— Хочу сделать заявление во всеуслышание: я никогда не стану ни президентом, ни царём, ни ханом, ни каганом!

— А тебя никто не приглашает на царство.

— Ни диктатором, ни императором, потому что мы — мудаки! Мы — мудозвоны! Мы сами себе создаём опасности и трудности. Не желаю править людишками, которые своими руками себе роют могилу!

— Эт-то в точку попал.

— Живём в многоэтажках, всегда готовых превратиться в смертельную ловушку при любых техногенных катастрофах… Мы — беспечные идиоты! Наш транспорт слишком опасный. Этот молох вместе с алкоголем, наркотиками, инфекциями, раком и сердечными заболеваниями ежегодно пожирает больше людей, чем погибло на третьей мировой войне под ядерными бомбами и химическим оружием. А мы всё продолжаем приносить ему в жертву сотни тысяч людских жизней.

— Я слушаю, слушаю, только, прости, Шманец, смотреть на тебя не могу — глаз от работы нельзя отвесть. Мне надо запутанную сетку распустить, а то я ещё более того напортачу, если работать не глядя.

— Мы — мудаки в квадрате! Ездим на машинах, изобретенных триста лет назад. Летаем на самолётах разработки трёхсотлетней давности. Тонем на кораблях и разбиваемся на поездах ещё большей древности. Запускаем спутники на всё тех же старинных жидкотопливных ракетоносителях, что были спроектированы триста лет назад. А почему? Потому что мы — недоумки! Даже не замечаем, что физика у нас под запретом, химия лепит бытовую синтетику и искусственную пищу, а не делает прорывных открытий. Математика стала задрипанной прислужницей компьютерных технологий, а не фундаментальной наукой.

— Наука мне вообще до одного места, прости, Шманец.

— Мы — мудаки в бесконечной степени, если Цитадель Цивилизации, старая Европа, полторы тыщи лет пыталась физически уничтожить русских, а теперь белое население Европы, Америки, Австралии едва дотягивает до двухсот миллионов, а чистых русаков в мире — более пятисот миллионов. Вот уж эффективная демографическая война на уничтожение, что называется! А всё потому что мы — феноменальные придурки и даже не хотим замечать этого!

— Я согласный, — стереотипно отвечал Ерофеич. — Нам на Етагыре и без грамоты неплохо живётся. Мы тут сами себе хозяйва, над нами нет властей да учителей. Живём народной премудростью. Питаемся с природы, лечимся без медицины травкам, какие Фёкла собирает.

— Здраво мыслишь, мужик! В тебе глаголет мудрость природная, за сотни веков накопленная. Может, и капелька русской крови в тебе позволяет так мудро мыслить.

— Капелька русской крови течёт и в жилах Фёклы. Ну какая тунгусская девка прошла мимо лап русского охотника?

Укатили последние деньки осени. На Етагыр опустилась зима с её сплошными сумерками днём и непроглядной теменью в ночи. Солнце показывалось из-за гор всего на полчаса. Остальное время, условно говоря, до пяти часов пополудни «смеркалось», как и до полудня «рассветало». А если над озером с горячим ключами поднимался влажный туман, то солнце вообще не заглядывало в окошки избы. Темнота и полутьма угнетали так, что хотелось пригнуться и ходить на полусогнутых, словно над тобой нависла неподъёмная тяжесть.

Ерофеич хлопотал по рыбацким делам. Тунгуска носилась, как бурундук по пням и кочкам. Кормила скотину, доила корову и оленух, охотилась в тайге, шастала на оленях или собаках на рынок за припасами. Раньше срока отелилась корова, зато у оленух одна важенка оказалась яловой, хотя до сих пор почему-то доилась, ну, просто диво-дивное.

А доцент Шмонс день за днём в зимнем полумраке всё излагал премудрости и изрекал пророчества. «Лекции» начинались одинаково — Шмонс воздевал свою белую холёную руку перед воображаемой многочисленной аудиторией и громогласно провозглашал:

— Вслушайтесь в отдалённый шум грядущего бедствия!

Фёклу привычно не замечали, как будто прислужницы и не было вовсе. Она иногда вострила ушки на проповедях Шмонса, но её можно было не принимать в расчёт. Мало просто слушать — важно слышать и понимать. А что поймёт пенёк с глазами? Для неё речь учёного человека — «белый шум», как говорят связисты, да и только. Как и музыка Баха и Генделя для любителя блатного шансона — просто бессвязный набор звуков.

За пару недель гость выговорился и как бы успокоился. Наверное, вербальная терапия помогла. У него перестали трястись руки и дёргаться щека. Но лицо всё ещё время от времени искажала гримаса, а могучие плечи передёргивала судорога. Но после долгого и изматывающего обеда или ужина с беспрестанной выпивкой и обильными закусками, он постепенно набирался таёжной настоечки до такого состояния, что переставал трястись и дёргаться. Отрадно, отмечал это Ерофеич. Есть надежда, что Шмонс не свихнётся до лета.

Ерофеич всё-таки свозил его к раскольникам. Самого Ерофеича кержаки не жаловали, даже на порог не пускали, но Шмонса приветили с радостью и предложили остаться на недельку в святой пУстыни.

После возвращения из скита Шмонс, исповедавшись и причастившись святых даров, быстро забыл про праведное житие. Пили много и часто, застольничали долго, поэтому никто из обитателей зимовья не заметил, что наступило мирское новолетие — пришёл Новый год, Закончился Великий пост и наступило Рождество. О церковном календаре никто не вспомнил.

У чалдонов и тунгусов был свой календарь с зарубками на столбе. По этим зарубками они отмечали, насколько увеличивается или уменьшается световой день, когда случается солнцеворот и равноденствие. Этот деревянный столп на самом видном месте ставили на Севере испокон веков. Потом церковники его стали называть «идол Ярилы», когда уже окончательно забылось древнерусское язычество и вся чертовщина, связанная с ней. И слава Богу!

Ерофеич терпеливо выслушивал бредни Шмонса. Лучше не спорить с порченным человеком, а то только хуже ему сделаешь. Это тебе любая бабка-шептуха скажет. Иногда Шмонс говорил без пафоса:

— Я очень красив, обаятелен, богат и сам себе хозяин. А если горе-правители толкают мир в бездну, то на всё воля Божья.

Сказал и истово перекрестился.

— Нам с тобой, Лёва, вся их политика до одного места. Мы сами по себе умнее всех. Только вот скажи, как Цитадель Цивилизации зарождение маосталинистов проморгала?

— Европа в телевизор глядела и любовались тихим угасанием русских раздробленных земель. Всем казалось, что наконец сбылась тысячелетняя мечта об «окончательном решении русского вопроса». И тут вдруг в Ниеншанце вскакивает на бронетранспортёр заучка-очкарик Толик Цой, ростом полтора метра с кепкой, и провозглашает победу народной революции на Русской земле во главе с партией «Друзья народа». Председатель Русревкома Конрад Иванович Лоренц, только что вернувшийся из эмиграции в Гамбурге, объявляет о поголовной мобилизации под музыку Прокофьева со словами: «Вставайте, люди русские!» Непобедимый маршал Народно-освободительной армии Руси Худайберген Османов буквально за полгода зачистил всю европейскую часть бывшей Великой России от областных князьков и атаманов, прихватил заодно север Финляндии и Норвегии, Белостокское воеводства в Польше и целиком все устье Дуная. А всё потому, что русские в курных избах, снова стали плодиться и размножаться, как тараканы.