Юбере посмотрел на своего брата со странно нежной гордостью.
– Что за машина для убийства наш Реминт, Кореана. Ты знаешь, что однажды он убил Мокрассара в невооруженной схватке? Правда, Мок был старый и болел какой-то болезнью вроде гниения хитина, но все же – что за колоссальная победа. А теперь он гораздо сильнее: кости у него все укреплены, волокна мышц утроены. Моносеть вживлена ему под кожу. Прочие рефлексы тоже усилены. Мне кажется, он мог бы даже одолеть твоего Мока, хотя он, действительно, уж очень страшен… Во всяком случае, Реминт, ты должен подчиняться этой женщине, как ты подчинялся бы мне. Разумеется, не в том случае, если она прикажет тебе сделать нечто, что затрагивало бы мои интересы и вредило бы мне. Но ты уже и так это понимаешь, правда, братишка? Понимаешь навсегда и во веки веков, а?
Кореана подавила дрожь. Она всегда считала Алонсо Юбере бесстрастным расчетливым человеком – как же она ошибалась!
Только когда она вывела Реминта и взяла его с собой, ей пришло в голову, что она так и не узнала, что за план или поступок заставил Реминта обратиться против своего брата.
Фломель нашел, что его новое обиталище ничуть не хуже прошлого. Воистину, эта каморка была чуть лучше, чем камера.
Когда открылась задняя дверь и женщина на видеоэкране сказала ему, чтобы он вышел и пообщался бы со своими товарищами по заключению, он с радостью повиновался.
Он вышел из двери и оказался в высокой комнате с красивым потолком. Вокруг стояли маленькие кучки людей, разговаривая между собой. Прочие совокуплялись в небольших задрапированных нишах или сидели за столами, играя в настольные игры. Фломель с неодобрением поджал губы. Что за вульгарные и фривольные люди эти жители пангалактики! На Фараоне рабы тоже не отличались серьезностью характеров и помыслов. Возможно, во всей разнообразной галактике люди не особенно отличались друг от друга.
Он расхаживал среди прочих пленников, избегая смотреть кому-нибудь в глаза и не обращая внимания на непристойные действия в нишах.
Вдруг он окаменел, не в силах поверить собственным глазам. Дольмаэро, Мольнех и Низа сидели за маленьким столиком, попивая из высоких стаканов и глядя на остальных рабов.
Его первым порывом было радостно броситься к ним, чтобы обратиться к ним, как к потерянным и вновь обретенным дорогим друзьям, но тут он вспомнил, как они сотрудничали с тем безродным убийцей, даже в тех унижениях, которые негодяй заставлял его переживать. В душе Фломеля закипело бешенство, и он сжал кулаки. На секунду ему захотелось подбежать к ним и уничтожить голыми руками. Руиза Ава нигде не было видно, их никто не защищал. Однако тут он взял себя в руки. Ему надо быть терпеливым. Скоро Кореана придет за ним, а пока что он мог повысить свою ценность в ее глазах, разузнав, что можно. Кореана их накажет, он не сомневался. Он собрался с духом, приклеил на лицо радостную улыбку и бросился к ним, выкрикивая радостные приветствия.
Низа в ответ на его крик подняла голову и увидела Фломеля, на лице которого красовалась настолько лживая улыбка, что по спине у нее пробежала дрожь ужаса.
– Дольмаэро! Мольнех! Как я рад вас видеть! – он еще шире осклабился своей непристойной ухмылкой. – И ты тоже здесь, Низа! Разумеется! А где твой храбрый продавец змеиного масла?
Она не могла заставить себя заговорить. Внезапное, совершенно неожиданное появление Фломеля казалось ей недобрым предзнаменованием.
Но за нее ответил Дольмаэро, сдержанно, настороженно, но вежливо.
– Мы понятия не имеем, Мастер Фломель. Он оставил нас тут, чтобы найти на нас покупателя – так он сказал. Но какая неожиданность, что ты тоже здесь.
– Да, я сам удивился, – сказал Фломель. Он подтащил к столу еще один стул и сел без приглашения. – Значит, он бросил вас на произвол судьбы, – сказал он злорадно, и на лице его заиграла улыбка, которая, правда, тут же сменилась выражением сочувствия и сострадания.
– Боюсь, что так, – сказал мрачно Дольмаэро, и Низа почувствовала восхищение тем, как ловко тот притворяется. Может быть, Старшине Гильдии надо было бы стать фокусником. Он более правдиво играл свою роль, чем Фломель свою. С другой стороны, видимо, ненависть Фломеля к Руизу Аву была настолько сильна, что тот не мог ее как следует скрыть. Дольмаэро же действовал из более расчетливых и спокойных мотивов.
