Какая бы из версий ни была более верна, власть действовала достаточно оперативно. В ночь на 14 января Сипягин распорядился об аресте Амфитеатрова и высылке его в Сибирь в распоряжение иркутского военного губернатора. Утром журналист в легком пальтеце (не позволили даже собраться в дорогу) был отправлен в ссылку в сопровождении двух жандармских офицеров. Более мягкая — сказалась его близость к верхам — кара постигла редактора Сазонова: ему предложили избрать себе место жительства «не ближе двухсот-трехсотверстного расстояния от столицы» и подчинили гласному надзору полиции. Сазонов выбрал Псков.

Одновременно проводилось расследование, связанное с историей публикации, и уже 18 января начальник Петербургского отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице ротмистр Я. Г. Сазонов (такое вот совпадение с фамилией редактора «России») доносил Сипягину в специально составленной по этому делу «Записке»: «Фельетон этот был написан вчерне Амфитеатровым еще около двух лет назад, по мысли известного фельетониста газеты „Новое время“ Виктора Буренина. Лица, стоящие близко к газете „Россия“, и многие ее сотрудники серьезно убеждены, что Амфитеатров в этом случае действовал под влиянием Суворина, желавшего вызвать во что бы то ни стало запрещение газеты „Россия“ как опасного для него конкурента на литературном рынке. Во всяком случае, для лиц посвященных нет никакого сомнения, что преступная выходка Амфитеатрова есть ничто иное как сознательно задуманная проделка его и негласного издателя газеты Альберта с целью избавиться от редакторства Сазонова и таким путем либо окончательно взять издание этой газеты в свои руки, либо, в случае ее запрещения, приобрести одну из ныне продающихся газет, как то: „Луч“, „Сын отечества“ или еще не вышедший в свет „Русский голос“. В крайнем случае, если бы из всех этих комбинаций удалось только избавиться от Сазонова, то и тогда исполнилась бы заветная мечта Альберта — стать фактическим редактором-издателем „России“.

Что же касается Амфитеатрова, то в литературном мире он не пользовался репутацией писателя каких-либо определенных убеждений, и его преступная дерзость объясняется тем, что он рассчитывал на поддержку как Суворина, так и других своих влиятельных знакомых, и главным образом на то, что правительство само не пожелает придать его преступной дерзости широкую огласку, чтобы таким образом не возложить на него как бы ореола мученичества».

Ротмистр Сазонов неоднократно возвращается в своей «Записке» к предположениям сотрудников «России» о том, «что Амфитеатров хочет провалить» «Россию» и перейти в «Новое время». В этом плане существенны приводимые им детали, связанные с прохождением текста «Господ Обмановых» в печать: «В редакции говорят, что на рождественских праздниках состоялось в ресторане „Аквариум“ окончательное соглашение между Сувориным и Амфитеатровым по вопросу о переходе последнего в „Новое время“. Чтобы провести в печать свой фельетон, Амфитеатров воспользовался тем временем, когда выпускать номер должен был редактор Сазонов, известный ему небрежным отношением к делу. Это было 12 января. Вечером этого дня Амфитеатров был с художником Егоровым в ресторане Лейнера и говорил ему: „Завтра я такую штуку в „России“ напечатаю, что вся Россия ахнет“. От Лейнера он отправился в редакцию, но там оказалось, что Сазонов все-таки прочитал фельетон, кое-что понял и затрудняется его печатать. Однако Амфитеатрову удалось уговорить Сазонова. На следующий день, 13 января, сам Амфитеатров будто бы одумался: он стал понимать, что, независимо от провала „России“, фельетон может тяжело отразиться и на его собственной судьбе. Весь день он рыскал по городу и старался достать заграничный паспорт на чужое имя. Но было ли у него серьезное намерение бежать за границу — определить трудно. На дорогу в ссылку Суворин дал Амфитеатрову тысячу рублей, и эти деньги были вручены Сувориным жене Амфитеатрова (по сцене актрисе Райской)»^[890].

