Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Что же, ему, и правда нечего бояться, — думал я. — Конечно, его мама — депутат. Конечно. Да и отец — передовик, рационализатор, какую-то штуковину к соломорезке придумал. И на скрипке играет. А сейчас в заграничную командировку они поехали, в Чехию. Всё село провожало. Конечно. А мои родители — обычные селяне. Не депутаты, не рационализаторы, на скрипке не играют, по заграницам не ездят…»

Мне становилось еще грустнее и страшнее. И сердце сжималось от одиночества. Всегда у нас с Явой всё было общее, всегда мы были вместе: и в горе, и в радости, и вкусненьким делились (друг без друга не ели), и оценки одинаковые получали, и из класса нас выгоняли всегда вдвоём… А теперь…

Яве — «Пожалуйста, депутатский сынок, пятерочку вам или четверочку!»

А мне…

Оставалась одна надежда — на эти инстанции, что требуют пятерок. Только эта надежда дала мне силы подняться с кровати, а то бы и не встал.

Вяло, едва двигаясь (руки одеревенели — так бывает, когда ударишься обо что-нибудь локтем), надеваю новую рубашку и праздничные штаны. Выпиваю полстакана молока (больше ничего не могу — всё в горле застревает и не спеша — еще есть время — иду к Яве.

— Ява! — зову через плетень.

Он не отзывается.

«Неужели это у меня нет сил крикнуть?»

— Ява! — кричу, как говорят, во всё горло.

Не отзывается.

Захожу во двор. Заглядываю в хату. Потом в сад, на огород, туда-сюда. Явы нет нигде. И вообще никого. Дед Варава, наверно, повел Яришку, сестричку Явину, в детсад. А где же Ява? Неужели пошел на экзамен? Без меня? Не может быть!

— Ява! Ява! Ява! Ява! Ява!…

Накричавшись до хрипоты и заглянув во дворе в самые глухие закутки, я побежал в школу.

«Может, он думает, что я сплю, решил разведать обстановку — еще же рано!».

Но и возле школы Явы не было. Всё были, весь класс (вот тебе и рано!), все, кроме Явы.

Я метнулся назад.

Я бегал по селу. Зигзагами. Из одного конца в другой.

— Явы не видели? Не видели Явы? Ява Рень не проходил тут? — отчаянно спрашивал всех, кого встречал. Но никто не видел, никто.

Я вытягивал шею, заглядывая через плетни и заборы, и мне казалось, что она стала длинной, как у гусака.

Я подбежал к школе тогда, когда баба Маруся уже ходила по двору, звонила и, словно не доверяя колокольчику, выкрикивала:

— Звонок! Звонок! Экзамены начались! Начались экзамены! Звонок!

Я бросился к ней:

— Ой, бабушка! Не звоните еще минуточку! Не звоните! Явы нигде нет! Только одну минуточку!

Баба Маруся сокрушенно покачала головой и как-то виновато сказала:

— Не могу, милый! Уже позвонила. Поздно. Если бы раньше, сыночек. Куда же это он запропал? Вот беда! Ну, беги в класс, а то и ты не попадешь.

Пришлось идти.

В школе торжественно и празднично, как во время выборов (у нас и агитпункт, и избирательный участок всегда в школе). В коридорах постелены дорожки, на окнах цветы, стол в классе покрыт красной китайкой. Даже плакат висит в вестибюле: «Добро пожаловать!». Только музыка не играет и работает буфет с пивом, как во время выборов.

Девочки в белых фартучках, мальчики непривычно чистые и причесанные.

Заходит Галина Сидоровна, с хорошей прической, в шелковой платье — не учительница, и киноартистка. За ней движется Николай Иванович, учитель географии. Он у нас на экзамене ассистент.

Галина Сидоровна обводит взглядом класс, хмурится и спрашивает:

— А где Рень?

Я вскакиваю с места:

— Нет нигде… Не знаю… всё село оббегал… Может, подождем немного?

Галина Сидоровна еще сильнее хмурит брови:

— Задерживать экзамен нельзя. Никто нам этого не позволит.

Она стала у доски, сжимает руки — словно сейчас будет петь (видно, тоже волнуется) — и говорит:

— На первой странице каждый напишите: «Экзаменационный диктант по украинскому языку ученика (или ученицы) пятого класса…» и свою фамилию.

Мы наклоняем головы — пишем.

Экзамен начался. Ученики сопят. Перья скрипят.

