Когда солнце опустилось и закат догорал, горожане ушли ужинать, а бригада грузчиков привезла на площадь небольшую сцену на колесиках, установила ее поровнее, а потом водрузила на нее самые разные, но неприятные предметы. Там была высокая железная рама, хорошо и обильно снабженная ремнями и цепями, ящик-гроб, длинный стол с темными пятнами, засохшими по краям.

Руиз почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине, и ему тут же перестало быть скучно.

Когда тьма совершенно окутала город и воздух стал холоднее, ряд факелов зажегся за сценой. Выглядывая в щелочку своей клетки, Руиз увидел, как горожане Стегатума собираются на вечернее развлечение. Площадь заполнялась. Возможно, крестьяне из отдаленных районов прослышали про казнь, потому что на площади, казалось, столпилось больше людей, чем жили в городе. Зрители толпились близко от клетки Руиза, а множество подростков-мальчишек взобрались на саму клетку, где их подбитые гвоздями ботинки производили невообразимый грохот. Видимо, пока на него решили не обращать внимания.

Когда площадь почти заполнилась, появилась паровая карета, чуть больше и диковиннее, чем та, что привезла Руиза во Владение. Толпа притихла. Карета остановилась перед сценой, и ее средние двери откинулись так, что стал виден Лорд Бринслевос, который лежал на роскошной кушетке, накрытый меховым покрывалом, подтянутым до подбородка. Лорд был очень бледен и напряжен. Он поднял руку и сделал повелительный жест.

— Начинайте, — сказал он слабым голосом.

Он бросил взгляд на клетку Руиза, и Руиз подумал, что он увидел столько же удивления, сколько злобы в глазах Лорда.

Фокусник Лорда, который был одет в плащ чернильного цвета, появился на платформе, и факелы засияли ярче.

— Горожане Стегатума, — сказал он хорошо поставленным голосом. — Добро пожаловать на это Искупление и Назидание.

Он роскошным жестом поклонился.

— Привести сюда обвиняемого!

Два солдата в черных мундирах открыли клетку Ронтлесеса и вытащили его. Ему меньше повезло, чем Руизу, во время дневной жары, и сперва его ноги отказывались поддерживать его, глаза слепо смотрели вдаль, без понимания того, что видят. Когда один из солдат предложил ему какой-то напиток в кожаной чашке, он схватил ее и осушил в два глотка.

Как раз возле своей клетки Руиз услышал удовлетворенное хихиканье от человека, которого он не мог видеть. Этот человек прошептал:

— Он слишком спятил от жажды, чтобы отказаться от настоя, который сделает его совершенно покорным и одновременно обострит его нервное восприятие, так что он будет чувствовать каждое страдание сильнее. Ха-ха, ей-богу, он этого просто-таки заслуживает.

Руиз передвинулся к другой щели, и теперь он мог видеть в профиль приятные черты Релии, местной проститутки из «Приюта Денклара». Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и сказала:

— Ты здесь, в этой клетке, Вухийя? Мне кажется, я вижу блеск твоих глаз.

— Да, — ответил он, — я здесь.

Она печально покачала головой.

— Мне так жаль видеть тебя здесь. Ты мне казался приличным парнем для продавца-то змеиного масла. Какая муха тебя укусила дать Лорду плохое масло?

— Не знаю…

Прошло короткое молчание, за это время солдаты наполовину втащили Ронтлесеса на сцену. Они привязали его голое тело к железной раме, и к нему, казалось, вернулось сознание, он злобно смотрел пылавшими глазами на Лорда и толпу.

Релия вздохнула.

— Попозже я постараюсь принести тебе тростинку с водой, так что ты сможешь отказаться от настоя, когда завтра придет твоя очередь.

— Спасибо тебе, — сказал он, но она отодвинулась подальше от клетки. Сострадательная женщина проститутка Релия, подумал он. Но он надеялся, что уйдет, прежде чем она принесет ему воду.

Началось представление, и Руиз смотрел с болезненным интересом.

