Он постепенно привыкал к ощущению руля в руках, понял, как именно реагирует лодка на его прикосновения, и напряжение постепенно стало уходить из его мускулов. Если ветер не станет сильнее, он справится с лодкой.
Вскоре после полудня ветер утих, и Руиз смог на какое-то время оставить рулевое весло. Он проглотил глоток старой воды из канистры, но не смог заставить себя попробовать питательные блоки. У них был плесневелый, мумифицированный вид и неприятный запах затхлости. Насколько он знал такие блоки, они всегда отличались этими качествами, но при его теперешней скорости он достигнет Моревейника задолго до того, как голод станет проблемой.
Он произвел замеры старинным секстаном, нанес свое положение на карту и сверил с проложенным заранее курсом. Свое положение он отметил с большим удовольствием: за последние три часа он в среднем делал по четырнадцать узлов в час. У него появилась смутная надежда. Казалось, он сможет выжить и добраться до Моревейника, и это было хорошо. Но потом он окажется в Моревейнике лицом к лицу с неразрешимой задачей.
Он отвязал рулевое весло и сосредоточился на насущных проблемах, и в этой сосредоточенности он черпал силы и вдохновение. Остаток дня он провел в приятном безмыслии.
Когда на море стала опускаться ночь, низкие тучи поплыли по небу к западу, и ветер стал крепчать. Волны стали выше и разбивались о поплавки катамарана с шипеньем и гулом.
Руиз вздрогнул и поставил парус так, чтобы лодка пошла помедленнее, приспосабливаясь к усилившемуся ветру и непогоде. И все же лодка рвалась вперед в кипении пены, дрожа от напряжения при перескоке с волны на волну. Руизу стало еще беспокойнее.
Когда сгустилась полная тьма, скорость стала еще страшнее, а волнующееся море стало совсем зловещим.
Руиз сражался с рулевым управлением, пытаясь все время сделать так, чтобы волны били в корму лодки, так, чтобы их сила безвредно подталкивала лодку вперед. Но ветер так громко запел в парусах, что Руизу стало страшно, что лодка взлетит с одной волны и зароется носом в глубину следующей.
Он попробовал вспомнить, что ему делать, попытался оживить воспоминания давно минувших дней, когда он сражался в баталиях на планете, где было множество океанов.
Наконец он вспомнил и сообразил, что должен делать дальше. Он дождался затишья. Когда ветер чуть утих, он слегка повернул кливер по ветру и перенес левее рулевое весло.
Лодка замерла, чуть развернулась и, словно уточка, закачалась на волнах.
Руиз привязал рулевое весло, вытер пену с лица и прополз по койке размером с тесный гроб к подветренному поплавку. Он аккуратно захлопнул задвижку каюты и вытянулся на тонком матрасе.
Почему-то по нему прошла дрожь счастья и удовольствия. Он и сам не понял, почему. Лодка бешено подпрыгивала, ветер визжал, барашки скакали по волнам.
Но он заснул, невзирая ни на что.
Он проспал до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над горизонтом, и его разбудила в конце концов именно тишина. Когда он вышел на палубу, он обнаружил, что ветер спал до легкого дуновения, и лодка сидела на чистом море, похожем на стеклянную пластику. Оставшееся волнение моря то поднимало, то опускало лодку, и Руиз снова обрадовался тому, что никогда не страдал от морской болезни.
Он отвязал весло и двинулся своим курсом далее, к Моревейнику.
Его продвижение вперед уже не было таким впечатляющим, как накануне. Он мог вымолить только три-четыре узла у стихшего ветра. Он стал с ветром экспериментировать. Он попробовал закинуть удочку, но безрезультатно. Он замерил все необходимые параметры по солнцу и стал изучать карты. Он не был уверен в том, насколько ночной шторм снес его к востоку, пока не замерил свое положение еще раз, днем. Он все время посматривал по сторонам, особенно вправо, словно ожидал, что там вот-вот появится очертание берега Нампа.
После полудня он увидел маргара, одинокого самца, который поднялся на поверхность, чтобы прочистить дыхательные отверстия, в двух километрах от него по правому борту. Огромная рептилия выкатилась на поверхность в вихре пены, ее дыхательные отверстия с сипеньем пропускали воздух, а один поднятый гребень отражал солнце белыми лучиками.
