— Я прошу только десять долей от «Архангелов», — спокойно повторил Иосиф Родян.

— Берите тогда все двенадцать!

— Тем лучше! Значит, договорились?

Муж и жена недоуменно переглянулись, потом ответили, отводя глаза в сторону:

— Спросим и дочку, домнул письмоводитель.

— Ладно, спросите. А вечером дайте мне ответ, и ваш, и дочки, — решил Родян и вышел.

Ион Негру в те времена был самым богатым в селе человеком, держал пятерых рудокопов и исправно платил им каждую неделю. К тому же жил скупо и даже еду в дом покупал с оглядкой. Было у него два работника и шесть волов. И все-таки честь, какую ему оказывал письмоводитель, была очень велика: никто еще в Вэлень не выдавал дочери за барина. Священники, письмоводители обычно приезжали в село уже женатыми. Ион Негру сразу смекнул, что Родян любой ценой хочет войти в дело по добыче золота, и тут же сообразил, что если не его дочка, так чья-нибудь еще станет доамной письмоводительшей. Иного пути стать совладельцем какой-либо шахты в Вэлень в те времена не было. Кое-кто сдавал шахты в аренду, но чтобы продавать доли, такого не случалось: надежда на будущее богатство никогда и никого не покидала окончательно.

Ион Негру понял еще и то, что от этого брака будет и ему немалая польза: не пустое дело быть родней письмоводителя сельской управы, тем более такого ревнителя порядка, как Иосиф Родян.

Родители быстро столковались и в тот же день преподнесли новость Марине. Девушка стала белее мела и целую ночь проплакала. Родяна она не знала и ничего, кроме страха, перед великаном не испытывала.

Однако спустя две недели к удивлению всего села состоялась свадьба.

После свадьбы Марина продолжала одеваться по-деревенски. Лицо у нее было постоянно печальным, и, казалось, она чем-то больна. Было видно, что замужество не принесло ей счастья. Ходила она понурив голову и краснела до ушей, если к ней обращались «доамна нотарица».

Как-то ночью, спустя несколько недель после свадьбы, письмоводитель потихоньку выбрался из своей каморки при примэрии и во дворе разрядил двустволку. Грохот выстрела затих вдали, и какая-то тень поспешно перемахнула через высокий дощатый забор.

С той ночи Марина на долгое время будто лишилась дара речи, еще больше побледнела, и если выходила из дому, то только навестить родителей.

Пошли дети, умножились заботы и хлопоты, и Марина, казалось, даже и не вспоминала о парне, в которого стрелял Родян. Она даже не менялась в лице, если какая-нибудь из подружек успевала шепнуть о нем на ухо.

Но и Иосиф Родян не упоминал никогда этого парня, которого напугал так, что тот даже примэрию обходил за версту. Родян заметил его во дворе, узнал, прицелился и выстрелил. И вина не Родяна, что не убил он этого парня, а ночной темноты. Однако урок парень получил на всю жизнь. Родян с Мариной даже словом не обмолвился о случившемся.

У письмоводителя, впрочем, и времени не было на разговоры. Сразу же после свадьбы он самым тщательным образом занялся «Архангелами». За два года работы в селе он заметил, что кражи золота чаще всего происходят на этом прииске, хотя разработка там велась еле-еле. Много раз доводилось ему слышать, как рудокопы перешептывались между собой: «Были б деньги, из „Архангелов“ несметные богатства можно было бы выкачать!» Излазив все штольни и забои, Родян убедился, что треков, которые уже пробиты, мало, чтобы развернуть работы. Только на восстановление основных стволов, обвалившихся почти по всей длине, нужно затратить целое состояние.

За два года молчаливого пребывания в селе Иосиф Родян изучил почти все работы, из которых складывается добыча золота, начал различать породы, в которых оно содержится, и те, натолкнувшись на которые обрываются золотоносные жилы. Изучив до мелочей штольни «Архангелов», он уверился, что у прииска блестящее будущее, однако требует оно больших расходов. Потому-то Ион Негру и забросил разработку, оставив в штольне одного рудокопа. Родян решил:

— Сперва нужно сколотить деньги!