Сперва фокусник подогрел толпу серией небольших трюков, унизительных и болезненных, но пока не членовредительских. Он притворился, что сдавливает голову приговоренного надзирателя, и из его ушей показался коричневый дым. Он притворился, что отыскивает на теле у жертвы множество ядовитых огромных насекомых, тут и там, которых он брезгливо убирал щипцами, однако не прежде, чем они болезненно укусят Ронтлесеса, так что жертва визжала и извивалась с удивительной энергичностью. Потом из распяленного рта Ронтлесеса он начал вытаскивать блестящее розовое яйцо, которое оказалось слишком большим, чтобы его можно было вынуть. Фокусник возился над задачей извлечения этого яйца, торчащего изо рта жертвы. Сперва Ронтлесес побагровел, а потом посинел, когда фокусник сжал вместе его ноздри, как бы для того, чтобы лучше ухватиться за его лицо. В конце концов палач похлопал по яйцу своим жезлом, и из него проклюнулись жирные сонмы белых сегментчатых червей — некоторые из них упали на пол, некоторые, казалось, заползли в рот и глотку Ронтлесеса. Ронтлесес выкашлял червей и судорожно втянул воздух. Лицо его уже переменилось каким-то существенным образом, поэтому он казался совершенно иным человеком.

Руиза тошнило до печенок, но он не мог отвернуться.

Начался первый крупный акт Искупления Ронтлесеса. Фокусник набросил тонкий белый шелк на бывшего надзирателя, который обвис в раме, вероятно, истощенный вступительными пытками. Складки шелка сомкнулись над жертвой, как туман, и благодаря какому-то трюку, казалось, прикрывали какое-то нечеловеческое тело, скорее, что-то чудовищное, что-то, чреватое безобразием. Факелы на секунду погасли, по шелку пробежало движение — и потом фокусник сорвал его прочь.

Ронтлесес подвергся ужасному преображению и теперь напоминал огромного паука с получеловеческим лицом. Каким-то образом связки его ног были растянуты или разрезаны, чтобы можно было завернуть его ноги за голову и через плечо. Пальцы ног смотрели вниз совершенно неестественным образом. Они слабо подрагивали, а руки его бешено размахивали где-то за ягодицами. К его животу прикрепили четыре искусственные лапы, они размахивали куда энергичнее, чем его естественные члены, и мгновением позже Руиз увидел, что они представляли собой змей, которые были заключены в прозрачные трубки. Рептилии без разбора кусали и друг друга, и плоть Ронтлесеса, с большим энтузиазмом.

Ронтлесес не мог кричать, видимо, потому, что паучья маска, которая теперь была на нем надета и закрывала нижнюю половину лица, одновременно была и кляпом. Но глаза его были безумными от боли, и он бешено мотал головой в разные стороны, добавляя к впечатлению от его нового тела весьма драматический штрих.

Фокусник низко поклонился Лорду Бринслевосу.

— Таким образом, мы видим Искупающего вину в его подлинной форме, как насекомое, которое кусает руку своего господина.

Искупление продолжалось.

Фокусник рассыпал на тело Ронтлесеса сотни насекомых, которые зарылись в кожу жертвы и исчезли, пока фокусник не хлопнул в ладоши и не прокричал заклинание, после чего насекомые вылезли и улетели. Выходные отверстия после них составили ярко-красную надпись угловатыми фараонскими буквами. Казалось, это было извинение, но прочесть его можно было только секунду, прежде чем кровь побежала по торсу Ронтлесеса и замазала буквы.

Последовал антракт, пока фокусник приводил свою жертву в себя от шока и унимал кровь.

Когда Искупление возобновилось, бывший надзиратель едва казался человеком, если не считать его глаз, которые смотрели на мир с равной долей изумления и боли. Он свисал с рамы и принимал дальнейшие издевательства, причиняемые ему, с большей покорностью, чем палач считал пристойной. Пошли в ход огонь, ножи, многочисленные разъедающие яды, и снова Ронтлесес извивался настолько активно, насколько позволяло его перебитое тело. Над ним были проделаны варварские ухищрения и самые изощренные пытки в течение примерно еще получаса.

В конце концов Руиз больше не мог выносить этого зрелища, поэтому он пропустил смерть Ронтлесеса, которую отметило молчание толпы. Молчание показалось таким зловещим, что он встал, и, выглянув из своей клетки, увидел финал.