Когда я припарковал свой автомобиль в Уилшире, был почти полдень. Я направился к офису фирмы «Герберт Уолкер и компаньоны». Интерьер выдержан в стиле, предполагающем, что связи с общественностью приносят достаточный, хотя и не слишком большой доход. Даже секретарша в приемной выглядела тенденциозной и сдержанной. Ее светлые волосы с выбеленными прядями аккуратно лежали на голове, словно шапочка. Широкая улыбка демонстрировала великолепные зубы, не требующие услуг дантиста, а большие голубые глаза знали, на чем сфокусировать внимание. Ее синее шелковое платье у шеи завязывалось бантом и призывно драпировалось вокруг глубокого выреза. К сожалению, нижняя половина ее фигуры, начиная от талии, была скрыта массивным письменным столом.
— Чем я могу вам помочь?
В ее голосе слышались нотки приглушенной интимности, которые все хорошие секретарши отрабатывают в ванной комнате под душем.
Я вручил ей визитку — на ней значилось: «Промышленный консультант» — и сказал:
— Мне бы хотелось видеть мистера Уолкера.
— Вам назначено, мистер Холман?
— Если вы сообщите ему, что Чарли Стерн настоятельно посоветовал мне переговорить с ним, возможно, меня включат в расписание.
Девушка немного поколебалась, потом сняла трубку телефона. Через десять секунд она одарила меня счастливой улыбкой и сообщила, что мистер Уолкер примет меня немедленно, третья дверь налево. Тут я без всякого триумфа понял, какое магическое действие производит имя Чарли Стерна. Третья дверь налево ввела меня в кабинет, достаточно большой, чтобы вместить целую бейсбольную команду, хотя в нем едва хватало места для самого Герберта Уолкера.
Он весил явно больше двухсот пятидесяти фунтов, и большую часть этого веса составлял жир. Его телеса со всех сторон выпирали из кресла, а приветливая улыбка была явно профессиональной привычкой.
— Присаживайтесь, мистер Холман, — загудел он. — Чтобы выбраться из этого проклятого кресла, мне требуется около пяти минут, а мы ведь оба люди занятые, верно?
— Конечно.
Я уселся и принялся разглядывать его через стол.
— Чарли звонил мне, сказал, что вы скоро меня навестите. — Он нежно погладил свою лысину, а глазки-буравчики с разноцветными точечками на радужке сверлили меня, выглядывая из жировых складок. — Сказал, что вы хотите переговорить со мной о Леонарде Риде.
— Не совсем, — ответил я, поскучнев. — Он посоветовал мне конфиденциально побеседовать о Леонарде Риде с Айваном Оллсопом, и если этот разговор меня не удовлетворит, тогда мне следует обратиться к Герберту Уолкеру. Цитирую его дословно: «…к одному из влиятельнейших людей в киноиндустрии наших дней». Так вот, конфиденциальный разговор с Айваном Оллсопом меня не удовлетворил.
Уолкер развернул большую толстую сигару и осторожно прикурил. Я решил, что это дает ему время подумать, и лениво размышлял, зачем оно ему понадобилось. Золотая зажигалка выглядела немного вульгарной, но тут я великодушно решил, что и сам его бизнес тоже слегка вульгарен.
— Видите ли, мистер Холман, я могу изложить вам только голые факты, которые Чарли попросил меня вам сообщить, конечно строго конфиденциально.
На какое-то мгновение его широкая профессиональная улыбка стала похожей на вопросительный знак.
— Никто в этом городишке никогда не говорит ни с кем иначе, чем конфиденциально, зачем же нарушать правило? — ответил я. — Выкладывайте свои голые факты, мистер Уолкер. Даже острый нож не разомкнет мне уста.
Он еще пару минут рассматривал меня, потом, очевидно, решил, что никто не осмелится подставить его.
— Ну, Леонард Рид пришел к нам где-то полгода тому назад и попросил заняться его связями с общественностью. Вы же понимаете, мистер Холман, мы не просто занимаемся рекламой, мы делаем гораздо больше.
— Создаете определенный имидж и сохраняете его в первозданном состоянии, что, насколько я понимаю, очень даже непросто.