И он взял в аренду сначала одну маленькую шахту, потом вторую и третью и начал работать с таким рвением, что тесть, глядя на него, задумчиво говорил:

— Этак на деревянные грабли скоро станешь похож.

После свадьбы Иосиф Родян стал охотно заводить разговоры с рудокопами, участвовать в их попойках. И люди мало-помалу изменили отношение к «канцелярскому детине». Многие, как Ион Негру, советовали ему не бросать безрассудно деньги на ветер.

— Можешь обжечься, домнул письмоводитель, — говорили ему. — Мы вот от дедов-прадедов имеем дело с золотом и знаем: штольню пробивать — чистое разорение. Будь осторожен, как бы не обжечься.

— Вылечу в трубу, но дела не оставлю, — твердо отвечал Родян, и глаза его блестели из-под кустистых бровей. Великая надежда укрепляла его сердце. Но сколько раз, выдавая в субботу вечером очередную получку рудокопам, он говорил про себя: «А в следующий раз нечем».

Два года прошли в лихорадочной работе, а золото все не давалось в руки. В конце концов осталась одна штольня, подававшая надежды, — «Заброшенная», но и она безответно поглотила деньги Родяна. Он начал понемногу влезать в долги. Деньги, полученные от родителей, он давно растратил и теперь принялся подписывать кабальные векселя. Под ручательство тестя ему довольно легко удавалось доставать деньги.

Шесть лет Иосиф Родян разрабатывал «Заброшенную». Рудокопы только покачивали головами, видя, как он мечется день-деньской, позабыв про канцелярию и про службу. Родян даже нанял писаря, пугая его каждое утро своим громоподобным голосом.

Дети между тем подрастали. Трех дочек и Гицу пора было отдавать учиться. Марина проклинала тот день, когда стала «барыней», проклинала «спятившего мужика», как она называла мужа, который не желал от нее слышать ни единого слова, зато сам держал в страхе и трепете весь дом своим громовым басом.

Жители Вэлень толковали о письмоводителе:

— Не остановится, пока шею не свернет!

— Деревянными граблями стать хочет…

— Такое творить — вконец разума лишиться! Прости господи!

— Ох, Марина горемычная!

— Не сладкая у нее жизнь.

— Горькое ее боярство!

Но Иосиф Родян никого не слушал. Сдвинув брови, блестя глазами, гнался он за всеми зайцами разом. Жители Вэлень опасались проштрафиться: не дай бог, попадешь под горячую руку нотара, обуянного лихорадочной деятельностью.

Кончилось тем, что жители села Вэлень возненавидели своего нотара.

В конце шестого года лихорадочной работы Иосифа Родяна в «Заброшенной» штольне первые люди села собрались, посоветовались и решили направить вышестоящим властям жалобу с просьбой отозвать из села «сумасшедшего, почитающего нас за собак, а не за людей». Когда жалобу, красиво переписанную учителем, собирались уже отправить, к письмоводителю явились рудокопы и сообщили, что уперлись в твердую породу.

Иосиф Родян улестил старейшин села, и жалобе не дали хода. Глаза у него подобрели, голос потерял былую жесткость. Казалось, он переболел тяжелой неведомой болезнью, после которой даже кости у него размягчились.

В это же время и банк приостановил ему кредит. Только благодаря настоятельным просьбам и заступничеству нескольких друзей Родяну удалось отсрочить немедленную выплату по векселям.

Люди стали смотреть на него с сочувствием.

— Узнал, почем фунт лиха, — говорили одни.

— Этого урока ему на всю жизнь хватит, — вторили другие.

Однако человек, который так дерзко отважился «пытать свою судьбу», вызывал невольное уважение.

Полгода Иосиф Родян молча работал в канцелярии. Привел в порядок запущенные дела, за которые уже не раз получал дисциплинарные взыскания, и Марина, успокоившись, даже благодарила бога за то, что «утихомирил» мужа.

Но весною Иосиф Родян заявил жене:

— Теперь начнем работать у «Архангелов»!

— Чего? — переспросила Марина, не разобрав, что муж упомянул название шахты.

— «Архангелов» начнем разрабатывать!

— Заброшенную шахту?