В гостиной валялись в беспорядке коробки, чемоданы с вещами и ящики с книгами. Его вещи уже были отделены от вещей Тедди, но вывезти их он еще не успел. В столовой с включенным верхним светом Тедди кормила ребенка. В доме пахло кислятиной от немытой посуды и остатков засыхавшей еды, брошенных в столовой и на кухне. Голый пол был по щиколотку усыпан мусором и безделушками, которыми играла малышка. С дивана, подобрав под себя лапы, на него враждебно взирали две сиамские кошки Тедди.
– Привет, дружок, – поздоровалась с ним Тедди, давая с ложечки гороховое пюре девочке, которая уже успела обслюнявить ее нагрудник, руки и живот. – Посмотри в той комнате лампу и коврики и скажи, нужны они тебе или нет. А то у меня есть кому их отдать.
Свет ослепил его, и он закрыл глаза. Кошки занимали все свободное место на диване. Их шерсть была всюду. Падавший сверху свет обнажал серые прожилки царапин и шерсти на дереве серванта. С обеих ручек дивана свисали клочья. Все остальные запахи дома пронизывал застоявшийся едкий дух не выходящих на улицу животных.
Его жена (они еще не успели развестись) протянула руку и выключила радио, работавшее от того же провода, что и верхний свет. «My Devotion» смолкла. Тедди двигалась устало, и ему стало ее жалко: она работала в Министерстве сельского хозяйства, после работы забирала ребенка из яслей, ехала в магазины за покупками, готовила поесть себе и малышке и, конечно же, старалась как-то убрать за кошками. Кошки, подумал он, теперь она еще сильнее привязалась к ним. Кошки свирепо смотрели с дивана, как бы предупреждая: «Попробуй только подойти, и мы растерзаем тебя. Мы знаем, как ты к нам относишься». Кошки сидели, поджав под себя лапы. Они были начеку и держали оборону. Неустанно стояли на страже своей жизни.
– Будь добр, зажги нагреватель, – попросила Тедди.
Взяв с плиты спичку, он зажег газовый нагреватель и открыл дверь в холл.
– Ты передумал? – спросила Тедди. – Хочешь переночевать здесь?
– Просто зашел кое за чем.
– Как там Ирв и Дора?
– Хорошо.
– Очень любезно с их стороны, что они позволили тебе пожить у них. Где ты спишь? Место там хоть есть? У них ведь всего одна спальня, да?
Он вспомнил, как ребенком написал в детскую радиопередачу: «Дорогой дядя Хэнк! Тут нарисован мой маленький брат Стивен, он спит в пианино».
– Ты можешь ответить мне? – злобно спросила она, повернув к нему свое птичье лицо и в ярком свете люто сверкнув глазами.
А еще он увидел в них голод, и еще страх.
– Мне жаль, что я ухожу, – произнес он.
– А если мне бросить работу и поехать с тобой в Калифорнию? – спросила она вымученно. – Как ты на это посмотришь?
Ее глаза моргали, их внимательный взгляд, от которого ему всегда становилось не по себе, менял направление. Но старая ведьма потеряла над ним власть. Ничто в мире не вечно. Даже камни в конце концов превращаются в пыль. Даже сама земля.
Вначале она была невестой его приятеля Джо Филда. Джо, он и Ирв Раттенфангер уже несколько лет тихо существовали благодаря программам WPA[4]. Для всех них это была пора полного безденежья. Из фанеры и кафеля они смастерили себе набор ма-джонга[5]. Раз в месяц ходили поесть в итальянский ресторан.
Тедди сообщила:
– Я говорила с адвокатом – тебя могут арестовать за то, что оставил семью и не платишь пособие на ребенка. Стоит мне только слово сказать.
– У меня совсем нет денег.
– Как же ты собираешься добраться до Калифорнии?
– Ну, немножко у меня есть, – сказал он. – Машину у Ирва возьму. – И с гордостью добавил: – Я достал наклейку «С»[6].
Он уже налепил ее на ветровое стекло рядом со старой наклейкой «В» Ирва. Это давало ему право на такое количество бензина, какое ему будет нужно.
