Дьявольски эффективная техника продажи, подумала Дафна. Можно уйти бесплатно или остаться, но заплатить больше. К собственному изумлению, Дафна поняла, что верит в способности этой женщины сильнее, чем ей хотелось бы признаться самой себе.

— Нет, — сказала она, — я бы желала остаться.

Воцарилась тишина, пока экстрасенс внимательно рассматривала ее. Слышались звуки только негромкой музыки «Нового века». На лбу у Эмили собрались морщинки, когда она прошептала:

— У вас есть другой мужчина, так?

Дафна почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, а желудок скручивается в тугой узел. Это уже слишком!

— Дело не во мне, — выпалила она, ощущая себя так, словно кто-то влез ей в душу и обокрал ее. Перед глазами стояло лицо Лу Болдта. Ее охватила бесконечная тоска. Она чувствовала себя усталой и опустошенной. Она дошла до конца. Ей больше ничего не требовалось — ни экстрасенса, ни Оуэна, ни полицейского департамента.

— Разумеется, все дело в вас, — сказала Эмили. — Теперь это в прошлом, не так ли? В прошлом, но всегда в настоящем.

— Я не буду говорить об этом!

— Нет, — согласилась Эмили. — Нет смысла говорить об этом, правда? Прошлое пусть остается в прошлом.

— Вы смотрите на меня.

— Да, я смотрю на вас. — Поколебавшись, она добавила: — Теперь, я думаю, мы можем поговорить об этом сне. Как вы считаете?

«Догадка», — решила Дафна. Женщине просто повезло, она угадала, попала в яблочко, и выжала из нее все, что можно, прежде чем продемонстрировать свои способности. Она ничего не знала о Дафне. Она не умела читать мысли. Дафна не думала о Лу. Или, может быть, думала; она не была уверена. Она чувствовала себя смущенной и рассерженной. Смущение было ей внове; она не говорила на этом языке и не знала обычаев. Она вернулась к тем годам, когда читала, занималась, брала интервью, составляла психологические портреты. Она шагнула в безопасность тех лет, как человек, заблудившийся в темноте, стремится даже к слабому проблеску света.

Дафна медленно выдохнула, собираясь с мыслями. Она закрыла глаза и с драматическим надрывом произнесла:

— Сон всегда один и тот же: мужчина… я не вижу его лица. Он никогда не смотрит на меня, во всяком случае прямо. Он — сильный мужчина. Импозантный. И я вижу горящих людей, — сказала она хриплым, сухим, испуганным шепотом, даже не открывая глаз, зная, что завладела вниманием другой женщины. — Горящие дома. Жаркое белое пламя. Танцующие языки пламени. Горящие женщины. — Свой козырь она приберегла напоследок. — Никогда не вижу его лица. Только его… — Дафна крепко зажмурилась и отрицательно покачала головой. Она ждала реакции гадалки.

— Что, дорогая? — спросила Эмили.

— Его рука. Обожженная рука. Отвратительная. Обожженные пальцы.

Эмили громко охнула.

Дафна открыла глаза, стараясь скрыть свой восторг. Touché! Экстрасенс заметно побледнела. Дафна спросила:

— В чем дело? — А потом, поменявшись ролями, она села прямо и задала вопрос: — Вы знаете этого человека?

Гадалка отрицательно покачала головой.

— Вы видели тот же самый сон?

Снова отрицательное покачивание головой. Глаза Эмили все еще были большими, округлившимися. Она готовилась сделать какое-то замечание, готовилась вернуть себе утраченный контроль.

Дафна должна была говорить, чтобы сохранить свои позиции.

— Вы встречались с ним, — невозмутимо заявила она. — Он приходил сюда. — Она обвела глазами комнату и придала лицу свое лучшее выражение ужаса. Потом крепко обхватила себя руками, словно прогоняя холод. — Он был в этой комнате, — продолжала она, с удовлетворением отмечая, что ее замечания буквально пригвоздили Эмили к месту. — Кто он? — спросила Дафна. — Почему я вижу его в своих снах?

Дафна ждала, положив руки перед собой на стол. Она подалась вперед.

— Кто он такой, что вторгается таким вот образом в мои сны? Он собирается убить меня? В этом все дело? Это тот человек, который сжигает дома? Это все новости?

— Кто вы? — задыхаясь, проговорила Эмили.