Этот документ, плод сбора информации агентами охранного отделения, любопытно сопоставить с тем же очерком Амфитеатрова об истории публикации «Господ Обмановых» и другими свидетельствами. Прежде всего попробуем ответить на вопрос, насколько правомерна версия, что «Господа Обмановы» — это инспирированная Сувориным попытка погубить «Россию». Установленная жандармами конфликтная ситуация в редакции газеты достаточно подробно раскрывается Амфитеатровым. Шла борьба не столько за направление, сколько за руководство изданием. Сазонов, состоявший «в наилучших отношениях с Главным управлением по делам печати», носил его начальнику Шаховскому на просмотр корректуры наиболее опасных с его точки зрения материалов. Это вызывало бурное возмущение со стороны финансировавшего газету М. О. Альберта, мечтавшего, согласно «Записке по охранному отделению», стать фактическим редактором-издателем. По его настоянию, пишет Амфитеатров, в редакции был организован некий «проверочный комитет», «тоже рассматривавший очередные корректуры с точки зрения безопасности для газеты». Именно по причине этой «серии цензур» газета стала терять свое лицо, «отливать» столь угодной власти «голубиною чистотою и невинностью»^[891].

«Под предлогом нецензурности» Сазонов не раз отвергал статьи Амфитеатрова. Несомненно, отвергались и какие-то материалы Дорошевича. Авторы и сотрудники редакции делились на соперничающие группы и партии, каждая сторона выставляла свои ультиматумы. Писатель Луговой, сообщал Дорошевич Амфитеатрову, «заявил в письме к Альберту, что он признает редактором Сазонова, а в отсутствие Сазонова — Вас». Сам же Альберт, претендовавший на ведущую роль в газете, высказался в том смысле, что «величайшее его желание» это «мир и самые наилучшие отношения с Александром Валентиновичем»^[892]. Естественно, что такая нервная внутриредакционная ситуация не могла продолжаться долго. У Дорошевича начались переговоры с Сытиным, завершившиеся в начале сентября 1901 года договором о сотрудничестве с «Русским словом». Вероятно, задумывался о своем будущем и Амфитеатров. Может быть, пример Дорошевича по части поисков нового места подействовал на него, но существенно, что той же осенью 1901 года он, по свидетельству Суворина, действуя через его сына Михаила, «хотел перейти» в «Новое время». Старый издатель отметил в дневнике, что бывший сотрудник был с ним «очень любезен», но сам он «уклонялся от переговоров, находя, что они невозможны»^[893]. Впрочем, контакты с суворинским кланом могли продолжаться у Амфитеатрова и позже. В редакции «России» что-то могли знать об этом и, конечно, толковали на свой лад. А уж когда «все случилось», эти сведения, ясное дело, приобрели особо зловещий характер и возникла версия о заранее обдуманной провокации с целью погубить «Россию». Суворин об этих слухах знал и с возмущением записал в дневнике, что «по городу ходят сплетни», будто это он «подкупил Амфитеатрова написать пасквиль за 50 тыс.»: «Но так как одного Амфитеатрова подкупить мало, то надо еще сообразить, за какую сумму пойдет Сазонов. Вот подлецы, как действуют!» Он особенно возмутился, когда к нему пришла жена Амфитеатрова «просить денег и проч.». Что же до публикации «Господ Обмановых», то издатель «Нового времени» никак не мог объяснить себе «этого поступка» бывшего сотрудника, потому что знал, «что Амфитеатров ни в каких неблагонадежностях не был замешан, что в политическом отношении он так же корректен», как он сам. Эта уверенность, скорее всего, и перевесила обиду, когда он решил все-таки помочь, дав жене бывшего сотрудника двести рублей. Поэтому приведенные в «Записке по охранному отделению» сведения о тысяче рублей, переданных Сувориным, — это скорее домысел, родившийся в разгоряченных головах оказавшихся у разбитого корыта сотрудников «России». Кстати, Суворин знал, «что у Сипягина говорят», что он «был чуть ли не в заговоре с Амфитеатровым» и дал ему тысячу рублей^[894].