Как в старину выглядела жизнь внутри поселений, в которых крестьяне жили трудами рук своих, мы не имеем возможности разглядеть более близко. Индивидуальная, совершенно свободно наследуемая и отчуждаемая земельная собственность в позднейшем смысле прежде всего совсем отсутствовала. Но те или иные исходившие от семьи ограничения в распоряжении полем и здесь существовали; что касается землевладения патрициата, то это само собой разумеется здесь, как и везде; но в более слабой форме существовали они и у крестьян. Верных следов этого мы не находим. Ссылка на расточение bona patema avitaque[432] в опеку указывает на общее всякому проникнутому милитаристским духом праву специфическое осуждение продажи наследственной земли, но не является верным указанием на первоначальное правовое различие между ними в отношении к отчуждаемости. Можно предполагать, что развитие не было здесь принципиально иным, чем в Элладе, и во всяком случае (в принципе) наследственное и отчуждаемое владение землей и здесь стоит в начале дошедшей до нас истории. Легенда о наделении Ромулом всех граждан heredium’ом в 2 югера[433] как единственно наследственным (не отчуждаемым) владением не является доказательством против этого. Ибо ясно, что это не есть полное крестьянское владение ранней поры. Но, с другой стороны, невозможно, — как хотел Э. Мейер — разуметь под этим землю поденщиков. Скорее heredium есть «hortus», усадьба (eine «Wurth»), для индивидуальной обработки отдельным небольшим семействам в наследственное владение предоставленный, но в смысле отчуждения за пределы семьи по основаниям государственного характера ограниченный усадебный участок (Gartenlos). Для интерпретации открыты три возможности.

Во-первых: при основании городов путем синойкизма или путем учреждения города магистратом живущий в городе плебей — следовательно, ремесленник, розничный торговец и т. д., который не принадлежал к gentes[434], но в котором была потребность и которого желали иметь, наверное, так же, как при основании многих немецких городов средних веков — получал 1) усадебную землю (Gartenland) и 2) право выпаса для своего скота в общинном поле (Gemeindeflur), но вовсе не получал крестьянской гуфы (надела). То же, вероятно, было в колониях граждан этой ранней поры, которые еще не имеют аграрно-политической цели, но имеют ввиду снабжение гарнизоном и заселение римлянами береговых мест (coloniae maritimae), с помощью которых за Римом в интересах торговой монополии должен был утвердиться берег, и в которых потом колонист обязан был иметь жительство (как в Афинах солоновские клерухи на Саламине). Как раз здесь имеет место наделение «bina jugera»[435] (в одном, не вызывающем сомнения примере: Анксур[436]), и колонист, как таковой, само собой разумеется, имел право выпаса. (Что, кроме того, ему предоставлены были еще и другие права в этом отношении, как я раньше допускал, это теперь применительно к восточно-эллинистическим условиям больше не кажется мне вероятным, и нужно оставить всякую мысль о какой бы то ни было общности полей (Flurgemeinschaften) по типу немецкого поселения как для Рима, так и для всей Древности). «Binajugera» были бы тогда, следовательно, наделом (das Los) всех тех свободных плебеев, которых принимали во вновь возникавший городской союз.

Вторая возможность (комбинируемая с первой): — надел (das Los) пехотинцев или, вернее, его счетная единица: в конце 2-й Пунической войны ветеранам испанских и африканских походов было обещано по столько раз по два югера, сколько лет они служили (правда, неровные цифры земельного наделения выступают в «Аналистине», но уже название «centuria» для 100 x 2 югеров показывает, что нормальной единицей являлся двойной морген[437]). Третья возможность: что поселенный для утверждения за государством отданной под колонию области полноправный гражданин в древнюю пору совсем иначе был наделен, чем с помощью двух югеров, это делает вероятным одна заметка об Анциуме[438], согласно которой после покорения этого города враждебно настроенные жители его были превращены в крестьян, обрабатывавших из части землю колонистов (Teilbauer) (в илотов). Здесь, следовательно, два югера были лишь городским наделом (das Stadtlos) сосредоточенных в городе (как это было в Митиленах) клерухов. Клерух, в таком случае — конечно не ремесленник или мелкий торговец (гипотеза 1), но воин — должен быть имевшим оседлость в городе землевладельцем (staatässiger Grundherr), а не крестьянином. Как тогда, в противоположность этим плебейским или патрицианским городским поселенцам, мы должны представлять себе права на поля, принадлежавшие крестьянским семьям, это совершенно неясно, точно так же, как и то, какие феодальные права существовали в отношении к ним. Это относится и к самому Риму.

Римские граждане в историческую эпоху разделены на трибы и курии, как в Греции на филы и фратрии. Род (die Sippe) (gens) был (долго оспаривавшийся пункт) и здесь ограничен знатью. И здесь он не представляет собой ничего «первобытного», но является образованием, возникшим путем дифференцирования на почве владения скотом, благородным металлом, землей, отдавшимися из-за долгов в рабство людьми и опиравшегося на это рыцарского образа жизни и военного воспитания (Training). Наверное, образование родов (т. е. совместное владение имуществом, придавание значения кровной связи и дальнейшее, что из того следует) и здесь прежде всего началось в семьях прежних волостных князей (Gaufürsten), которые постепенно превратились во владетелей бургов (Burgherren), как и в Греции. Синойкизирование знати бургов — политическая заслуга всей древнейшей эпохи Рима. Такое вступление знати в состав общины (Eingemeindung) могло совершиться добровольно — знаменитым примером является принятие рода Атта Клавза в качестве Рода Клавдиев в союз родов (Geschlechterverband) с предоставлением земли ему и его «клиентам») — или при случае насильственным путем с помощью «ломки» («Brechung») ее бургов. Понятно поэтому, что 16 древних сельских триб носят родовые имена. И это, конечно, не доказывает здесь также ни того, 1) что вся или лишь большая часть земли соответствующих территорий принадлежала этим родам как землевладельцам (Grundherren) — в таком случае преобладающее большинство патрицианских родов было без земли, — ни того, 2) что первоначально gens был учреждением, общим всем свободным.

Скорее само римское предание показывает, что территория (das Land) за пределами городских ворот долгое время оставалась разделенной на pagi, как это было с древнейших времен, до тех пор, пока позже (см. ниже) не последовало разделения ее на tribus rusticae. Несомненно, в период полного развития господства знатных родов (Geschlechter) сельские округа так же были лишены политических прав, как и в Элладе в специфически аристократических городах-государствах (Adelspolis). А знатный gens и в Риме (и здесь еще больше, чем в иных эллинских государствах) есть владеющий пахотной землей, но живущий в городе род: солдаты больших войск Рима в эпоху его территориального расширения были крестьяне, но их офицеры — всегда горожане. Как в Элладе знатные роды почти всегда имели других святых-покровителей (Schutzheilige), чем народ (впервые это подчеркнуто Э. Мейером), так и sacra римских родов (gentes) суть обряды частного культа; принципиально gens есть «помимо государственное» (präterstaatliches) образование, а следовательно, и не «часть» государства. Напротив, общие sacra [святыни] курий (curiae) суть sacra publica [государственные святыни].