— Вы видели эту руку. Я знаю, что вы видели эту руку.

На лице гадалки появилось выражение страха.

— Вы — его подруга. Его женщина? Вы проверяете меня? — Дафна оставила эти вопросы без ответа.

— Вы видели его!

— Вы лжете мне, — сказала Ричланд, опустив глаза, в которых промелькнула угроза. — Не лгите мне.

— Рука, — повторила Дафна. — Вы видели эту руку. Я знаю, что видели. Я наблюдала вашу реакцию. Я точно знаю теперь, что вы видели эту руку. Почему? Почему я пришла к вам? — Она пыталась выглядеть как можно более испуганной, взволнованной и неуверенной. — Я ведь могла отправиться к любому экстрасенсу. Почему вы? — «Польсти ее эго», — напомнила себе Дафна — она с успехом применяла этот прием к десяткам подозреваемых преступников.

— Потому что я могу помочь вам, — ответила Эмили, и подозрение в ее глазах уменьшилось. — Расскажите мне об этом сне.

Дафна спросила:

— Неужели у меня тоже есть способности? Нет ли какого-либо способа остановить это или управлять им? Мне не нравятся такие сны. Я больше не хочу их видеть. Неужели вот так все и начинается? Со снов?

— Мы все обладаем способностью провидеть будущее, — четко проговорила гадалка. — У нас у всех получается это: мы вспоминаем о друге, которого не видели сто лет, за несколько мгновений до того, как зазвонит телефон, и оказывается, что на линии — этот самый друг. Беспокоимся о приятеле или родственнике, а потом узнаем, что с ним случилось нечто ужасное — или наоборот, нечто замечательное. Хотя я должна сказать вам следующее, — заметила она как бы мимоходом. — Темнота, зло почему-то передаются намного сильнее, чем добро. Говорят, что люди, которые были близки к тем, кто умер, внезапно испытывали сильную боль или даже падали на землю в момент смерти близкого человека, хотя сами могли быть далеко от него. Скептики называют это совпадением. Я называю это Силой. Разница между этими людьми и мной — между вами и мной, моя дорогая, — заключается в том, что я могу призывать эту Силу. Я могу повелевать ею. Соединяться с ней тогда, когда мне удобно. Но по самой своей сути она не отличается от ваших снов. Да, я могу сказать, что в этих снах вы соединялись с ней. Что-то в этом мужчине обеспокоило вас. Может быть, эти же сны снятся и другим; а может, и нет. Это все не имеет значения. А значение имеет только то, что вы соединились. — «Интересно, неужели она говорит правду?» — подумала Дафна. — Да, — сказала Эмили. — Я знаю этого человека. Я видела его. Он сидел на этом же стуле.

Дафна вскочила с места, едва не перевернув при этом столик, и, хотя гадалка, протянув руку, удержала его от падения, колода карт Таро рассыпалась по его крышке, а одна карта даже упала на пол. Гадалка уставилась на нее — карта лежала лицом вниз, — и в комнате стала ощущаться нарастающая угроза.

— Простите меня, — извинилась Дафна.

Но Эмили отмахнулась от ее извинений и, наклонившись, потянулась к карте и перевернула ее.

— Смерть, — объявила она, и глаза ее встретились с глазами Дафны. — Эта карта может быть хорошей, — сказала она, — но не всегда.

Смерть стала неотъемлемой частью жизни Дафны еще с тех пор, когда она была ребенком. За многие годы своей учебы и душевных метаний, и даже работы врачом-психиатром, она пришла к пониманию того, что смерть — это составная часть жизни, но ребенком она не понимала этого, не могла принять этого знания. В течение долгих лет она олицетворяла себя со Скаут из фильма по роману «Убить пересмешника» (книгу она прочитала, только став подростком): молоденькая девчонка-сорванец, выросшая в сельском округе Кентукки, окруженная богатством, привилегиями и смертью. Ее отец был адвокатом защиты, выигрывал и проигрывал дела, где на кону стояла человеческая жизнь. Она впервые близко столкнулась со смертью, когда у ее пони Делл начались колики и она умерла. Дафна провела всю ночь в стойле Делл; хотя для нее сделали все, что можно, старая пони ржала от боли и умерла. Дафна обнимала ее обеими руками за сладко пахнущую шею, и слезы ручьем лились у нее из глаз.