– Вот и Оджай, – сказал Роджер, когда горы остались позади.
Грегг хихикнул:
– А мама говорит «О-хай».
Они вышли из машины и пошли пешком по дороге из города к школе. Роджер оставил машину в авторемонтной мастерской на тысячемильную смазку – кто знает, сколько миль наездила Вирджиния, не меняя масло.
– Вон школа, – показал Грегг.
Впереди справа начиналась низкая пастбищная изгородь, окружавшая сад. За садом виднелись здания, высокие ели и что-то вроде флага.
– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Роджер.
– Не знаю, – ответил Грегг и замедлил шаг. – Там в клетке опоссум живет. Я его репкой кормил.
Роджер спросил:
– Тебе нравится эта школа? Хочешь здесь остаться?
– Не знаю.
– С мамой и со мной тогда только по выходным сможешь видеться.
Грегг кивнул.
– Хорошая школа?
Иногда Роджер получал ответ на свой вопрос, задав его по-другому.
– Да, – ответил Грегг.
– Ребята хорошие?
– Они еще не приехали.
– А учителя хорошие?
– Вроде да. Джеймс хороший. У него кожа черная-черная. Как у Луиса Уиллиса. Он лошадь подковывал.
Всю дорогу Грегг подробно объяснял, как нужно подковывать лошадь.
Негр, подумал Роджер. Они всюду.
Они вступили на школьную территорию. Дорога стала ровной. Грегг, забежав вперед, кричал ему:
– Эй, пап, я покажу тебе опоссума! Вот он, опоссум!
Вертясь и подпрыгивая, он исчез из поля зрения. Слышен был только его затихающий голос:
– Опоссум…
– Боже, – пробормотал Роджер.
Оставшись один, Роджер занервничал – остановился и потянулся за сигаретами. Пачка осталась в пальто, а оно – в машине – он бросил его на сиденье, когда воздух прогрелся. Оглядевшись, он увидел ступеньки, поднимавшиеся к самому большому из зданий. На террасу вышла худощавая женщина средних лет в очках и джинсах, со схваченными сзади волосами. Она пристально смотрела на него сверху вниз. Роджер сразу догадался, что это миссис Альт и что эту дамочку на мякине не проведешь.
Он совсем испугался. Чего? Как мальчишка, подумал он. Стою и дрожу. Господи, мысленно взмолился он, потея, кажется, я сейчас грохнусь в обморок.
– Эй, пап! – раздался крик запыхавшегося Грегга, резво скачущего с раскрасневшимся лицом. – А можно я на лошади покатаюсь? Можно мне на лошадке покататься? Ну, можно, а? Ну пожалуйста! Джеймс мне разрешил, ну можно мне покататься? – Приплясывая вокруг Роджера, он схватил его за руку и потянул. – Пап, ну пожалуйста! Разреши мне на лошадке покататься. Пап, ну разреши, а! Ну папа же! Давай я на лошадочке покатаюсь, а? Ну пожалуйста!
С террасы наблюдала строгая дама. Лицо и тело Роджера вспотели под палящим солнцем.
– Пап, ну пожалуйста!
Роджер заметил деревья. По дорожке цокала копытами лошадь. Лошади, подумал он. Черт возьми. Симпатичная. Круп изящный. Пахло сеном, пекло стояло невыносимое.
Вытирая шею, он сделал пару шагов. Пот застилал глаза. Он вытер их. От здешнего воздуха кружилась голова. Запах фермы.
– Глянь, лошадь!
– Да-да, – выдохнул он.
Ферма, все пропахло навозом. И соломой.
Женщина смотрит с террасы. Руки в боки. Откуда эта слабость, думал Роджер, что это со мной?
– Роджер! – резко позвала женщина.
Да, отозвался он. Иду. Лошадиная вонь.
Он сделал шаг, еще один. Пожалуйста, произнес он.
Пожалуйста. А вот конюшня. Грязь между пальцами его ног. Куча проволок. Цепь холмов, зеленых, покрытых деревьями.
За конюшней – склон, поросший травой и кустарником, вверху земляной, а внизу каменистый. В воздухе повисла летняя полуденная тишина. На него с писком налетела мошка, он отмахнулся.
– Пожалуйста! – просил он ее со страхом. – Можно мы пойдем?
Они со Стивеном оба дрожали. Она кивнула.
