Они сели у камина, и Малика попыталась пошутить относительно женщины, которую заметила по приезде, но чутье быстро подсказало ей, что здесь не до шуток.

— Женщина, которую ты видела, работала у адвоката — его убили много лет назад, — начал Джок. А потом рассказал Малике про Пальметто, смерть судьи Эпсона, про Рут Калин и про конверт, лежавший на кофейном столике.

— Понятия не имею, зачем Рут пришла сюда. Мы встретились немного раньше. Она могла бы все мне сказать перед тем, как я пошел обратно в спортзал, но вместо этого она залезла в мою машину и оставила вот это. Не знаю, почему она не сочла нужным переговорить — разве что кто-то напугал ее. Но тогда для чего было приходить сюда, а потом снова сбегать? Я чего-то не понимаю.

Джок проснулся за много часов до рассвета, дав себе тем самым время как следует ознакомиться с содержимым пакета, который Рут Калин подбросила ему в машину. Вопросов у него теперь было даже больше, чем вначале. В пакете лежал не только доклад Декстера. Еще там были материалы какого-то сложного исследования, над которым, судя по всему, она работала долгие годы. Джок увидел схемы и таблицы. Что они значат, сообразить он не смог.

Кухонный холодильник стоял на скрытых рельсах; находившийся под ним стопор запирался и отпирался с тихим щелчком — и тогда холодильник можно было с легкостью вытянуть на себя. За холодильником в стене был установлен сейф.

Туда Джок и положил пакет.

Первое, что сделал Джок, добравшись в пятницу утром до работы, — позвонил в Центральный федеральный архив в Форт-Уэрте и затребовал полную копию дела Пальметто. Дело было слишком старое, в компьютеризированной системе его не оказалось, оставалось рассчитывать на бумажную копию. Буше сказали, что копию он получит в понедельник — прямые запросы от юристов обрабатывались в приоритетном порядке.

Клерк проработал в архиве десять лет, но никогда не видел подобного: на папке был проставлен телефонный номер, по которому надлежало позвонить, если дело когда-то будет запрошено. Он так и поступил, сообщив имя того, кто прислал запрос.

К концу дня в пятницу судья Буше совершенно вымотался. В четыре часа он отпустил сотрудников и отправился домой.

— Привет, ваша честь, наконец-то вы вернулись.

Малика сидела, положив голову на спинку дивана. Джок нагнулся, поцеловал ее в запрокинутое лицо.

— Как, сегодня тут никакие незнакомки не болтались? — спросил он.

— Если бы и болтались, я бы не заметила, — ответила она.

Рядом с ней на диване лежало несколько сверстанных книг, готовых для отправки в печать, ноутбук, «блэкберри» и айпэд. Все это говорило о том, что ей явно было чем заняться.

— Хочешь куда-нибудь сходить вечером? — спросил он.

— Toujours, monsieur. Où voulez-vous aller?

— Tu. Влюбленные говорят друг другу «tu», а не «vous».

Она встала с дивана и вступила в его объятия.

— И куда «tu» желаешь пойти, mon amour?

Он сцепил пальцы рук у нее за спиной.

— Я хочу потанцевать зайдеко, поесть раков и показать тебе, как каджуны радуются жизни. У озера Поншартрэн есть симпатичное местечко. Уверен, ты в жизни ничего подобного не видела. Этот старый ледник в пятницу по вечерам наводняют самые изумительные люди во всех Соединенных Штатах — чернокожие каджуны.

О каджунах Малика узнала еще на первом свидании с Джоком: это потомки французов, которые были в конце XVIII века изгнаны из Акадии (ныне это территория северо-восточной Канады). Многие потом эмигрировали в Луизиану. Она знала, что чернокожие каджуны — это потомки рабов из каджунских приходов в окрестностях Нового Орлеана, что многие из них до сих пор живут своими общинами далеко в болотистой местности — в байу.

— А говорить там будут по-французски?

— Некоторые говорят по-французски, используя идиомы времен Вольтера.

— Шутишь.

— Нет. А музыка — зайдеко — такая же неповторимая, как и люди. — Он глянул на часы. — Пора собираться. Путь туда неблизкий. Танцы начнутся позднее, но нам нужно успеть поесть.

