Однажды туманным утром за несколько месяцев до описываемых здесь событий ведьма Костогрыза Бородатая в сопровождении двух прислужниц шагала по каменистому берегу родной Стреги. Поиски, занявшие несколько десятков лет, подходили к концу, – предмет, который искала Костогрыза, был где-то поблизости. Надежда на скорое завершение многолетних трудов придала ее лицу – и всегда-то свирепому – выражение почти демоническое.

Стрега – остров на крайнем западе Астригал, и, хотя весь архипелаг с незапамятных времен переполнен коллегиями и затворами ведьм, их хранилищами древних и новых книг, однако именно на Стреге обосновались влиятельнейшие среди сестер-колдуний архивистки. Стрега – астригальская сокровищница Слова, а значит, родной дом могущественнейших его знатоков. Меж этих гениев различают двух – трех Выдающихся, к которым, по общему мнению, относится и Костогрыза.

И в самом деле, поиск, к финалу которого она идет по обкатанной волнами прибоя гальке, – этот поиск начался с сопоставления мелочей, которые могли бы показаться разрозненными фрагментами какой-то головоломки: куплет из темного ангрианского эпода в семь тысяч строк длиной; с полдюжины слов отступления в безумном, полном видений «Геофобионе» Скатагария; никем прежде не замеченное противоречие в «Перечне мертвых звезд» Пунктиля. Эти подробности каждая в отдельности не привлекли к себе внимания величайших ученых мужей (и уж тем более никому в голову не пришло искать связь между ними); только могучий разум Костогрызы прозрел в них возможность обретения бесценного сокровища, почему в то сырое, туманное утро она и спешила положить конец терзавшей ее неизвестности и либо завладеть долгожданной наградой, либо признать, что все эти долгие годы пребывала в заблуждении.

– Здесь! – прогудела ведьма и остановилась посреди маленькой бухточки на истерзанном прибоем каменистом пляже. Она повернулась лицом к морю, сопровождающие опустились на корточки по обе стороны от нее. В таком порядке они шагнули в яростно штурмовавшую берег пенистую волну и, преодолевая ее напор, шли вперед, покуда вода не скрыла Костогрызу по пояс, и тогда она взмахнула рукой навстречу набегающему валу. Тот покорно поднялся на дыбы и изогнулся над тремя фигурами, коснувшись лохматой гривой поверхности воды у них за спиной, так что ведьмы оказались внутри большого воздушного пузыря. Прислужницы Костогрызы опустились на четвереньки, готовые катить его, куда прикажет хозяйка, и все трое отправились в путешествие по морскому дну. Как только прозрачный шар скрылся под водой, колдунья снова взмахнула рукой, и в нем вспыхнул яркий свет, лучи которого распространялись далеко за пределы причудливой сферы, озаряя сиянием холмистое дно, поросшее лесами водорослей.

Костогрыза висела в воздухе и, задумчиво поглаживая клочковатую бороду, направляла своих прислужниц, по-собачьи семенивших рядом. Эти дамы, разница в возрасте которых никак не превышала четырех сотен лет, по сравнению с почтенной повелительницей были сущими девчонками, однако и им спуски в глубокие ложбины и подъемы на крутые склоны усыпанного историческим мусором дна вокруг Стреги давались с болFьшим трудом. Астригалы отразили не одну попытку вооруженного вторжения (в том числе и с воздуха), и потому дно вокруг архипелага без всякого преувеличения можно было бы назвать настоящим кладбищем Честолюбия.

Поиск продолжался долго, но в какое-то мгновение глаза Костогрызы вдруг сузились, а суровые черты ее лица слегка смягчились под влиянием чувства, ставшего непривычным за многие годы тайных усилий и малопонятных исследований: благоговения.

Лучистый шар покатился к гигантским останкам, принадлежность которых неведомому инопланетному существу не могла скрыть даже зеленая мантия водорослей. Описав над ними круг, ведьмы разглядели ноги, крючьями торчащие по обе стороны пластинчатого, точно кованые доспехи, туловища и зазубренные обломки похожих на лезвия крыльев. Среди руин изувеченного тела, напоминавшего пробитый корпус колодрианской военной галеры, – только ни одна галера, ни даже десять, если их составить в ряд, не будут такой длины, как те останки, – лежал в уютном углублении какой-то другой, гораздо более компактный предмет. При виде его покрытая морщинами и рытвинами физиономия Костогрызы сложилась в отвратительную гримасу восторга. Извилистые логические цепочки, которые, исходя из самых замысловатых предположений, выстраивают ведьмы, так часто никуда не ведут, что каждая подтвердившаяся теория и впрямь может служить поводом для ликования.

Открытие Костогрызы и положило начало тем важным событиям, о которых пойдет речь ниже. Авторы повествования – его главные действующие лица: мой дорогой друг Ниффт-Проныра, вор-эфезионит, и нунция Лагадамия, женщина безупречной отваги и честности, как, впрочем, и любой нунций или нунция одного с ней уровня. Я соединил оба отчета таким образом, что рассказчики то и дело сменяют друг друга. Полагаю, это поможет читателю уследить за всем, что происходило в нескольких местах одновременно.

Однако если отчет нунции воспроизведен почти дословно, то рукопись Ниффта мне пришлось несколько сократить, так как он, прочитав рассказ Лагадамии, включил в свою часть общего труда множество замечаний касательно него. А поскольку все они сводились преимущественно к попыткам оправдаться в глазах читателя или ответить колкостью на колкость, то я и отрезал их, как лишние ветви, со стройного ствола убедительного повествования вора. Читатель и сам увидит, что буквально каждая вторая страница его рассказа подверглась подобным сокращениям. Лакуны, которые образовались на месте удаленных мною особенно длительных периодов, не имеющих отношения к главной теме, помечены знаком (…).

Хагия, подмостки нашей мрачной драмы, – третий по величине остров астригальской девятки, в северной оконечности которого по каким-то неизвестным причинам никогда не селились сообщества ведьм. Холмистая, изрезанная речными долинами Северная Хагия с древних времен была страной скотоводов и пахарей. Ну и, разумеется, последние несколько веков ее столица, город Большая Гавань, что в устье реки Хааг, служит важнейшим перевалочным пунктом для товаров и денег, которые оседают на складах и в подвалах банкирских домов этого огромного торгового улья, куда слетаются предприимчивые пчелы со всего Южного Агона. Хотя город, лежащий на перекрестке торговых путей, которые соединяют процветающие хозяйства Ингенской Плеяды, Эфезионского архипелага и южной оконечности Большого Мелководья, самим своим географическим положением был предназначен для этой роли, эра его коммерческого господства началась, конечно же, с приходом А-Рака, чьи храмы встали вровень с самыми могущественными финансовыми учреждениями стремительно развивающейся нации.

Историографу не пристало выносить суждения касательно религиозных культов, принятых в той или иной стране, да я и не хочу предвосхищать подробный рассказ Ниффта и Лагадамии на эту тему. Как бы мы ни относились к заключенной обитателями Северной Хагии сделке – я говорю о Договоре с А-Раком, – ни один способный к состраданию человек не станет отрицать, что перед последней ценой, которую им пришлось заплатить, немеет Осуждение и увлажняется слезами Жалости суровый взор Порицания.

«Эпос об А-Раке» Таргвада, переведенный с верхнеархаического Роддишем Минускулонским, пожалуй, точнее всего воспроизводит то порождаемое чудовищным божеством ощущение угрозы, о котором писали поколения иностранных наблюдателей и комментаторов.