Они побежали по траве, потом по земле, прочь от нее, от дома, мимо ржавого грузовика. В луже барахтались свиньи. Кабан, стоявший рядом с лужей, насторожился и изготовился спасаться бегством. Сложив уши, он рванулся и, выгибаясь и пыхтя, добежал до самого забора.
Войдя в сарай, они захлопнули дверь и прикрутили проволоку, чтобы никто не открыл, чтобы мать не поймала их.
– Холодно, – сказал Стивен. – Слушай, я ничего не вижу – ты видишь что-нибудь?
Наконец стало чуть виднее.
– Сюда, – сказал он брату.
Они приходили в это безопасное место, где можно было запереться, чтобы посоревноваться, кто дальше пописает.
– Ты первый, – предложил Стивен.
– Давай ты.
– Нет, – Стивен съежился в беспокойстве, прислушиваясь. – Ты же это придумал.
Пол сарая провалился под весом навоза и заплесневелой соломы. В углы были составлены банки с консервами под заржавевшими крышками. Потоки теплого воздуха, проникавшего сквозь щели в стенах сарая, вертели паука, висевшего в центре паутины.
Встав в конце сарая, он пописал.
– Готово, – доложил он Стивену.
Стивен сделал то же самое. Они замерили расстояние, и оказалось, что он переписал Стивена почти на фут.
– Зато я больше нассал, – заявил Стивен.
– Это не считается.
– Почему? Давай кто больше нассыт.
– Я уже поссал, – сказал Роджер. – И ты тоже.
– Тогда давай сходим попьем.
– Потом долго ждать надо будет.
– Не, – возразил Стивен. – Сразу выйдет. Если молока попить, можно уже через пять минут писать.
От прохлады Роджера потянуло в сон. Он чувствовал себя в безопасности. Это было их место. Здесь можно было ни о чем не беспокоиться. Он упал на джутовые мешки у останков молотилки. В конце концов Стивен последовал его примеру.
– Пойдем на говнотечку, – предложил Стивен.
Так он называл канализационную канаву, прокопанную вдоль свекольных полей от уборной во дворе. Над канавой висели осы, и можно было половить их. А иногда они со Стивеном перекрывали канаву и строили отводы. Во всяком случае, это было место, где что-то происходило.
Пока они со Стивеном лежали на мешках, сквозь щель между досками в сарай забралась курица.
– Глянь, старая курица, – сказал Стивен.
– Что она тут делает?
Курица, заметив их, развернулась и вылезла обратно.
– У нее, наверно, гнездо здесь, – предположил Роджер. Ему стало интересно. – Слушай, она, наверно, сюда все время тайком заглядывает яйца нести.
Стивен встал.
– Давай поищем его.
Они вместе занялись поисками, но ничего не нашли.
– Может, вернется, – сказал Роджер. – Подождем. Не шуми.
И они с братом долго лежали в темном, сыром, прохладном сарае, на джутовых мешках. По ступне Роджера пробежала мышь, он стряхнул ее. Множество мышей пробегало, шуршало и попискивало над их головами, в стропилах.
Вдруг курица появилась между досок, закрыв собой солнечный свет. Стивен впился пальцами в руку брата.
Курица подергивала головой, поворачивала и поднимала ее. Потом пролезла через проем и снова оказалась внутри сарая. Торопливо устроившись в углу, она взъерошила перья, прокудахтала победную песнь, подпрыгнула и покинула сарай тем же путем, что пришла.
– Какая-то старая кура-дура, – сказал Стивен. – Несет яйца здесь, чтоб никто не нашел.
Они с Роджером бросились в угол сарая. От сломавшейся опорной балки в земле осталось углубление чуть больше крысиной норы. Земля и кусочки дерева смешались в мягкую массу. Роджер с братом откопали в ней целую кучу яиц, – некоторые потрескались, другие сгнили и потемнели, но были и свежие, белые. Братья стали копать дальше и под слоем яиц нашли еще один слой, совсем старый, в котором яйца были похожи на камни.
Вытащив все яйца и положив их в ряд, они со Стивеном насчитали целых двадцать шесть штук.
Никогда еще ни одному из них не доводилось найти столько яиц разом. Они сложили их в ведро и отнесли в дом.
Пройдя долгий путь пешком, Роджер Линдал медленно миновал винный магазин и оказался у дома на Массачусетс-авеню, в котором жил с того времени, как стал распадаться его брак.