— И что принято надевать в этот, как ты выразился, ледник?

Джок улыбнулся.

— Дресс-код там эклектичный. Там будут старики, и они — люди, как ты понимаешь, совсем небогатые — приходят в своих лучших нарядах. На некоторых дедушках будут костюмы пятидесятых годов — подбитые плечи, брюки со стрелочкой, остроносые ботинки, которые тогда стоили целое состояние. — Он восторженно качнул головой. — Клевые ребята.

Она, извинившись, пошла переодеваться, и через несколько минут вернулась преображенная. На ней была алая шелковая туника с крупной золотой вышивкой, напоминавшей коптский крест, — она тянулась от шеи до талии; вышивка была и на подоле, и на широких рукавах. Туника прикрывала бедра, а под ней были надеты брюки капри из шелка того же цвета — сидели они как вторая кожа. На ногах были золотистые босоножки.

— Курти, — пояснила она ошеломленному зрителю. — Нравится?

— В байу ты произведешь сногсшибательное впечатление, — посулил Джок.

Пока они ехали от города до озера Поншартрэн, Малика выслушала всю историю семьи судьи Буше: никто из них никогда не уезжал дальше чем на сто миль от их родного городка Тулузы.

— Когда мама умерла, меня отправили жить к родственникам в Новый Орлеан, — сказал Джок. — А папа остался и заправлял своей лавочкой до самой смерти. Теперь от городка ничего не осталось.

— Папа, наверное, очень тобой гордился, — заметила Малика.

— Да, прямо лопался от гордости.

Они добрались до краев байу, где двуполосные дороги, построенные на дамбах, пересекали одно мангровое болото за другим. Там, где среди болот имелись островки сухой земли, стояли городки.

— Похоже, здесь, — сказал Джок, заезжая на посыпанную гравием парковку рядом со стоявшей при дороге развалюхой. Он заглушил двигатель и повернулся к своей пассажирке:

— Милая, сейчас ты овладеешь тонким искусством поедания раков.

Раки только сварились, однако они оказались не первыми посетителями. Мама, папа и трое детишек уже поглощали похожих на креветки членистоногих, наваленных целой грудой.

Подошла, чтобы посадить их, официантка, и сказала:

— Лапа, я в жизни еще не видела такого красивого наряда. Где ты им разжилась?

— Он родом из Индии, — ответила Малика, улыбаясь в ответ. — Как и я. Но вообще-то этот я купила через Интернет.

— Мм. Ежели бы я такой надела, так меня муженек и за порог бы не выпустил. Вы как, ребята, голодные?

— Потому и приехали, — ответил Джок.

Она окинула их одобрительным взглядом. Их проводили к самодельному столу, накрытому газетой. Мальчишка притащил огромную кастрюлю из нержавейки и вывалил содержимое на середину стола: целая гора раков, кукурузные початки, картофелины, цельные луковицы.

— А теперь делай как я, — распорядился Джок. — Голову бери пальцами левой руки, хвост зажимай в правой и тяни. Хорошо. Теперь крутани. Вот так. Голову пока отложи и откусывай все кроме кончика хвоста. Вкусно, да? Следующее — необязательно, но если ты этого не сделаешь, тебя никогда не примут за свою. Возьми голову и высоси сок.

Малика смотрела на него, а потом храбро все повторила.

— Очень вкусно, — заметила она. — Пожалуй, вкуснее всего.

— Рад, что тебе понравилось. Впрочем, я так и думал.

Джок и Малика расправились с горой раков. Главная их цель была еще впереди.

— До места, где танцуют зайдеко, довольно близко, — сказал Джок. — Я хотел бы приехать до того, как прибудет оркестр, и занять лучшие места.

Оркестр они опередили, пусть и ненадолго. Музыканты следом за ними вошли в дверь и расположились на небольшой сцене. Джок выбрал столик у самого танцпола.

— И это весь оркестр? — удивилась Малика. — Всего двое?

На небольшой сцене восседал тощий чернокожий барабанщик с единственным барабаном. Рядом с ним сидел коренастый белый с многодневной щетиной на подбородке, и при этом лысый как яйцо. Он вытащил из потертого кожуха аккордеон и воткнул микрофон в переносной усилитель. Оба выглядели так, будто страдали сильным похмельем.