– Почему бы тебе не поехать на автобусе? Не дешевле бы обошлось одному-то? Если колымага Ирва сломается, ты не сможешь ни запчастей найти, ни шин – застрянешь где-нибудь в пустыне. И потом, одному небезопасно. Машина ведь – развалюха. Я один раз на ней ехала. Вот-вот на части разлетится.
– Я хочу вещи перевезти, – объяснил он.
– Что, нельзя контейнером отправить?
Он хотел взять свое имущество с собой – если по пути найдет что-нибудь дельное, можно будет остановиться и обосноваться.
– Если в письмах будешь денег просить, я не буду отвечать, – заявила Тедди. Вытирая ребенку рот мокрой тряпкой, она спросила: – Что будешь делать, когда доедешь? Со мной свяжешься? Может, после того, как найдешь работу на авиационном заводе под Лос-Анджелесом, а? Там ты хорошо зарабатывать будешь. К тому времени тебе станет одиноко. Я тебя знаю: тебе захочется на кого-нибудь опереться. – Она тараторила ровной скороговоркой, все еще занимаясь ребенком. – Знаю я тебя, змееныш противный. Сам ты не справишься, ты же как дите малое. Так и не вырос. Посмотри на себя – росточком два фута всего.
– Там, где надо, росточек нормальный, – отпарировал он.
– Ты про эту штуку? Найди себе дырку от сучка в дереве – это все, на что она у тебя годится.
Она ткнула в девочку ложкой. Защищаясь, Роза инстинктивно подняла руки и отдернула их.
– На ней только не надо зло вымещать, – сказал он.
На Роджера угнетающе подействовала эта сцена, и он переключил внимание на коврики и лампу. Он оставлял ей все, что она хотела. Их брак продлился пять лет, и за это время у них каких только вещей не накопилось, они заполняли весь дом – полки, шкафы, подвал. Себе он взял прежде всего одежду, наборы гаечных ключей и сверл, гобой, на котором он играл со школьных дней, медные пепельницы, подаренные его родственниками им на свадьбу. И множество разных мелочей: щетку для волос, перламутровые запонки, фотографии, сувениры. И еще одеяла и посуду, чтобы во время поездки можно было поспать и поесть в машине.
– Когда уезжаешь? – спросила Тедди.
– Как только пришлют чек.
Государство затягивало последнюю выплату: несколько месяцев ему платили компенсацию за травму спины, полученную при падении, когда он работал на военно-морском судоремонтном заводе в Ричмонде. Врачи государственного учреждения решили, что он уже выздоровел. Теперь перед ним стоял выбор: вернуться на одно из основных военных предприятий или пойти в армию.
– Давай сходим куда-нибудь, – предложила Тедди. – Проведем этот вечер весело. Может, твой чек завтра придет.
Она убрала детскую еду в холодильник и вымыла руки над раковиной.
– Я переоденусь, и можно сходить на танцы или в кино. Или здесь посидеть – мы ведь в последний раз вместе, давай не будем упускать эту возможность.
Она уже расстегивала блузку и, направившись к нему, сбросила с себя туфли на низком каблуке. Ее длинные, тяжелые, лишенные блеска волосы, как всегда, свободно свисали и колыхались при ходьбе. У нее был вытянутый, тонкий нос, и, приближаясь, она пристально, по-птичьи глядела поверх него. Ноги у нее были некрасивые, в их форме были видны лишь мышцы да кости. Она шумно шлепала ступнями по полу. Глаза ее блестели, дыхание стало прерывистым.
– Что-то не хочется застолий, – поспешно сказал Роджер. – Я только что из-за стола. – Он вспомнил, зачем пришел сюда, и добавил: – Хочу отнести им бутылку вина, чего-нибудь особенного.
– Можно я с тобой? – задыхаясь, спросила она. – Позволь мне тоже пойти.
– Нет, – отрезал он.
– Ну и черт с тобой, – вспылила она. – Денег от меня не получишь. Тебе же нужна пара баксов, чтобы выпендриться перед ними с вином, правда?
– Я пообещал им.
– Как нехорошо получилось!
На какое-то время оба замолчали. От его близости ее то переполняло изнутри, то отпускало, как будто это бился пульс. С какой бы радостью она сейчас вонзила в него свои ногти, вцепилась бы в него что есть силы. Руки ее непроизвольно судорожно хватали воздух. Она не отводила от него взгляда.