Руиз затаил дыхание, пока тварь не погрузилась в воду. Увидела ли эта рептилия его? Заинтересует ли ее утлая лодчонка?
Время шло, и его пока не съели.
Он стал расслабляться, когда увидел обтекаемое черное тело на восточном горизонте.
Когда этот силуэт наконец резко повернул к нему, он стал думать про себя, что, может, оно и к лучшему – оказаться обедом для маргара.
Нет, тут же свирепо одернул он себя. Ничего подобного, и хватит подобных штучек. Он проверил свой вибронож.
Через несколько секунд он уже смог разглядеть злобные маленькие горящие глазки, которые были на самом деле нарисованы на носу приближающегося корабля. Замок Дельт, подумал он, остолбенев. Судно оказалось маленьким, быстрым реактивным корабликом с открытым кокпитом, которые обычно использовали для разведки и проникновения в стан врага. Две фигуры в броне притаились за стеклом, которое защищало рулевую рубку от брызг.
Руиз дотронулся до своего виброножа – поразительно непригодное в подобной ситуации оружие. Он стал лихорадочно искать, какой план можно было бы применить к этой ситуации, но ничего не приходило ему на ум.
Наконец он решил, что лучшим выходом будет притвориться совершенно безвредным и беспомощным, и надеяться, что дельтанцы в чем-нибудь промахнутся и проявят неосторожность.
Он пощипал свои щеки, пока покалывание и тепло не сказали ему, что щеки его порозовели, прочесал пятерней волосы, чтобы они легли гладкими волнами.
Лодка подошла боком, послав волну, которая перехлестнула через поплавок катамарана. Мотор лодки взревел и потом перешел в низкую пульсацию. В катамаран вцепились абордажные крючья. Потом канаты, прикрепленные к крючьям, втянулись, сблизив рывком обе лодки.
Руиз весело улыбнулся экипажу лодки – это были два дельтанца в черных масках, раскрашенных в красные волнистые полосы, а их легкая броня носила узор из черных и зеленых светящихся полосок. Красные шевроны на масках показывали, что это были члены офицерской касты, известные под именем Суб-Доминаторов: молодые, неопытные, командиры на уровне взвода. Шлемов на них не было. Вероятно, они посчитали его легкой добычей.
Один держал в руках осколочное ружье и беззаботно играл его предохранителем.
– Привет! – сказал Руиз, вставая, сложив на груди руки. Он постарался сделать свой голос тонким и высоким, полным надежды и кокетства. – Я так рад, что вы меня нашли!
Один из них рассмеялся с напускной жесткостью. Руиз мог легко представить его в классе, перед которым покрытый шрамами ветеран командует:
– Смеяться надо так, чтобы кровь в жилах сворачивалась! Теперь все вместе: смейтесь!
Надежда его взлетела как на крыльях.
– Да, – сказал Руиз. – Я не знал прямо, что мне делать.
Он состроил им глазки, выставил бедро и постарался сделать вид, что тело его максимально мягкое и уязвимое.
– Ты что тут делаешь, сопляк? – спросил тот, кто держал осколочное ружье.
Руиз придал своему лицу театрально трагическое выражение.
– Родериганцы разграбили нашу деревню, добрый сэр. Я убежал, благодаря доброй судьбе – так мне, по крайней мере, тогда казалось… А потом я оказался в море, совсем один… И защитника у меня никакого нет, – Руиз облизал губы и широко раскрыл глаза.
Тот, кто смеялся, снова попробовал издать замораживающий кровь в жилах смех, на сей раз с большей уверенностью.
– Мы тебя защитим, – сказал он. – Влезай на борт.
Руиз перебрался к ним через борт, стараясь двигаться мелкими неуклюжими движениями и покачивать бедрами, ведя себя так, словно острая сталь борта врезалась в его нежные ручки.
– Ой, спасибо вам, добрые сэры, ой, какое вам спасибо, – бормотал он.
Тот, кто поигрывал осколочным ружьем, защелкнул предохранитель снова, снял его совсем и выстрелил экономный залп в катамаран, который разлетелся надвое. Руиз попытался скрыть гримасу боли: ему так нравилась эта маленькая прелестная лодка.