед ушедшему учителю и, позванивал ключами, пошел в мастерскую, стоявшую в самом дальнем углу двора.

В столярной мастерской пахло, как в сухом сосновом лесу. Было тихо и светло. Здесь, казалось, даже светлее, чем на дворе. Это, наверное, от березовых стружек, которых настрогали вчера, когда делали черенки для лопат. Валерка открыл большой шкаф с инструментами. На верхней полке лежала широкоформатная книга с веселой яхтой на обложке. Валерка тут же, не отходя от шкафа, начал ее листать. Каких только парусников там не было! Но бригантины так и не нашел. Он выбрал парусник наиболее похожий на тот, что был изображен на книжке, которую тогда читала Ксанка, и решил делать пока остов, а постепенно узнать все о бригантине.

Сегодня, пока он один в мастерской, надо вырезать самое основное — ладью, а потом уж урывками можно будет заниматься всем остальным.

Замечательный врач — хорошо подогнанный, острый рубанок. Вместе со стружкой, которую гонит и гонит он с дерева, он исподволь снимает и с сердца мастера всю кручинушку, всю заботу. Втянешься в работу — и забываешь обо всем на свете, кроме освежеванного бруска, из которого надо выстрогать то, что задумал.

За полдня работы в столярке Валерка совсем успокоился и забыл все свои огорчения. Если бы в дверь не постучали, он и не заметил бы, что время уже за полдень и давно уже надо было пообедать.

Думая, что вернулся сам Висеныч, Валерка даже не прикрыл своей работы — Висеныч умеет хранить мальчишечьи тайны, за то его и любят все ребята. Открыл дверь и покраснел — перед ним была Ксанка. Она сразу набросилась на него за опоздание на обед и потребовала немедленно идти в столовую. А ему и самому выгодно было уйти отсюда именно немедленно, пока Ксанка не присмотрелась к его работе… Он тут же запер дверь и пошел в столовую.

С обеда Валерка вернулся в комнату, где сидел только Атнер с приключенческой книжкой в руках.

Валерка решил найти в своем рюкзаке среди останков приемничка тонкие проводки и употребить их для крепления мачты. Радиоаппарат он все равно восстанавливать не будет: отец отбил у него охоту заниматься конструированием. Тумбочка Валерки стояла рядом с тумбочкой Худорбы. Открывая свою, Валерка случайно увидел, что тумбочка соседа раскрыта и совершенно пуста.

Еще утром эта тумбочка была забита кульками со всякими сладостями.

Худорба жадный, никогда ни с кем не делится. Раздарить гостинцы он не мог. Куда же он все подевал?

И вдруг Валерка догадался, что Худорба прячет от него, от Валерки. Испугался Худорба после случая с простыней, вот и перенес куда-то свое добро.

Стало горше, чем было утром. Валерка захлопнул дверцу тумбочки, подошел к улыбавшемуся над книгой Атнеру и сказал о своей обиде.

— Если и другие ребята меня боятся, я… лучше я уйду отсюда, — чуть не плача, закончил Валерка.

— А ты сам, дурень, виноват! — серьезно сказал Атнер. — Есть специальный указ о награждении за тушение пожара, а ты… в окно вошел, в окно и вышел!

— Откуда ты знаешь про пожар?

— Сама Ксанка сказала.

— Выдала? — зло воскликнул Валерка и разочарованно заключил: — Разве девчонки умеют хранить тайну! Теперь ей влетит за утюг. Вот чудачка, мне же было легче отдуваться за все сразу…

— Да не выдала. Она только мне… — успокоил Атнер. — У нас с ней секретов не бывает. Мы с ней давно дружим. По-настоящему. Понимаешь?

Ошеломленный этим сообщением еще больше, чем проделкой Худорбы, Валерка так и сел на кровать. В голове все закружилось каруселью.

— Да ты не бойся, никто, кроме меня, об этом не знает, — успокоил Атнер, не понимая истинной причины расстройства друга. — Ну чего ты?

Валерка встрепенулся.

— А? Что? Да я верю. Только ты никому…

В этот вечер Валерка долго не мог уснуть. Только закроет глаза, как появляется пьяная, вся в синяках физиономия отца.

«А-а-а, Л-лука — Длинная Рука!» — хрипло басит он и снимает с себя толстый, широкий, в ладонь, флотский ремень.

Валерка перевернется на другой бок, ему грезится хоровод на школьном дворе. В центре стоит Ксанка, командует, а девчонки и мальчишки скандируют: «Лука — Длинная Рука!» Визжат, кричат, хохочут до одури…

Валерка не выдержал всего этого, соскочил и, не одеваясь, выбежал в коридор. Дежурная няня хотела его остановить, но он вылетел во двор. И только здесь, на ветру, стал приходить в себя. Нянечка нашла его и ласково, по-матерински погладив по голове, увела в палату. Намерзшийся, продрогший, Валерка наконец уснул.

Утро в понедельник было хмурым и ветреным, из палаты не хотелось выходить. А тут раздался звук горна, и все закричали:

— На линейку! На линейку!

Атнер, многозначительно подняв руку, заметил:

— Что-то случилось. Линейки давно не было.

Ванько с ужасом посмотрел на Валерку: мол, из-за него зовут на линейку.

— Ребята, может, ему лучше уйти? — тихо спросил он товарищей, обступивших Валерку.

Но решить ничего не успели: вошла Валентина Андреевна и, весело поздоровавшись, начала торопить на линейку.

— Валентина Андреевна, а зачем на линейку? — спросил Атнер, загораживая собою Валерку.

— Ничего страшного! — догадываясь, почему ребята так встревожены, ответила она. — Собирайтесь, живо! Я с вами пойду.