— Вы замечательно все изложили. — На этот раз профессиональная улыбка не имела никакого подтекста. — Вижу, мы прекрасно находим общий язык, мистер Холман. Вот только с Леонардом Ридом эта задача оказалась невыполнимой. Ровно через три месяца мы разорвали контракт, и это был первый и единственный раз за пятнадцать лет существования нашей компании. Когда мы заключали контракт с мистером Ридом, мы отдавали себе отчет в том, что нам придется преодолевать в данном случае одну деликатную личную проблему, вы меня понимаете?
— То, что он гомосексуалист и не скрывает этого?
Уолкер бросил на меня взгляд, полный боли:
— Ну, я не стал бы так резко выражаться, но вы совершенно правы. Мы осуществили интенсивное и глубокое изучение Леонарда Рида — как личности, так и жизни, которую он ведет, — и сделали два основных вывода. В общественной жизни он довольно преуспевающий человек и занимает значительное место в мировом кинематографе, но вот его личная жизнь — это что-то невероятное! И, кроме того, у него, к сожалению, есть привычка делать свою частную жизнь общественным достоянием. Потому мы подготовили план, посредством которого надеялись отучить его выставлять свою интимную жизнь напоказ, а также представить общественному мнению приукрашенный вариант его личной жизни. Прежде всего необходимо было объяснить, почему мужчина в его возрасте ни разу не был женат. Один из моих авторов состряпал душещипательную историю о единственной большой любви в его жизни, которая трагически погибла от какой-то редкой болезни в возрасте двадцати двух лет, и с тех пор память о ней…
— Пожалуйста! — Я на мгновение закрыл глаза. — Избавьте меня от подробностей, мистер Уолкер, а то у меня на нервной почве разовьется язва желудка.
— Мы даже убедили Джейни Броган, ведущую очеркистку, которую читают все киноманы, взять у него интервью. — При этом воспоминании гора жира содрогнулась. — Оно продолжалось всего десять минут. Она что-то ему сказала, Леонард разозлился и обозвал ее устаревшим отхожим местом, которому следовало бы стоять где-нибудь на задах фермы, вместо того чтобы кропать свои зловонные очерки!
— Значит, Леонард Рид повел себя возмутительно, и вы разорвали с ним контракт, — заключил я. — Чарли Стерн хотел, чтобы вы рассказали мне именно это?
Уолкер пыхнул сигарой, нервно помассировал свой тройной подбородок, потом неохотно решился:
— Полагаю, он хотел, чтобы я рассказал вам о Гвен Андерсон. Именно из-за нее мы разорвали с ним контракт.
Я почувствовал нервный спазм где-то глубоко в желудке.
— А она что, родственница тому самому Лестеру Андерсону, который покончил с собой шесть недель тому назад?
— Его сестра. Если вам уже все известно о Лестере, это облегчает мою задачу, мистер Холман. Он одно время жил у Рида, а его сестра, старая дева, которая была на восемь лет его старше и придерживалась строгих моральных принципов, прослышала об этом. Поэтому она приехала повидаться с Лестером и убедить его порвать эту связь. Когда он отказался, она настояла на встрече с Ридом. Тот рассмеялся ей в лицо и велел убираться к чертям собачьим из его дома. Она высказала ему все, что о нем думала, не выбирая слов. Это сильно задело Рида за живое. Он ее ударил. — Уолкер медленно покачал головой. — Можете себе представить, как силен такой крупный мужчина, как Рид, мистер Холман. А эта старая дева тридцати одного года от роду ростом была всего около пяти футов на каблуках и весила девяносто восемь фунтов. Он не просто ее ударил, он ее избил. Слава Богу, Андерсон позвонил мне! Когда мы отвезли ее в частную лечебницу, оказалось, что у нее сломана челюсть в трех местах, переносица была не сломана, а раздроблена и она лишилась шести передних зубов. Один из них врезался ей в глотку.
— Ужасающая картина, мистер Уолкер, — сказал я, снова ощутив нервный спазм в желудке. — И что случилось потом?
— Брат уговорил ее замять это дело ради него, и она согласилась. Рид оплатил все счета за оказание медицинской помощи и за пребывание в частной лечебнице, а кроме того, вручил наличными пятнадцать тысяч долларов в знак примирения. Риду чертовски повезло: после самоубийства брата Гвен раздула бы это дело на весь мир, если бы мои адвокаты заранее не позаботились о том, чтобы она письменно подтвердила, что не имеет к Риду никаких претензий.