– Ну что же, я никогда не доверял его милости и щедрости – а вы помните, чем он ответил на мою осторожность? Он скверный человек, и я рад, что вы наконец-то разделили мое мнение о нем. Хотя мне очень печально видеть, что вы пришли к такому концу, – сказал Фломель голосом, в котором неискренность так и звенела.
Низе пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не защищать Руиза. Она сжала зубы и резко кивнула.
Фломель положил ей на плечо руку успокаивающим жестом. Она постаралась не отпрянуть.
– Особенно это разочарование должно было ударить по тебе, дорогая моя, – сказал он со снисходительной улыбкой.
Наверное, Дольмаэро почувствовал, как ей плохо, потому что он быстро заговорил, словно чтобы отвлечь Фломеля от триумфально-мстительных чувств.
– А как насчет тебя, Мастер Фломель? Каким образом ты оказался здесь?
Легкое смущение на миг отразилось на лице Фломеля и потом рассеялось. Низа подумала, что он наконец выбрал, что именно ему соврать.
– Это получилось в результате довольно запутанных событий, Старшина Гильдии – я должен признать, я в них мало что понял. Те, которые всех нас взяли в плен, забрали меня в другую, куда менее удобную камеру, где, видимо, меня купило какое-то влиятельное лицо в городе, которое послало со мной своего слугу-инопланетянина, чтобы он привел меня сюда. Странное существо, которое ходило и говорило как человек, но у которого была физиономия и манеры домашней кошки. Очень странно. Что, интересно, произойдет со мной теперь? Я понятия не имею.
Фломель, казалось, погрузился в раздумья о своих таинственных обстоятельствах, но потом философски пожал плечами.
– Ну ладно, что поделаешь, мы вдалеке от старого доброго Фараона. Здесь все происходит совершенно по-иному. А, Мольнех? – он добродушно толкнул тощего фокусника локтем под ребра.
Ответная улыбка Мольнеха была немного болезненной, но Фломель, казалось, этого не заметил. Он продолжал свои размышления вслух.
– Похоже на то, что нам придется приспосабливаться. Значит, вы считаете, что Руиз Ав пока еще вас не продал и только собирается? Может быть, он и не станет, может быть, он вернется за вами через какое-то время и сдержит те обещания, которые он вам дал – дал тогда, когда ему была нужна ваша помощь. Может ведь такое быть?
Хитрое выражение мелькнуло на лице Фломеля, и Низа решила, что он проверяет их – не осталось ли в них искры доверия к Руизу Аву.
Дольмаэро печально покачал головой.
– Боюсь, что нет. Мне кажется, что мы неправильно судили о нем. Мне теперь кажется, что он просто весьма убедительный лжец.
Он посмотрел на Низу. Ей показалось, что он просит ее помочь ему убедить Фломеля. Низа сумела утвердительно кивнуть.
Может быть, Фломель примет ее молчание за бессильную ярость и не увидит, на ком эта ярость сосредоточилась.
Фломель рассмеялся жестоким довольным смехом. Низе вдруг пришло в голову, что у Фломеля была тайна, в которой он находил огромное удовольствие, и она подумала, что хотелось бы знать, какие неприятные последствия эта тайна повлечет для них.
– Скажи мне, – начал Руиз Ав, – какие трудности ты предвидишь в том, чтобы добраться до Юбере?
Они вернулись из камеры, где фальшивый Алонсо Юбере расхаживал в послушании и полном спокойствии. Теперь они все трое сидели в гостиной Публия, попивая сиреневую настойку. Присутствие дублета остро мешало Руизу, хотя он сказал себе, что в этой ситуации нет ничего отличного от компании полуавтономного робота. Но роботы не пьют сладких наливок, облизывая губы после каждого глотка. Роботы не смотрят на человека чистыми невинными глазами, явно выражая желание помочь и сотрудничать. Роботы не дышат, в их металлической груди не бьется сердце, а мозги их состоят из холодных кристаллов, а не теплой плоти. Руиз никогда не был близко от человека, который прошел обработку генчирования, по крайней мере, если и был, то об этом не знал. Поэтому присутствие дублета причиняло ему острое беспокойство. Что чувствовало это человеческое существо нечеловеческого происхождения? Неужели его чувства столь радикально отличались от всего того, что чувствовали остальные обычные люди? А если нет, что же тогда можно было сказать о ценности и верности жизненного опыта самого Руиза Ава, если невозможно было отделить настоящее переживание от искусственного?