Я пишу механически, даже не думая, что пишу. И мне совсем не страшно, я совсем не думаю о экзамене. Я думаю о Яве? Где он? Что с ним? Не придти на экзамен! На первый в жизни экзамен! Это просто не укладывается в голове! Даже если твоя мама депутат… Это безумие. Он не мог этого сделать просто так. Что-то случилось… Может, что-то непоправимое?.. Но — что? Что? Вчера мы же виделись, и всё было хорошо. Расстались поздно вечером, когда пошли спать. Договорились, что я с утра зайду, чтобы идти на экзамен. «Может, он уже и неживой?» — холодею я.

Диктант закончен.

— Теперь внимательно проверьте и сдавайте, — нежно-нежно, как никогда, говорит Галина Сидоровна и улыбается нам ободряюще — поддерживает.

Сопят ученики, носами в диктант уткнувшись, — проверяют. Даже пот на лбах выступил от напряжения.

А у меня в глазах буквы прыгают, рассыпаются во все стороны — не прочту. Не могу.

Вот уже поднялся из-за парты Карафолька, понёс. Первый. Выскочка!

Вон уже и Мациевский, и Гребенючка потянулись. А я еще и до половины не дополз.

И вдруг двери распахнулись и в класс влетел Ява.

Я даже подскочил: живой!

Живой-то, но — мамочки! — как у него вид! Задыхающийся, взлохмаченный, мокрый, весь в грязи с головы до ног. Следом за ним в класс вкатился такой же забрызганный Собакевич.

Галина Сидоровна покачнулась и едва не упала.

— Что это значит?

Ява молчал, опустив голову. И Собакевич, не гавкал, как в прошлый раз, не зарычал даже, а поджал хвост и спрятался за Яву.

— У тебя что-то случилось? Что произошло? Дома?

Ява молчал.

— Где ты был?

Ява наконец разжал губы:

— В плавнях.

— Что? В плавнях?! Что ты там делал?

Ява опустил голову еще ниже и тихо сказал:

— Рыбачил.

Мне показалось, что внутри у Галины Сидоровны произошёл Взрыв. И по всему классу полетели осколки.

— Что?! Что?! Вместо экзамена ты пошел рыбачить?! Ну… Ну, знаешь, это уже слишком! С-лиш-ком! Это просто… просто возмутительно! Так вот — сдавать экзамен будешь осенью! Как двоечник. Считай, что ты получил двойку! Переэкзаменовка у тебя! Будешь теперь целое лето готовится. Это тебе наука за все твои художества. Иди! До свидания!

Еще какое-то время Ява стоял, не веря, что это случилось. Он был такой маленький-маленький и жалкий.

Эх ты, «мама — депутат»! Эх вы, «инстанции, что требуют пятерок»!

Я видел: еще миг — и Ява заплачет… У него уже закипали слёзы на глазах. Но вы не знаете, какой он гордый Разве он допусти, чтобы кто-то увидел, как он плачет?! Ява крутанулся на месте и стремглав выбежал из класса. Верный Собакевич — за ним.

— Кто сдал работу, может идти, — ледяным голосом сказала Галина Сидоровна. Но даже если бы она и не сказала этого — я не остался бы в классе, клянусь! Побежал бы за Явой.

Не думая даже дочитывать диктант, я бросил его на стол и выскочил за дверь.

Однако Явы я уже не увидел. Я бросился в одну сторону, в другую — Ява исчез, как пузырь на воде.

И снова я бегал по селу, вытянув шею, и заглядывая всюду. Но напрасно. Словно раненный птенец, он забился, наверно, где-то в кусты и там в одиночестве кружками, прихлёбывая, пил своё горе. Может, и плакал, кто знает… А в такие минуты не хочется видеть никого на свете.

И вы не думаете — я искал его не для того, чтобы утешить, посочувствовать (разве утешить человека в такой момент!). Я только хотел, чтобы он видел, чтобы он знал, что я разделяю его горе и готов сделать для него всё. Я бы и слова не сказал ему, только посмотрел бы в глаза, и он бы всё понял.

Еще совсем недавно я с досадой думал о своих родителях, что они не депутаты и что это может дорого стоить мне. И вдруг — о коварная судьба людская! — не я, а Ява, депутатский сын, заработал переэкзаменовку. И где же справедливость? Ничего не разберешь в этом мире.

И еще я ломал голову себе: что же произошло? Почему он очутился в плавнях? Это чепуха, что он рыбачил, — никогда в жизни! Он бы ни за что бы не пошел на рыбалку без меня. Не поверю, хоть режьте! Наверно, это связано с этими шпионскими делами. Но когда он успел? Пошел с вечера? Без меня? Ничего не понимаю!

13
{"b":"269386","o":1}